Том зарулил на стоянку перед дворцом ледового спорта. Остановился. С минуту побарабанил пальцами по рулю, но затем решительно вышел из машины и быстрым шагом пошёл внутрь. На входе чуть не столкнулся с какой-то старухой со шрамом на шее, которая перегородила узкий проход ко льду и уставилась на него. Тому пришлось трижды просить старуху продвинуться прежде, чем она пошевелилась. Том пролез между старухой и бортиком, процедил спасибо и тут же забыл про старуху, ему предстоял серьёзный разговор.

Жена стояла, как и всегда, у самого края ограждений. Дочь была на льду в новом розовом платье. Она готовилсь к стартам. Алекса заметила отца и подкатила к бортику.

– Пап, привет! Ты где был?

Том перегнулся, приподнял девочку и поцеловал в лобик.

– Привет, солнышко, всё потом расскажу. Иди катайся!

Алекса укатила и включилась в тренировку. Том повернулся к жене.

– Привет, Жюли!

– Тебя не было неделю, – не поворачиваясь ответила женщина.

– Я думал, что сейчас не обязан отчитываться.

– Передо мной не нужно, а как Алекса?

– Прости, послушай. Я как раз думал, хотел поговорить, может мы опять вместе?

– Что вместе?

– Опять начнем жить вместе, как раньше, как семья.

– А пропадать по ночам и не ночевать неделями тоже будем как семья?

– Я всё понял, прости, ну давай ещё раз попробуем.

– Не могу, я не одна.

– Ты про Сержа? Ты же говорила, что у вас не серьёзно.

– Уже серьёзно, скотина! Из-за тебя, ублюдок, мне пришлось переспать с этим боровом!

Жюли начала кричать, люди, стоящие рядом, отшатнулись. Жюли замахнулась и повернулась, но Том опять не успел увидеть её лица, он проснулся. Том часто видел сны с Жюли, но ни разу не видел в них её лица.

Том приподнял голову. Он лежал на полу. Поскрипел, неспеша поднялся и размял затекшие члены.

– Чёрт, как больно они это делают.

Прошёл в ванную, освежился. На кухне отправил в мусор испорченные за неделю продукты. Снял с вешалки куртку и послал воздушный поцелуй на семейное фото – его, жены и маленькой Алексы.

Том остановился перед дверью доктора.

– Надеюсь примут без записи, по старой памяти.

Том толкнул дверь и вошёл в приемную. Девушка натянула дежурную улыбку, но узнав Тома, перекосилась, выронила поднос с чашками и метнулась в кабинет. За дверью послышались неразличимые возгласы и шум падающей мебели. Не прошло и минуты как из кабинета вышел доктор, под руку вывел возмущающуюся тетку, принудительно проводил её до лестницы и подошел к Тому.

– Пройдемте, нам нужно поговорить.

– Элина, – обратился он к ассистентке, – меня ни для кого нет. Так нет, что вообще нет! Понимаете?

Девушка кивнула.

– Отлично! Если сюда вломятся рожать тройни четыре чернокожие, гомосексуальные африканские беженки… Что вы им скажете?

– Скажу, что вас нет, доктор.

– Отлично, моя милая!

Доктор и Том вошли в кабинет. Доктор запер дверь на ключ. Повернулся к Тому и протянул руку.

– Доктор Эмиль Браун.

Том пожал протянутую руку.

– Том Болд, через Д.

Юрий провёл рукой над панелью и экран засветился. С экрана смотрел постаревший Том. Он прокашлялся и продолжил свой рассказ.

С доктором Брауном мы тогда бодались очень долго, крепкий он был орешек. Он вытянул из меня почти всю информацию по Ватикану, но сам мне почти ничего не поведал. Хорошо, что я вовремя спохватился, но пришлось блефовать. Я напустил тумана по поводу моей беседы с гвардейцем. Браун купился и начал вскрывать свои карты.

Многое я уже знал и без него. Но общение с ним помогло выстроить ещё более точную и полную картину происходящего. В основном я уже вам обо всём рассказал ранее, есть детали, но к ним вернёмся позже. Главное в общении с ним было не общение с ним, а общение с Чуком и Геком, парой гомосеков, что были со мной в Ватикане. Оказались милыми мужичками. Я показал ему их на фото в журнале. Я думал, что с голубыми общаться не в моих силах, но оказалось голубой голубому рознь.

Том засмеялся своей шутке.

– Эти не лезли со своими мироощущениями, не навязывали своих взглядов и оказались вполне сносными и даже забавными. Они оказались в числе избранных, кого допустили к архивам Ватикана и, несмотря на строжайший запрет, многое нам поведали. Стоило их поддеть, ну, спровоцировать их спор между собой или похвалить только одного, как тут же, перебивая друг друга, они начинали посвящать собеседника в самые святая святых. Именно от них я узнал, что на научном конклаве было решено создать вашу миссию. Набрать, так сказать, племенной материал и отправить в космос, подальше от болезни, о которой ничего пока толком не знали. Звучало жутко, но для Алексы, моей дочуры, это был реальный, по-моему, шанс выжить вдали от этой заразы. Прости, девочка, но после этого, я практически лишил тебя детства.

Унь ухмыльнулась.

– Да, твой папаша извращенец не меньший, чем у меня, а по жестокости ещё и фору даст.

– Ещё они очень много и долго обсуждали втроем с доктором нюансы конфликта коронавируса особого космического пошиба с крабавирусом. Я и сейчас это с трудом понимаю, а тогда для меня это было похлеще китайской грамоты. Они дискутировали сутками, вводили разные исходные, но почти всегда приходили к победе наших над ихними. Ещё они несли полную чушь, как мне тогда казалось, про машину времени, про заговор антииллюминатов, про взрыв в Диснейленде, но всё это ни они, ни я ещё долго не могли связать воедино.

Дальше где-то на год всё ушло в рутину. Алекса во всю училась и тренировалась. Хотя нет, это было чуть позже, когда вас уже зачислили в программу и увезли под купол. Или, вообще, плохо помню, наверное, программа уже подходила к стадии полёта… ну, не важно.

Короче, ко мне возле Парижского дома, мы тогда уже туда переехали, поближе к куполу, подошли те самые люди в чёрном, что похитили меня в кабинете доктора. Конечно, они были в масках на пол рожи, комбинезонах из целофана, тогда уже все ходили, как долбанные марсиане, не разберёшь, но этих я узнал ещё издалека. Стрелять на сей раз не стали, но страху всё равно нагнали.

Вежливо так провели и усадили в припаркованный лимузин. А когда глаза привыкли к темноте, я вообще чуть не обделался. Передо мной сидел…

Звук затрещал, изображение пропало.

Янек встал.

– Кто там сидел? Не расслышал.

– Я тоже не поняла.

– И я.

– Ну извините, не от меня зависит. В следующей главе попробуем разобраться. Алекса ухмыльнулась и поймала себя на мысли, что никогда не реагировала на шутки Юрия. Даже когда считала его замечания смешными, сдерживала и улыбки, и смех. «Вот дура!» – громко подумалось Алексе, и она ещё шире улыбнулась. Её улыбка не осталась незамеченной для Унь, девушки встретились глазами и обменялись заметными только им двоим воздушными поцелуями. Ещё час или полтора ушёл на обсуждение текущих дел. Нужна была корректировка орбиты. И ещё, Янек с сарказмом предупредил, что готовит учебную тревогу.

После все разошлись по своим кубрикам.

У Алексы в руках был шифр и ключ к этому шифру, но она не спешила узнать содержание послания. И это так на неё не походило. Сейчас, вспоминая себя прежнюю, Алекса представляла робота, который исправно и методично шёл к цели, непонятно какой и кем поставленной. Но сейчас в этом роботе что-то щёлкнуло, изменилось, стало цветным и нежным. Ужас, я по-настоящему живу всего сто часов, может немного больше.

Алекса отложила в контейнер пергамент и перевернула исписанный палас.

Последним дни, Алекса непрестанно думала об Унь, о её руках, коже, запахе, дыхании, жестких волосах между ног и, конечно, о нежном розовом клиторе. При каждой мысли о подруге, внутри Алексы образовывалась зияющая пустота, и пока Унь не заполняла этот вакуум своими прикосновениями, грудь болезненно сжималась всеми своими, искусственно созданными атмосферными двенадцатью тоннами.