Лицо Офиры скривилось в маске плача. Только слезы не текли.

– Я не хочу!..

– Забрать ее!

Подошел жрец. Он приобнял девочку и отвел в центр из свечей.

Офира раскинула руки – голая, несчастная и бесправная в своей судьбе.

Лаванда деревянной походкой шагала по коридорам «ЗОЛЫ», так обманчиво похожим на артерии какого-нибудь офиса. Но вся иллюзия разом таяла, стоило на месте для кулера оказаться пятачку с алтарем, на котором располагался золотой кубок с «влагой мертвых». Так называли росу, которая оседала по утрам на трупах. Испить мог любой желающий.

Вспыхивали и гасли потолочные лампы, реагируя на движение. Лаванда то и дело нагоняла собственную тень. Губы сжались в полоски стали. Голубые глаза посерели. В ноздри били запахи евшан-травы и люцерны. Смесь помогала держать рассудок в узде, особенно когда с изнанки бытия начинали царапаться безымянные твари, привлеченные вкусными, раскрепощенными душами, открытыми для зла.

Навстречу прошел один из агентов под прикрытием. В кителе полковника МЧС. Лаванду передернуло от отвращения. Она ненавидела людей в форме.

В 2007 году, когда ей только исполнилось десять, выпивший отчим толкнул мать под сдававший задом мусоровоз. Ублюдок, с гордостью носивший погоны капитана милиции Самары, просто отпихнул «сучку, сказавшую поперек его слова». Водила мусоровоза не сразу врубился, что наехал на что-то. Девятнадцатитонная махина лишь подпрыгнула. Из кабины он выскочил только благодаря надрывному крику девочки.

Ей никто так и не поверил. Зато она безоговорочно уверовала в дьявола, низвергнувшего ее жизнь в ад. Ублюдок в погонах частенько прикладывался к бутылке. После чего брал ремень и вдевал в его дырочки капитанские звезды. Затем следовали свистящие взмахи, порождавшие жалобный скулеж.

Так «овцу» учили уму-разуму.

Лаванда много раз думала, что лучше бы он насиловал ее. Тогда бы у нее оставался хоть какой-то шанс на хорошее отношение к себе. Как к собаке, подносящей тапочки – и оргазм в пасти.

Закончилось всё довольно просто. После очередной экзекуции, когда ублюдок, удовлетворив садистские наклонности, уснул, она взяла обычный карандаш и толстенную Хрестоматию для четвертого класса, которую так ни разу и не открывала.

Вставила карандаш в ухо спящему. Подняла книгу. С силой ударила.

Карандаш больше чем наполовину вошел в голову. Ее мучитель умер с открытым ртом, словно деревянная палочка с грифелем отжала внутри его черепа какую-то пружинку. Лаванда с улыбкой обломала карандаш. Последующую неделю она жила в тишине, благословленной смертью. Пока соседи не забили тревогу, обеспокоенные вонью, разившей из их квартиры.

Из детского отделения психиатрической больницы Самары ее забрал плешивый тип, работавший на «ЗОЛУ». А кто заколол дядю? Вот и молодец, вот и умница. Лжек уже тогда был собой нынешним: ни морщинки на нём, ни пятнышка, как на смуглом яичке.

В северный коридор шмыгнул навигатор с выколотыми глазами. За ним следовал вооруженный «золовик», готовый в любой момент пристрелить подопечного. Безумие и одержимость среди таких не редкость. Навигаторы – особая каста жрецов. Они погружались в кошмары астрала, в волны черных океанов. Искали возмущения, толчки силы, странные смерти, аномалии.

Именно они привели «ЗОЛУ» к Ивоту в 2000 году. Под землей что-то находилось – нечто мощное, вибрирующее болью иного мира. Под предлогом градостроительного напора стали перерывать окрестности, отданные под новый район. Однако сомнительная честь обнаружить врата в царство зла и первобытного хаоса принадлежала Ивотскому стекольному заводу. Так всё и началось.

Лаванда остановилась у вычурных дверей Зала Ритуалов. Изнутри явственно тянуло опиатами. Вошла. При виде раздетой Офиры, стоявшей с покорностью овцы в жертвенном круге, она на миг остолбенела. Дело серьезное, раз в ход пошел столь редкий живой актив. Девочка не отрывала испуганных глаз от отца.

Лаванда просеменила к креслу, в котором развалился Лжек. Верховный колдун с безразличием свесил руки. Лужицы теней, привставая, обсасывали его смуглые кисти, пожирая сок грейпфрута.

– Чертовидцы живы, мессир Лжек. – Лаванда чеканила каждое слово, будто юбилейные монеты к дню рождения Сатаны. – Желтоглазый всё это время пребывал в коме. Питонин фальсифицировал заключение о его смерти. Но это не всё. Желтоглазого укрывал некий плод, произрастающий на его груди. Мимикрия под мертвеца.

– Вот как? – Лжек против воли оживился. Скосил оливковые глаза на подчиненную. – Что за «плод»?

– Беломикон, мессир. Так его назвал желтоглазый.

– Что-то новенькое. А что со вторым?

– Освобожден напарником. В настоящий момент чертовидцы уже пресекли профессиональную деятельность некроманта в метро. Слухи об их возвращении плодятся быстро. Дети тьмы покидают городок. Какие будут распоряжения, мессир? Прикажете меня… высечь? – Лаванда вдруг ощутила прилив крови к низу живота. Сжала бедра.

– Возвращайся к нашему храброму майору. Держи руку на пульсе. И, Лаванда…

– Да, мессир?

– Получи на выходе дюжину «плетей».

– Мертвого дня, мессир.

– Мертвого дня.

Лаванда покинула Зал Ритуалов. Офиру, бросавшую умоляющие взгляды, с улыбкой проигнорировала. Однако в коридоре нахмурилась. Долбаный Питонин! Квадратный козел! Если бы не он… Она набрала слюну для плевка, но передумала: проявление верблюжьей привычки после визита к верховному выглядело бы двусмысленно.

Блондинка-лейтенант вскинула подбородок и направилась в Атриум Плоти.

Плети, секущие до сладкого зуда спину, бодрили лучше чашечки доброго кофе.

Лжек скрестил руки на плоском животе. Жрецы приготовили маленькие лопатки с зубцами, напоминавшие кухонные терки для твердых сортов сыра. Офира знала, что сейчас будет. Ее долгое время готовили к подобному. Ноги обожгли внезапные горячие струйки.

Она взглянула на отца:

– Я люблю тебя, папа.

Лжек оскалился:

– И потому ты идеально подходишь. Покончите с ней!

Жрецы схватили девочку за руки, пережали ей лодыжки и запрокинули голову. С десяток ртов затянули богохульные сантерические напевы. Лопаточки с нежностью любовников легли на плоть – стирая татуировки Офиры. Серебристые линии нательной живописи снимались с ребенка вместе с кожей и плотью, словно обагренная цедра – с кровавого апельсина.

Щеки. Скакавшие плечи. Дуга спины, живот и груди. Трясшиеся ягодицы. Мокрые ноги.

Кричавшую и лягавшуюся девочку заживо ошкуривали.

Через двадцать минут всё закончилось. Офира лишилась всех татуировок, препятствовавших овладению телом и разумом потусторонними сущностями. Она напоминала жертву несчастного случая на лесопилке: человека, угодившего под струйно-гидравлическую чистку, снимавшую кору с бревен. Девочка тряслась и всхлипывала, готовясь к нырку в пасть вечности. Каждое движение, даже незначительное, причиняло чудовищную боль.

Глаза Лжека блестели, как у страдающего сенной лихорадкой. Он поднялся с кресла. Воздел руки к далекому небу, сокрытому от взора метрами кладбищенской земли.

– О Бессодержательный! О владыка мертвых комет и нор бесконечности! Отрави сей сосуд мудростью бездн! И пройди телесно по миру, чья судьба – корчи под твоей кровоточащей пятой!

Жрецы запели еще громче, один за одним впадая в транс, будто сомнамбулы. Они пускали слюни, имитировали лай, с наслаждением увечили себя лопаточками. Где-то снаружи громыхнуло, словно за много километров от убежища надвое раскололся скальный массив.

А потом куполообразный потолок стеклянно-земляным водопадом обрушился в зал.

Ритуальную группу жрецов и Офиру заживо погребло под тоннами земли.

Лжек с интересом сложил пальцы пирамидкой.

Оползавшая тихим дыханием насыпь задрожала. Осколки и дурная земля со стеблями ядовитой бузины подались в стороны.

Наружу выбралась Офира. Несмотря на комья подтухшей земли, хрупкое тело девочки являло собой образец чистоты. Раны, родинки, старые шрамы – всё растворилось в новой коже.