– Чего ты там опять притащил? – поддатая мама ввалилась в его комнату спустя пару минут. – Чистить сам будешь: надоел уже со своей рыбой.

Вместе с матерью в комнату ворвался противный запах дешевого алкоголя и сигарет.

– Почищу, если ты выпрешь из дома этого алкаша, – Тим натянул домашнюю футболку и повернулся к ней.

– Следи за языком! – взвизгнула слегка прокуренным голосом. Она была одета в засаленный домашний халат, на голове гнездо из сухих, подернутых ранней сединой волос. Маме было всего двадцать восемь лет.

– А ты следи за своими хахалями: проходу не дают, – пробубнил сын. – Опять пьяная, – он брезгливо поморщился.

– Сегодня праздник, – она попыталась оправдаться, почувствовав легкий укол из-за слов мальчика.

– Какой? День граненого стакана?

– Первое июня, День Защиты Детей! – с трудом ворочая языком, парировала она. Первым признаком опьянения мамы был именно заплетающийся язык. Тимофей горько ухмыльнулся, поняв всю нелепость этой фразы в данный момент.

– А, так он пришел сюда меня защищать?

Мама замялась на пару секунд, затем фыркнула, не найдя, что ответить, и покинула комнату, хлопнув дверью. Тим слегка дернулся и моргнул от громкого стука. За старыми советскими одеревеневшими обоями, давно отставшими от стены, посыпалась штукатурка. Он сжал руки в кулаки, на щеках заходили желваки. Злость и обида рвались наружу, он пытался удержать в себе начавших бушевать бесов.

Тим закрыл дверь своей комнаты на задвижку и плюхнулся на скрипучую кровать. Он шумно дышал, пытаясь успокоить нервы. Рядом с кроватью стояла старенькая гитара, которую он нашел в гараже прошлой весной, разбирая горы хлама, оставшиеся от отца. Мальчик бережно взял инструмент в руки, удобно уместил его на коленях и мягко провел большим пальцем по струнам, не зажатым на грифе. Его слух приятно тронула короткая мелодия из шести нот.

Мальчик еще два раза повторил это ласкающее слух действие, закрыв глаза, затем стал аккуратно касаться отдельных струн, складывая их ноты в незамысловатую мелодию, все так же не зажимая аккорды правой рукой. Потому что он их не знал. Соседский парнишка показал ему пару простых вариантов перебора, и Тим ежедневно повторял их, иногда пытаясь выдумать свои мелодии. За все время его тренировок он выучил уже несколько переборов собственного сочинения. Надо было найти какую-нибудь книжку, чтобы научиться ставить аккорды. Может, заглянуть в библиотеку?

До недавнего времени найденная гитара пылилась в углу его комнаты: он не знал, что с ней делать. Периодически брал ее в руки, хаотично дергал струны и снова возвращал на место. Но, увидев как-то раз по телевизору концерт Виктора Цоя, он понял, что хочет быть таким же, как он. Представлял себя на сцене с гитарой, поющим в микрофон с гордо поднятым подбородком и твердым уверенным взглядом, в котором отражалась вся боль этого несправедливого мира. Тим, как завороженный, смотрел на исполнителя, который самозабвенно пытался донести до людей свои мысли, облаченные в простые слова и фразы, смысл которых мальчик еще не понимал, но знал, что Виктор поет о чем-то важном.

Неумело перебирая струны, Тим мечтал, что когда-нибудь сможет так же рассказать о своей боли с помощью песни, а люди вокруг будут петь с ним в унисон, выражая бесконечную благодарность, ведь он понимает их и говорит все, что они старательно прячут в душе.

Варя

Такси плавно катилось по центральной улице маленького города. Дорога была уже старая, усыпанная глубокими выбоинами, которые водитель старательно объезжал. Варя сидела на заднем сидении и смотрела в боковое окно, пытаясь уловить в пробегающих июньских пейзажах моменты из прошлого.

– Смотри, светофор поставили, ничего себе! – удивленно проговорил Лешка, сидевший рядом с девушкой.

– Лучше бы дорогу починили, – усмехнулась Варя. Водитель согласно крякнул, но тут же угодил в неприятную яму колесом и матюкнулся.

– Может, прогуляемся вечером? – спросил парень после недолгого молчаливого наблюдения в окно автомобиля.

– Давай, завтра: сегодня хочу с бабушкой побыть, – ответила Варя, глянув на друга, тот кивнул и улыбнулся.

– Привет передавай. Я завтра загляну, окей? Сто лет бабу Машу не видел.

– Конечно, я думаю, мы можем сообразить небольшую посиделку с шашлыками во дворе. Как в старые добрые, – Варя лучезарно улыбнулась, вспоминая детство.

Вскоре автомобиль остановился во дворе у старой советской пятиэтажки. Вокруг колыхали густой зеленой листвой большие раскидистые тополя, дети бегали по детской площадке, которая совсем не изменилась со времен их с Лешкой детства. На скамейках привычно сидели бабульки, обсуждающие свои домашние растения, внуков и соседей.

Водитель вышел и открыл багажник, друг достал их с Варей сумки.

– Я сама донесу: она легкая, – сказала девушка, забрав у друга свою спортивную сумку, тот не стал спорить. Они недолго поболтали, отпустив таксиста, и вскоре, попрощавшись, разошлись по своим подъездам.

Варя медленно поднималась по ступенькам, чувствуя ностальгию по ушедшим, таким далеким временам. Из квартир доносились запахи домашней еды: кто-то только что пожарил картошку. Из двери сбоку слышалось ворчание женщины, отчитывавшей нерадивого мужа. На другом этаже под дверью квартиры мяуча просилась домой трехшерстная беременная кошка – Варя поняла это по ее выдающемуся с боков животу.

Дойдя до двери своей квартиры, девушка остановилась и глубоко вдохнула. Она улыбнулась, предвкушая встречу, и нажала на кнопку звонка. За дверью послышалось слабое трещащее гудение, затем медленные шаркающие шаги.

– Ох! – бабушка почти подскочила на месте, забыв про больные ноги, когда увидела на пороге внучку, которую совсем не ждала.

– Здравствуйте, вам посылочка! – Варя расплылась в улыбке при виде ошарашенной бабули. Она приехала, не сообщив заранее, чтобы устроить сюрприз, и была рада, что ей это удалось.

– Варюша, господи, ты как здесь? Что-то случилось? А работа как же? – затараторила бабуля, позволив внучке протиснуться в узкий коридор и поставить сумку. Варя крепко обняла ее и поцеловала в теплую морщинистую щеку. Девушка не хотела отпускать бабушку, по которой невыносимо соскучилась за эти два месяца разлуки.

– У меня отпуск, не переживай, – успокоила она начавшую переживать бабу Машу. Та сразу обрадовалась, торопливо проковыляла на кухню, стала доставать из холодильника кастрюлю с супом, хлеб, колбасу – все, что попадалось ей на глаза.

– А почему одна? Где твой Андрей? – бабушка уже наконец уселась на стул напротив, когда стол для внучки был накрыт. Варя с удовольствием уплетала домашний борщ, закусывая его хлебом с копченой колбасой. Как же давно она хотела поесть бабулину еду.

– Он работает, не смог вырваться, – с набитым ртом проговорила Варя. – Просил передать привет. Мы с Лешкой приехали, он завтра обещал зайти в гости тебя повидать.

– Как хорошо, пусть заходит, хоть поглядеть на него – красавца! – Баба Маша расплылась в улыбке, ее глаза радостно блестели. Они долго сидели на кухне, делясь новостями, говорили обо всем, что произошло за два месяца их разлуки. Варя рассказала, как ей нравится работать, только начальник немного вредный. Приврала, конечно: работа не казалась такой уж замечательной. Пожаловалась, что ее парень постоянно пропадает на работе, и они редко видятся. Бабушка долго рассказывала про всех соседей: кто женился, родил, умер – все, как всегда.

Солнце уже заходило, когда родственницы стали готовиться ко сну. Бабушка взбила пуховую перину на старенькой деревянной кровати в маленькой спальне двухкомнатной хрущевки. Варя чувствовала приятное тепло в душе, сидя на полу своей комнаты. Она осмотрелась: у стены стоял старый платяной шкаф, массивный письменный стол с лампой советского образца, полка с книгами. На стенах, оклеенных светло-зелеными полосатыми обоями, висели постеры, выдернутые когда-то из подростковых журналов: Линкин Парк, Фифти сент, Металлика, Бритни Спирс, Корни… Просто сборная солянка какая-то. Варя усмехнулась, вспомнив, как фанатела от всех подряд, будучи подростком.