Заснула, а когда проснулась — её укутывал плащ, пахнувший морем и чем-то терпким.

Сказка вернулась, как и ожидалось. Её принц нашел свою Ассоль и согрел теплом своей любви.

Она тёрлась щекой о грубую ткань, и была самой счастливой. В душе уже привычно мурлыкал котёнок, в животе порхали бабочки.

Ассоль знала, как прекрасно любить. Но как же — во сто крат прекраснее — быть любимой! И этот плащ, простой, не очень аккуратно пошитый, был ей сейчас милее всех сокровищ и всех драгоценных нарядов.

Она завернулась в него и спокойно дошла домой, уверенная, что теперь ей ничего не страшно, теперь она будто в броне.

До полудня следующего дня она всё время выглядывала своего капитана. Представляла, будто он ищет по окрестностям случайно оброненный предмет одежды.

Ко встрече она подготовилась заранее. Выстирала и вычистила плащ, привела в порядок неровные швы, наложила едва заметные штопки на парочку обнаруженных крохотных дырочек. Так стало лучше. Значительно лучше.

Ассоль надела самое нарядное платье из всех — бледно-голубое, кисейное, с отделкой из тончайших кружев, напоминавших морскую пену. В таком наряде она выглядела лёгкой, почти невесомой, и самой будто вышедшей из вод первоокеана. Платье досталось в наследство от матери, и любая капернская модница отвергла бы его как ужасно старомодное, но для Ассоль мамино платье было самым красивым. Изящные синие туфельки без каблучков позволяли ей бегать, чуть касаясь земли.

Ассоль сидела внизу, у подножья скалы, на которой стоял её маяк, и вглядывалась в просёлочною дорогу: вот-вот поднимется пыль, а потом появится и одинокая фигура.

Он подойдёт и скажет — а голос у него непременно будет бархатистый, чуть простуженный морскими ветрами:

— Милая барышня, как-то вечером я забрёл в здешний лесок и случайно обронил там свой плащ, (конечно же, он ни за что не признается, что сам укрыл им Ассоль, но она-то будет знать, думала, густо краснея), не попадался ли он вам?

Она обязательно смутится и сердце у неё в груди заколотится быстро-быстро, протянет ему аккуратно сложенный и перевязанный кружевной ленточкой плащ и пролепечет:

— Не этот ли, господин?

Он скажет:

— Что вы! Мой был уже прохудившийся в нескольких местах, пыльный и старый.

Тогда она, ещё больше смущаясь, покажет ему штопки и заверит, что это именно тот плащ, который ищет благородный господин.

А капитан присядет рядом, возьмёт её за руки и скажет, что на самом деле искал вовсе не плащ, а её, что прошёл сто морей, выдержал тысячу штормов, пятьсот раз садился на мель, но всё равно добрался к ней. Потому она давно снилась ему, потому что он понял, что Ассоль из Каперны — его судьба. И уведёт её с собой, заберёт на свой корабль, и они вместе отправятся в страну, где круглый год в цвету абрикосы.

Так мечтала Ассоль, улыбаясь и прижимая ладошки к пылающим щекам.

На сей раз её мечтаниям помешал тот, от кого меньше всего можно было ждать подвоха.

— Вот ты где! — воскликнул Эгль, выходя из-за спины. Старик тяжело дышал и держался за бок. — Я оббегал все окрестности. Чего только не попередумал за это время. Уже и хоронил тебя. А ты сидишь тут! Сидишь и смотришь на дорогу!

— Я жду, — произнесла она так значимо, словно в этом — ожидании — и был смысл её земного существования.

— Чего на сей раз? С моря погоды?

Она впервые видела Эгля таким раздражённым.

— Хозяина плаща. Капитана того корабля, что пришёл вчера в Каперну.

Эгль присел рядом, положил ей руки на плечи, заглянул в лицо:

— Кажется, я всё-таки отравил тебя сказками. Ты совсем-совсем не готова воспринимать реальность, — он печально покачал головой. — Ну подумай сама: с чего бы тому капитану находить тебя в лесу и укрывать плащом?

— Потому что… ну ты же сам говорил… так сказано в пророчестве и так будет…

— Да, будет корабль под алыми парусами и принц, они будут. А вот про капитанов с плащами в лесу я ничего не говорил…

Ассоль печально вздохнула.

— Но ведь кто-то же там был и укрыл меня?

— Возможно, то просто добрые лесные духи сжалились над малышкой, уснувшей в лесу…

Ассоль не стала спорить, хотя и знала — Эгль не прав: плащ пах морем.

Старик поднялся и протянул ей руку:

— Идём, ты уже и так опаздываешь на встречу.

— Какую ещё встречу? — непонимающе воззрилась на него Ассоль. И только теперь заметила, что у Эгля в руках не привычный посох, а старинное, длинноствольное ружьё.

— С капитаном Грэем! — напомнил Эгль, и Ассоль почти простонала. За прошедшее время она сумела убедить себя в том, что «серый осьминог» тоже был лишь дурным сном, мороком, наваждением. И хотя накануне и выполняла его поручение, решила, что делала то для себя, просто чтобы разузнать последние новости в Каперне. Ведь ничего ценного ей разведать так и не удалось.

Так она и сказала Эглю.

— Мне жаль, дитя. Но тебе всё-таки лучше пойти и поведать об этом капитану Грэю. Помни, что от твоей лояльности к нему зависит жизнь твоего отца.

Ассоль сникла.

Реальность снова сурово и бесцеремонно вламывалась в её мирок. И теперь даже Эгль не препятствовал столь беззастенчивому вторжению.

— Да, — уныло проговорила она, — ты прав: надо идти. Может быть, капитан Грэй поймёт, что я бесполезна, как лазутчица, освободит меня от своего поручения и разбудит Лонгрена…

— Вот поэтому — идём.

Ассоль поднялась, опираясь на его руку, сунула подмышку свёрток с плащом и двинулась следом за Эглем.

Тот дорогой спешно излагал свой план: он спрячется за камнем, откуда отлично видно всю Бухту Острого мыса, и будет держать Грэя на мушке. И если мерзавец хотя бы попробует сделать что-то его милой Ассоль, тотчас же получит пулю про меж глаз.

Ассоль слушала вполуха. Ей совсем не хотелось видеться с «серым осьминогом» — он злил, пугал, выхолаживал. То были дурные, несвойственные ей и неприятные чувства.

Наконец — Эгль непрестанно тараторя, Ассоль горестно размышляя — они достигли Бухты Острого мыса.

Старик указал Ассоль на тот самый камень (на деле — целый утёс), за которым и собирался устраивать засаду.

— Иди, — сказал он, расположившись и целясь, — он уже ждёт тебя и явно не в духе.

Ассоль фыркнула и поспешила вперёд.

От скалы к пляжу, где и прохаживался капитан Грэй, вёл крутой каменистый спуск. Нога, в неприспособленной для ходьбы по такой местности обуви, спрыснула, и Ассоль полетела вниз. Она бы наверняка больно ушиблась, но свёрток с плащом вовремя выпал и удачно растелился прямо на пути её падения, смягчив удар.

Грэй уже был рядом, он протянул руку, желая помочь, но Ассоль вспомнила, как его ладонь превращалась в щупальце, оттолкнула руку и поднялась сама. Пусть и неуклюже и совсем неграциозно.

— Видите, как спешила к вам! — недовольно проговорила она.

Грэй презрительно хмыкнул.

— О, да, так торопилась, что опоздала на целых полтора часа.

Ассоль фыркнула рассерженным котёнком и задрала нос, холодно процедив:

— Вы не уточняли, с какого именно часа по какой станете ждать меня. Сказали: в полдень. А полдень — это всё, что после полудня.

Грэй рассмеялся:

— Удивительные рассуждения! Но не лишённые смысла! — и тут же лицо его стало серьёзным и даже суровым. — Но слушаться меня вы всё равно не стали.

Взгляд его сделался острым и злым, Ассоль даже попятилась.

— О чём вы? — бормотала она, отступая. — Я же здесь, пришла…

Грэй надвигался, как штормовая волна, и такой же потемневший и грозный.

— Пришли, — прошипел он, — но привели хвост! И добро бы какого-то молодого и сильного парня, а то — немощного старика. — Он схватил Ассоль за плечо и встряхнул, как тряпичную куклу: — Издеваетесь надо мной?! Играете?! Сильно не советую этого делать!

Ассоль не на шутку рассердилась, она вскинула голову и, буквально испепеляя Грэя взглядом, сказала резко и зло:

— А вы, похоже, всё что умеете, — угрожать слабым беззащитным девушкам. Хотя, — она брезгливо скинула его руку с плеча (Грэй к тому времени уже ослабил хватку), — чего ещё ожидать от головоногого моллюска.