– Что-то она о себе много мнит, – сказал тогда брат.

– Что значит по-твоему “мнит”?

– Вмешивается, советы дает, когда ее не просят. Как будто она уже член нашей семьи.

– Я так не считаю, – пробормотал я, но как говорят в старом еврейском анекдоте: “ложечки, после пропажи нашлись, а осадок от случившегося остался”. Мнение со стороны в начале отношений имеет большое значение.

А тем временем в Одессе наступала настоящая зима. Тот год выдался необычно холодным и снежным. Мела вьюга, сугробы не давали пройти, транспорт еле-еле перемещался по улицам.

Но торговля на Староконке не замирала, и я раскладывал свой товар, предварительно вытоптав на снежной равнине площадку, для того чтобы расстелить там полиэтиленовую скатерть. Ошейники не должны лежать прямо на снегу, иначе у них быстро ржавеют пряжки.

И в тот раз кое-как расположившись и выложив товар, я закурил. Хмурое небо, холодный ветер, не давали надежду на удачную торговлю.

И, бах! На второй или третьей затяжке, я получаю снежок в лоб. Не успев опомниться получаю второй снежок в нос. От этого сигарета сломалась и упала в снег.

– Попал, попал, – прыгает метрах в десяти от меня Миша, сын Марины.

– Ты чего хулиганишь? – еле сдерживаюсь, чтобы не броситься на него, кричу я.

– Курить вредно. Это везде написано, – кричит Миша и бросает в меня ком снега.

Я уворачиваюсь и вижу раскрасневшуюся, приближающуюся ко мне Марину.

– Ой, как здорово! Вы в снежки играете! – говорит она, смеясь, глядя на мое облепленное снегом лицо.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не ответить ей грубостью и обращаясь к тете Вале говорю:

– Пойду прогуляюсь по рынку.

– Шо то мне не нравятся твои намерения. Надеюсь хоть не надолго?

– Часа на два, все равно покупателей пока нет.

– Хорошо иди, на обратном пути надыбаешь пирожки, купи пару с луком и яйцом, а то я сегодня с утра что-то на хавчик пробило.

Хотя народу на рынке было немного, я постарался, как и обещал, растянуть прогулку на два часа. Возвращаюсь – Марины с Мишей уже нет. Протягиваю еще теплые пирожки Вале.

– Благодарствую, – она в ответ протягивает мне небольшой термос.

– Что это?

– Чай из шиповника.

– Откуда у вас чай? – недоумеваю я, зная, что тетя Валя ничего кроме крепчайшего кофе не пьет.

– Марина, тебе оставила.

Я с сомнением смотрю на протянутый мне термос.

– Пей он горячий. Я попробовала, не отравлено, – смеется Валя.

Я чувствую, что действительно промерз до костей и делаю несколько глотков. Горячий и сладкий напиток быстро согревает меня.

На снегу, там, где мой товар, надпись на снегу:

“Продавец ушел. Будет, когда вернется”.

– Это Марина написала? – спрашиваю я Валю.

– Нет Миша, под ее руководством.

В следующее воскресенье зима разыгралась не на шутку. Пронзительный ветер несет в лицо колючий снег. Выдыхаемый воздух конденсируется на усах, превращаясь в мелкие сосульки. Я становлюсь похожим на моржа. Редкие покупатели не торгуясь стараются купить, что надо и скрыться в теплой глубине подъездов. Из снежных вихрей появляется Марина в шубе и теплом платке.

– Что за термосом пришла?

– Ага.

– Так вот, держи.

– Я не только за термосом.

– Что еще?

– Ты наверняка замерз. Пошли к нам пить чай.

Да, конечно, я замерз, но вполне могу обойтись и без её чая. Хотя в ее просьбе столько заискивания, что устоять невозможно.

– Ладно идем, я только тачку в камеру хранения отвезу.

Садимся в полупустой трамвай и через полчаса мы у ее дома. В коридоре сбиваю намерзший на одежду снег. Марина, сняв шубу, разжигает газовую колонку, которая больше напоминает ставший горизонтально старинный паровоз в стиле стимпанк – какое-то творение безумного дизайнера. Колонка гудит, я посматриваю на этот агрегат с опаской – вдруг это странное устройство, как ракета взлетит в воздух, прямо в небо, мимоходом подхватив и наши жизни.

Я прохожу на кухню и снова этот сильный запах браги. Откуда он? Но спросить так и не решаюсь. В это время Марина наливает в чашку чай.

– Это чай с сушеной малиной. Ты пей, а я тебе ванну приготовлю.

– Какую еще ванну?

– Горячую, ванну. С травами. Для того чтобы не простудиться.

– Может не стоит. У меня ведь нет чистого белья.

– Так я дам белье. У меня от мужа осталось. Ты не волнуйся оно стиранное и по размеру тебе подойдет.

– Я и не волнуюсь.

Я иду в ванную. Вход в нее примерно сантиметров на тридцать выше уровня пола в коридоре. Дом где живет Марина старинный и по всей видимости, ванную достроили позже. В ванной в воде плавают какие-то травы и лепестки цветов. Я намыливаюсь, погружаюсь в воду и рассматриваю высоченный потолок. Интересно, кто жил в этой квартире до революции? Наверное, какой-нибудь учитель или мелкий чиновник. Этот дом построил до революции на улице Канатной, некий промышленник по фамилии Павлов. Поэтому дом называется павловским. Замысел промышленника, был вполне прогрессивным для того времени. Он строил дом с дешевыми квартирами, в котором должны одновременно жить и интеллигенция и рабочие. Получился целый комплекс зданий с общим двором. В нем примерно четыреста квартир. До революции должна была получить в нем квартиру и семья будущего знаменитого детского писателя Корнея Чуковского. До этого он с мамой и старшей сестрой жил в квартире на улице Рыбной. Мама Чуковского работала на дому прачкой, а в квартире на Рыбной не было ни канализации, ни водопровода. Колонка с водой находилась на улице в нескольких кварталах от их квартиры и воду приходилось носить ведрами.

Чуковские с нетерпением наблюдали за строительством павловского дома, где им была обещана квартира. Но когда они, собрав свои пожитки на тачку, приехали туда вселяться – их не пустили.

Домоправитель потребовал паспорт. Мать Чуковского протянула документ.

– Девица с двумя детьми, – нараспев произнес толстый домоправитель.

– Да это мы.

– Нет, не подходите.

– Почему?

– Таким женщинам, нет места в приличном доме.

Дело в том, что до революции, иметь детей, рожденных вне брака, считалось страшным позором. Не раз будущего писателя с сестрой унижали из-за этого.

Семейство Чуковских, как оплеванные поплелись назад в квартиру на Рыбной. Теперь я понимаю – от чего было множество людей в царской России ненавидевших самодержавие.

Марине повезло больше – ей квартира досталась по обмену, и никто ее пока выселять оттуда не собирался.

– Там на дверной вешалке махровый халат висит. Видишь?

– Да.

– Можешь его надеть и пройти в маленькую комнату. Там на кровати лежит белье.

Я прошел через большую комнату где, как я уже писал, было множество книжных полок, установленных под самый высоченный четырехметровый потолок. Дальше вправо по коридорчику была маленькая комната. Там посередине стоял высоченный шкаф, загораживая комнату на две половинки. За шкафом у окна была широченная кровать. На ней я увидел стопку белья. Я переоделся и уселся на край кровати.

В этот момент вошла Марина. Она обняла меня и сказала:

– Давай ляжем отдохнем.

Так я остался у Марины на всю ночь.

Зима свирепствовала. За четыре прошедших дня, я так и не покинул квартиру Марины. Мне было хорошо и спокойно за толстыми стенами старинной постройки, среди старых фотографий. Вот тетушки мамы Марины, вот Мишка, а вот и она сама в школьной форме и довольно полненькая.

За окном дул ураганный ветер бросая редким прохожим комья снега в лицо. Прямо, как Мишка тогда на Староконке.

– А где твой Мишка? – спросил я Марину.

– У бабушки. У нее здесь есть квартира.

– Ты же говорила, что она в Москве живет?

– Да в Москве. Там у нее одна квартира, здесь другая. Вот сейчас приехала пожить здесь.