– Он говорит, что ты дал ему фальшивые монеты.

– Но ведь я их только что выменял здесь, на базаре! – возмущался Петруша. – Даже могу показать, у кого! В чем моя вина?!

– Эти русские мошенники и тати! – раздались вопли в толпе.

Крики и гомон собирали вокруг все больше народу. Сквозь толпу пробились несколько янычар. Петруша отбивался от них, но в итоге ему заломили за спину руки и отвели в тюрьму.

Весть об инциденте дошла до капитана «Крепости» и до послов. Делегация от матросов явилась к фон Памбургу, но тот лишь пожал плечами:

– А чем я могу помочь в этом деле? Манеер Авдеев сам виноват, пусть сам и выкручивается!

Послы отправили Мезаморте Хусейн-паше ноту протеста с требованием освободить русского моряка. Если, мол, он и виновен, то понесет наказание от своего государя. Но великий визирь был непреклонен.

– Пленника будут судить здесь, публично, по законам шариата.

Петруша томился в тюрьме Семибашенного замка Йедикюль до ноября. Уже начались переговоры о мире с русскими послами, а суда над заключенным все еще не было. Наконец, кадий вынес свой приговор: смертная казнь. Это возмутило русскую делегацию. Как? За что? В чем провинность? В том, что в руках русского моряка случайно оказалась фальшивая монета? Но кадий упомянул об отягчающих обстоятельствах – оскорбление и нанесение телесных повреждений янычарам, производившим задержание. Русская делегация отправила петицию самому султану. Рассмотрев ее, тот отменил решение кадия о смертном приговоре, но окончательный вердикт обещал вынести по завершении переговоров.

Однако переговоры затянулись надолго. Уже наступил новый, 1700-й год, а воз, как говорится, оставался всё там же. Мустафа II медлил с принятием решения. Условия, предложенные русской делегацией, обсуждались на конференциях, и ни один вопрос не находил консенсуса.

До самой весны Петруша промаялся в сырой холодной темнице. Послы, занятые дипломатической миссией, совсем позабыли о его судьбе, видимо, решив, что после помилования от смертной казни, осужденного освободили. Капитан фон Памбург и вовсе не интересовался судьбой своего помощника. Его больше заботило техническое состояние «Крепости» – в некоторых местах появилась течь, и корпус требовал ремонта.

Апрельским днем в камеру, где томился Петруша, вошли янычары, связали ему за спиной руки и повели в сторону порта. Пленник надеялся, что его, наконец, решили освободить и ведут на «Крепость». Но конвой направился к пришвартованной у причала галере.

Праздник Пасхи пришелся в 1700 году на 11 апреля. Осип Най к тому времени заканчивал на Воронежской верфи строительство пятидесятивосьмипушечного корабля «Черепаха», однако на празднование Христова дня был приглашен царем в Москву. Там встретился он со своим соотечественником Робертом Ирвином, пребывающим на Руси с дипломатической миссией. Сразу же после праздника Ирвин получил письмо от своего короля Вильгельма III, в коем было повеление отправиться по некоторым секретным делам в Константинополь. Для совершения этого вояжа, как было сказано в послании, в Керчи его будет ожидать английский военный корабль.

Переждав распутицу, в конце апреля оба англичанина двинулись в путь – Ирвин вознамерился добраться до Керчи через Воронеж, составив компанию соотечественнику, который отправлялся обратно на верфь. Осип Най решил по традиции засвидетельствовать почтение своему знакомому, елецкому воеводе Антипу Авдееву, а заодно проведать и государева поставщика Афанасия Струнина. В тереме воеводы собралась вся честна́я компания, в том числе и дочь купца Анастасия.

Англичане неплохо изъяснялись по-русски, поэтому беседа затруднений не вызывала. Дурной вестью было опечалено семейство Авдеевых – в Константинополе арестован Петруша. Английские гости хорошо знали сына воеводы – Осип Най, можно сказать, был его первым учителем и корабельного дела, и английского языка, а в доме Ирвина Петруша гостил во время обучения в мореходной академии.

– Это, безусловно, есть недоразумение, – уверенно заявил Ирвин. – Турки способны на провокация. Полагаю, его можно освободить, если заплатить выкуп.

– А сколько, сколько этот выкуп? – не удержавшись, тут же воскликнула Анастасия.

– Это трудно сказать. Может сто талеров, а может, и тысяча. Зависит от того, в чем его обвиняют и кому давать взятка.

Вернувшись домой, Анастасия открыла свою шкатулку с драгоценностями. Тут было и ожерелье из крупных самоцветов, и золотой перстень с красным яхонтом, и бусы из жемчуга, и брошь с изумрудами. Интересно, хватит ли этого на выкуп? Она твердо решила сама отправиться в Константинополь и освободить Петрушу. Заранее предвидя, что отец вряд ли отпустит её в столь далекий путь, Анастасия надумала бежать, не спросясь. Она тайно собралась в дорогу, рано поутру поднялась, оставила записку любимому батюшке в своей опочивальне и двинулась пешком по дороге к Воронежу. Пройдя несколько верст, девушка остановилась и стала поджидать возок, в котором ехали англичане.

Когда возок показался, она начала махать руками, и возница остановил лошадей.

– Как вы здесь оказались? – узнав ее, удивился Роберт Ирвин.

– Прошу вас, пожалуйста, умоляю! Возьмите меня в Константинополь!

– Мисс, но как я могу? А что скажут ваши родители?

– Я батюшке все объяснила, он не смеет меня удерживать. Я везу выкуп. Я должна освободить Петрушу! Должна, иначе… Иначе мне не жить!

* * *

Английский фрегат «Утренняя звезда» вторую неделю находился в гавани Керчи. Это был линейный военный корабль, сопровождавший торговые суда Левантийской компании с целью отражать нападения пиратов Средиземноморья. В Константинополе капитан «Утренней звезды» получил распоряжение короля доставить из Керчи английского дипломата для выполнения некоей секретной миссии. Капитан не знал даже имени этого дипломата. Ему было дано указание стоять на рейде, и каждый день с двенадцати до четырех часов пополудни по Гринвичскому времени отправлять к пристани шлюпку с английским флагом. В лодке должен находиться офицер, знающий секретный пароль.

Девять дней шлюпка возвращалась без пассажира. Лишь на десятый день, когда дежуривший офицер собирался уже отдать матросам команду «весла на воду», он вдруг заметил пожилого джентльмена в парике и камзоле английского покроя, а с ним молодую барышню. Джентльмен подошел к лодке и произнес по-английски:

– Совсем не знак бездушья молчаливость.

– Гремит лишь то, что пусто изнутри4, – ответил офицер. – Давно ждем вас.

– О, эти русские дороги! – посетовал Ирвин и, помогая Анастасии забраться в лодку, пояснил: – леди со мной.

– Весла на воду! – скомандовал, наконец, офицер скучающим матросам.

Шлюпка причалила к кораблю, пассажиры по трапу поднялись на борт, где их встретил капитан.

– Майкл! – раскинув руки, удивленно воскликнул Ирвин.

– Отец!

Капитан фрегата и дипломат обнялись, радуясь такой неожиданной встрече.

– Удивительная вещь – Судьба. Рад, очень рад!

– Я тоже очень рад, отец. А кто эта молодая леди?

– Это невеста капитана Питера. Того юноши, что квартировал у нас пару лет назад.

– Невеста Пита? А где же он сам?

– С ним случилось несчастье. Его арестовали в Константинополе.

– Бог мой! За что?

– Говорят, он хотел расплатиться фальшивыми монетами. Ему наверняка их подложили. Мисс Анастасия хочет выкупить его на свободу.

– В таком случае, мы должны помочь ей.

– Да, я постараюсь добиться аудиенции с великим визирем и замолвлю слово за капитана Пита.

Петруша остановился.

– Куда вы меня ведете? Мой корабль не здесь!

Но старший янычар вынул из ножен шамшир, а трое других угрожающе подняли вверх топоры. С галеры на причал был перекинут трап, конвоиры подвели к нему Петрушу и, подталкивая в спину древками топоров, заставили подняться на борт. Там их встретили несколько турок. Они разглядывали Петрушу, одобрительно кивали головами и шумно разговаривали на своем языке. Старший из турок что-то сказал янычарам, и один из них разрезал веревку, которой были связаны Петрушины руки.