Это ли задевало Трэйси, или то, что та другая – сделает уже не один, а парочку абортов от него…

Как бы то ни было, эта новая, уже медийная подружка – завладела его сердцем и личным пространством его успеха…

…и не помышляя, что скоро появится третья (но не последняя даже в ту пору) – внезпная законная жена, спутница в карьере, мать его единственного ребенка. Вторая жертва (или наоборот?) таблоидов, регулярно упоминаемая рядом с его нашумевшим именем (как же Трэйси радовалась, что её обошла эта участь!

… Или нет?).

Вторая тоже засветится аж нескольких самых известных клипах, а во время съемок саааамого известного – собственно, родит.

Да, по слухам, именно та первая – подружка по гулянкам, была той самой, кто принимал рядом с ним запрещенные вещества, и вовлекла его в бездну развлечений и потери контроля. И отчаянно напоказ воевала с его женой…

…жена же, участница коллектива, пыталась вытянуть его из проблем, но по-классически-созависимой схеме. Даже оставляла новорожденную дочь, чтоб быть с ним рядом на гастролях – очень быстро вернулась в работу родов, чтоб не оставлять его одного на долго. Спасала ему жизнь, вызывая врачей вовремя… ждала с гулянок, настраиваясь перетерпеть и не скандалить, и поверить любой лжи. Делала от него аборты. Шла на все его условия. А потом хлопнула дверью так, что штукатурка посыпалась… на голову его любимой дочери… И обанкротила его.

Финансово, и ментально.

Позже, до 30, он сделает еще пару попыток (сомнительной удачности) вернуться в индустрию и обзавестись новой семьей, но потом на десяток лет ухнет в колодец бесконечных скандалов, самовредительства и трэша. И тотальной отчужденности человека, разочаровавшегося в жизни, выгоревшего до тла.

Но только Трэйси – знала чуть больше светлого про этого человека, чем все. И ей очень хотелось этим светом

поделиться.

Такая вот история. Трэйси была рада, что ее детали – пригодились, и пошли кому-то на пользу. Тейн одна поверила в него – что через столько лет упадка он – не совсем потерянный человек, и сумела победить всех этих призраков.

Трэйси искренне любила эту девочку. Как свою.

Тейн, как и любой современный человек, почти каждый день встречала вокруг, а иногда и сама произносила это сакраментальное слово – Депрессия…

но никогда, по сути, не задумывалась всерьез, что это может значить на самом деле. Она всегда думала, что это – когда просто скучно и грустно. Когда сиюминутные сложнообъяснимые обидки на весь мир, типа ПМС. Ничего, пройдет… Как-нибудь само рассосётся. Так всегда бывает.

…и лишь тогда она увидела, что это означает на самом деле. Когда человек на столько в яме себя самого, что начинает игнорировать повседневные ритуалы:

от сакральных, типа сварить себе ароматный кофе утром, чтоб поприветствовать этот день и этот Мир и подумать о Вечном, готовясь к повседневному,

до обыденных, определяющих норму жизни – убраться в доме и привести себя в порядок, наметить и сделать дела по работе. Накормить пса в конце концов, которого теперь подкармливают соседи, или хотя бы пристроить его в добрые руки. Или просто подать декларацию о доходах (точнее, об их отсутствии), чтоб не получать грозных уведомлений с угрозами о штрафах, и не кричать в соцсетях о том как тебя обижают власти, используя свое некогда весомое, но теперь изрядно потрепанное имя. Которое к ней не имеет никакого отношения, ведь она последние лет 5 – на фамилии матери.

И тут она увидела, что это такое – когда человек не просто забыл о необходимости приводить в порядок свой окружающий мир, не просто забыл где и в каком состоянии его, некогда трэндовые дорогие вещи, и спотыкается о мусор, вставая с кровати, где проводит большую часть жизни,

а когда человек забывает реагировать на внешние раздражители хотя бы лицом…

А ведь когда-то каждый его вздох ловило полмира.

Тэйн никогда не ссорилась с отцом – в этом не было необходимости: все случилось до нее. Точнее, до ее сознательного участия в устройстве структуры собственной семьи и неформальных степеней родственных связей. Мама не запрещала ей общаться с ним – он сам вспоминал о ней не часто в гонке за призраками былого успеха. (В основном поздравлял с днем рождения по телефону, часто с опозданием, и извинений там было больше чем пожеланий. Еще в детстве – брал ее на мероприятия, и быстро забывал о ней в пылу дел или налаживаний нужных контактов… Но потом встречи почти иссякли). Ну а Мама просто обозначила в сухих фактах – где ее биологический отец, и кто ей этот теперь изрядно потрепанный человек, который проставлен в ее документах, и фигурирует теперь малоопознаваемым лицом и малоузнаваемым ныне именем на бесчисленном количестве эпичных рэтро-роликов…

…и в новостях, содержание которых обычно мало радовало. Правда, и не било поддых, оставляя лишь осадок негасимой грусти, как заставляет грустить любое увядание. Останавливает, чтоб напомнить о чем-то вечном и неизбежном, и отпустить дальше… Своим путём.

С детства на примере матери она усвоила, что с тем, что с ним происходит – ничего не поделать. И лучше туда не оглядываться. А главное – не вестись на провокации прессы, то и дело пытавшейся выйти на них в связи с этим родством. Для нее – весьма теперь дальним.

Ведь мать через суд добилась, чтоб их имена были убраны из официальных источников его биографий. Чтоб со временем и вовсе затерлись в массовой памяти. Все пошли своим путем – ничего не отрицая. Просто оставив позади.

Словом, они обе – тут ни при чем.

Просто эти тонну лет назад они были молоды, и мыслили несколько иначе – таково было обычное объяснение мамы. Жизнь тогда, в развеселые 90-е, крутилась колесом, и все немного запутались, даже она – Брисс. Обычно этого объяснения оказывалось достаточно, чтоб объяснить факт появления дочери на свет, не ударяясь в трагедии.

Тейн никогда не боялась встречи с ним, но никогда и не жаждала. Она совсем не знала этого человека. Который то и дело срывается, как бы кому ни обещал, растерял и сделал врагами всех былых друзей, которым многим хорошим обязан, общается до сих пор с постоянной былой соперницей матери в юности, котрая его и втянула в гулянки и употребление, любит поскандалить на камеру. Не умеет позаботиться о себе, и за себя отвечать.

Она не боялась подхватить эту «заразу» – мать с детства приучила ее время от времени посещать психотерапевта, и начинать такой разговор с признания «я – дочь наркозависимого», как делала и сама, в слегка другом статусе. Потому что этот статус – он навсегда. Таков постулат. Тейн была прочно приучена, что отрицание – свидетельство болезни, а единственным надежным иммунитетом от предрасположенностей является признание, своевременное обращение за помощью, честность и контроль своих состояний. Спасибо маме, себя саму и её она «прокачивала» с детства.

И все бы так и оставалось,

Но настал тот день лет 7-8 назад. Случилось то письмо в соцсети, вдруг всколыхнувшее нечто, чего она в себе и не подозревала.

Оно словно пробудило латентную, дремлющую древность: поиск той части себя, которая неминуемо связана с понятием «отец». Глобально. В глубину…

Она вдруг поняла, приняла в себя, что Наследственность – это не по части болезней, а по части личности, опыта, неминуемого влияния, почти кармического, накладывающего отпечаток, пускай и едва уловимый, буквально на всё. И дело тут – не в фактах и их оценках. Это – прежде всего твоя связь с этим миром, которая определяется градусом в уголке этого сознания – либо там тепло, либо отморожено. И эта «погода» – уже вовсе не «смена сезонов», а «климат» твоей жизни.

То есть там, где не было любви и доверия как лучиков солнца и света, там и будет наступать зима то и дело. Сколько ни устанавливай обогревочных ламп.

И тут – этот уголок вдруг согрело откровением, что этот человек, которого она привыкла знать (или – не знать!) – был и мог быть совсем иным. Тем, кого можно было любить,