Полученные от Катранджи деньги развязывали Сефер-бею руки, но смирить ярость он не мог, да и не пытался. Пожалуй, ему следует вернуться на родину – доверять такие деньги, да и дело чрезвычайной важности посторонним нельзя. В Анапе ждут мать и три брата – настало время навестить родных, и с их помощью организовать гяурам такую встречу, чтобы тем надолго расхотелось даже смотреть в сторону Анапы.

Ранней весной 1828 года линейный корабль «Селимие» прибыл к Анапе. На его борту находились новый помощник паши князь Сефер-бей Зан и резидент английской тайной службы Джеймс Белл. За время пути они нашли общий язык, и теперь у Сефер-бея были не только сто тысяч динариев, но и твердое обещание поставок ружей, пороха и легкой полевой артиллерии к любому указанному им пункту на черноморском побережье.

Причем поставок, независимых от Турции, которой в ходе войны может оказаться «не до того». Уже на вторые сутки пребывания Сефер-бея в крепости его браться с верными джигитами отправились в горы собирать тейпы на войну с неверными. Еще месяц спустя другая, куда менее многочисленная группа горцев, состоящая из подобранных Сефер-беем стариков, мальчишек и женщин, переправилась на кочерме через узкий пролив и оказалась в Еникале. Эти люди, получившие контакты людей Джеймса Белла в Крыму, стали надежными связниками, обеспечившими нового резидента английской разведки бесперебойной связью со своей компетентной, но, увы, немногочисленной сетью агентов.

Лейтенант Куприянов торчал в Еникале уже полтора месяца, а воз был и ныне там. Надо было срочно что то предпринимать, иначе дело, за которым его послали, будет окончательно и бесповоротно провалено. Переговоры с представителями племен шли ни шатко ни валко, да и представителей как таковых не было – ни один из старейшин не посчитал возможным явиться к гяурам, чтобы говорить с жалким лейтенантишкой.

Да, они выслали своих сыновей – юных, горячих джигитов, но что он мог им предложить? Предать своих в назревающей войне с неверными? И за что? За обещание сытой мирной жизни под скипетром православного царя? Не смешно. Даже заикаться ни о чем подобном Иван не стал – настолько-то он в людях разбирался. Напротив – он попытался рассказать им, что Россия страна многонациональная, и ислам в ней вторая по распространенности религия. Припомнив рассказы Дениса Давыдова, рассказывал своим новым знакомым о подвигах калмыцких лучников, прозванных французами «степными купидонами» в минувшую войну. Молодые черкесы слушали внимательно, и, в свою очередь, повествовали о подвигах лихих джигитов, совершающих дерзкие набеги и уводящих в горы много пленников и богатую добычу.

Чем больше Иван общался со своими новыми знакомыми, тем отчетливее понимал, что не добьется от них толку. Просто потому не добьется, что нет у него времени. Не успеет он стать своим – так и останется чужим гяуром, с которым вежливы в силу закона гостеприимства и за те деньги, которыми он сорит. Но завтра этого русского можно легко зарезать, а лучше продать в недалекой Анапе. Нет, в эту войну горцы, только что поддержавшие вторжение персидского шаха и умывшиеся кровью в сражениях с русской армией, союзниками не будут. Хорошо, если хоть некоторые из них сохранят нейтралитет, но даже на это надежды мало.

В конце концов, он решился – единственным шансом на выполнение задания было самому проникнуть в Анапу. Но под каким видом он, русский офицер, мог попасть во вражескую твердыню? Выдать себя за черкеса не стоило и пытаться, за турка – тем более. Да вообще, смотря правде в глаза, он не смог бы убедительно сыграть ни одной роли иноземца. В отчаянии Иван уже обдумывал план проникновения в Анапу под видом пленника, сопровождающего одного из своих новых черкесских знакомых, но тут ему на помощь пришел случай.

Они сидели с Али-беком, старшим сыном мелкого натухайского князька за кальяном, и говорили о положении в горах, о взаимоотношениях между тейпами, когда вдруг Али упомянул, что последнее время сносу не стало от вконец обнаглевших русских, да не обычных, а верных союзников турецкого султана из Задунайской казачьей сечи. Сперва, когда сечь только образовалась из переметнувшихся на сторону турок запорожских казаков, бежавших от суда после пугачевского восстания, новые подданные султана вели себя тихо. Но время шло, и сечь активно росла за счет перебежчиков и дезертиров из русской армии. Рос и авторитет новых подданных у турецких властей. Атаманы всячески лебезили и старались выслужиться перед новыми хозяевами, подносили им богатые дары, готовы были на любое применение, лишь бы обеспечить свое положение. Ну а где казаку взять денег? Понятно – в набегах.

Отряды задунайцев принимали самое активное участие во всех походах турецкой армии, где прославились непревзойденными мародерами и насильниками, оставляющими за собой выжженную землю без единого живого существа. Убивали всех, кто не представлял ценности на невольничьем рынке, забирали все, что имело самую мизерную ценность. Прославились летучие отряды бывших казаков и в набегах на русские селения, вот только последнее время кавказский корпус был здорово усилен, и русских грабить стало опасно, храбростью же казачки не отличались.

И тогда предприимчивые командиры летучих отрядов вспомнили прошлое – заполыхали аулы, не ждавшие нападения со стороны союзников султана. Горцы не могли оказать настолько организованного сопротивления, как регулярные русские войска – между тейпами шла война, и часто к отрядам задунайцев присоединялись черкесы, сводящие между собой счеты.

Два года назад сечь получила большое подкрепление в виде нескольких сот перебежавших к ним солдат и офицеров – членов южного общества декабристов. Им нужно было доказать атаману Гладкому свою полезность, потому именно из этих людей было сформировано несколько летучих отрядов, промышляющих в горах. Они часто появлялись в Анапе, сбывая на знаменитом невольничьем рынке пленных, захваченных в разбойных набегах. Вот одним из таких беглых офицеров русской армии, перешедшим на сторону турок и возглавившим шайку грабителей, промышляющих в горах, и решил прикинуться лейтенант Куприянов.

Подготовка к операции по проникновению в крепость заняла еще месяц. В Анапу нельзя было идти с пустыми руками – это было подозрительно. Али предложил совершить набег на аул своих врагов из племени хегайков, взять пленных, и прибыть в Анапу с рабами на продажу. План был в целом хорош, но, немного подумав, Иван решил не вмешиваться в клановые дрязги, да и убивать стариков с детьми ему, как русскому офицеру и просто человеку совсем иных моральных норм, претило. Не отказывая Али, который был ему нужен в качестве союзника, Иван предложил несколько иной подход к решению проблемы.

Согласно плану лейтенанта, он, с группой верных джигитов Али, перехватывал один из идущих к Анапе караванов невольников, перерезал охрану, занимал её место и так попадал в город. Али не возражал – предложенный русским план обещал больше прибыли при меньшем риске неудачи, ведь в караване заведомо было чем поживиться, а в ауле и вовсе могло к нужному моменту никого не оказаться на продажу.

Две недели Али собирал верных джигитов, покупал необходимые в дорогу припасы, оружие и снаряжение. Всем участникам предприятия в случае успешного возвращения было обещано щедрое вознаграждение. И вот, в исходе марта, кочерма с двумя десятками черкесов покинула берега Крыма и направилась к недалекому кавказскому побережью.

Нужный конвой, направляющийся со стороны гор к Анапе, обнаружили на третьи сутки ожидания. Десяток вооруженных мужчин гнали на продажу полсотни пленников, в основном девушек и мальчиков армян, пользующихся на невольничьем рынке наивысшим спросом. Как определил опытным взглядом Али, хозяевами конвоя были персы, по всей видимости, потерявшие надежду провести к себе на родину пленников, захваченных в войне против России.

Для любого джигита такой конвой желанная добыча, и даже странно, что он дошел по горам почти к самой Анапе. Впрочем, как стало ясно к вечеру, странности тут не было – пристальное наблюдение выявило, что все конвойные были ранены. Скорее всего, изначально их было больше, и значительная часть отряда погибла, отражая атаки жадных до поживы горцев.