Во-вторых же, хочется обратить внимание на то, что события Рождества – это далеко не только «день рождения»! Описания Рождественских историй содержат в себе картины явлений Ангелов и Архангелов, их возвещений о Божьей воле, о зачатии от Святого Духа, о том, что зачатый таким образом младенец будет никем иным, как Сыном Всевышнего, и много еще чего, выходящего далеко за рамки значения «просто день рождения»… Так что, какие бы иудейские традиции ни уважали и даже ни чтили первые христиане, не разглядеть в событиях Рождества их просто таки эпического смысла и значения, выходящего пределы любых традиций, они бы просто не смогли!

Так что ссылки на «экс-иудаизм» ранних христиан, как на объяснение того, почему они первые три столетия если и не игнорировали Рождество, то, по меньшей мере, придавали ему второстепенное значение, совершенно не проходят. Ну, а более христианским апологетам сказать по этому вопросу вообще нечего…

И в этой ситуации остается только либо «смиренно склонить главу» перед полнейшей загадочностью, необъяснимостью и нелепостью всей этой истории 300-летнего игнорирования, либо принять то единственно реальное ее объяснение, что никакого игнорирования попросту и не было, поскольку так же не было и никаких историй Рождества в изначальных текстах Евангелий, которыми христиане пользовались первые триста лет своей истории!

В этом случае вся «загадочность» и «необъяснимость» вмиг рассеивается, как туман, и становится совершенно понятно, почему 300 лет христиане не праздновали Рождество, а праздновали именно Крещение Иисуса, как праздник Епифании/Богоявления. Так сложилось по той простой причине, что первые 300 лет христианства, именно с этого эпизода – совершенно одинаково! – начинались все четыре Евангелия, пока к двум из них не прибавили тексты про Рождество.

Да-да, современным христианам стоит обратить внимание на ту «маленькую деталь», что без сказаний о Рождестве все четыре Евангелия начинаются совершенно одинаково, и как раз именно с эпизода крещения Иисуса!

Так что, абсолютно естественно, что именно на этом эпизоде, в течение трех столетий синхронно открывавшем повествования всех четырех Евангелий, и сосредотачивалось внимание христиан того времени, истолковавших именно его, как Епифанию – как первое явление Бога, «единого в Трех Лицах», – и праздновавших события этого эпизода, как свой главный праздник. Так же, как совершенно естественно и то, что как только в церкви стали распространяться тексты Нового Завета, в которые уже были вставлены истории Рождества, уже именно эти истории и сконцентрировали на себе внимание всех христиан!

С учетом всего сказанного, лично я не вижу другого варианта, кроме того, чтобы признать полностью обоснованной версию об отсутствии сказаний Рождества в изначальных текстах Евангелий, вплоть до 4 века нашей эры.

Подтверждается ли этот вывод имеющимися на сегодня в распоряжении ученых древними манускриптами? Да, подтверждается! И хотя, к сожалению, все известные на сегодня рукописи Евангелий, древнее 4-5 веков, сохранились лишь фрагментарно, анализ сохранившихся фрагментов дает следующую картину.

Во фрагментах Евангелия от Матфея можно найти отрывки текстов, относимых сегодня к главам, начиная лишь с третьей, и нет ни одного фрагмента с текстом из первой или второй глав – глав про Рождество.

С рукописями же Евангелия от Луки, ситуация такова: среди многих артефактов, фрагменты которых тоже не содержат текстов сегодняшних первых двух глав, имеется одна рукопись, датируемая II-III веком, зарегистрированная, как папирус Р4 (Национальная библиотека Франции), в двух небольших фрагментах которой имеются отрывки текста 58 и 75 стихов 1 главы этого Евангелия.

Что ж, этот факт можно было бы рассматривать, как достаточно серьезный аргумент, опровергающий мои утверждения о том, что вплоть до IV века никаких текстов о Рождестве в Евангелиях не было. В самом деле, вот, пожалуйста – рукопись II-III веков, и в ней таки имеются два фрагмента из 1 главы Евангелия от Луки, а значит, имелись, но просто были утеряны, и остальные тексты первых двух глав, рассказывающих о событиях Рождества! Однако, не будем торопиться с выводами…

Дело в том, что в этих стихах, сохранившихся на фрагментах папируса, речь идет отнюдь не о Рождестве Иисуса Христа. Эти стихи являются частью описания событий, связанных с зачатием и рождением совсем другого человека, а именно – Иоанна Крестителя. И хотя сегодня эта история действительно входит в состав Рождественских повествований первых двух глав Евангелия от Луки, это никоим образом не означает, что именно так было и всегда!

Имеющийся в первой главе Евангелия от Луки рассказ о рождестве Иоанна Крестителя, вполне мог быть плодом творчества иоаннитов – последователей Иоанна, чтивших его отнюдь не как «крестителя Иисуса», а как самостоятельного Великого пророка Божьего! Иоаннитов в I веке нашей эры было ничуть не меньше (если не больше!), чем почитателей Иисуса, и с христианами они никоим образом не смешивались. Более того – эти две группы конкурировали за умы и сердца людей, будучи каждая убеждена в своей исключительной правоте и истинности именно своего Пророка. И конечно же, иоанниты писали свои книги с историями, прославляющими Иоанна.

Одна из этих историй, описывающая те чудеса и знамения Свыше, коими сопровождалось зачатие и рождение Иоанна, и могла быть использована Евангелистом Лукой (писавшему свою книгу, по его собственному свидетельству, «по тщательному исследованию всего сначала»), в качестве предисловия к его основному повествованию.

Ведь это основное повествование начиналось у него (точно так же, как и у остальных евангелистов Нового Завета) с истории крещения Иисуса, преподанного именно Иоанном Крестителем, так что Лука вполне мог дополнить свое повествование историей, взятой от иоаннитов, поскольку она давала его читателям представление о том, что Иисус принял крещение не от кого попало, а от самим Богом отмеченного пророка! Правда, рангом бывшего, разумеется, гораздо ниже Иисуса…

Чтобы это подчеркнуть, Лука, рассказав (с помощью истории, взятой у иоаннитов) о чудесных обстоятельствах зачатия и рождения Иоанна, в конце просто отправляет Иоанна в пустыню, «до дня явления Израилю». А поскольку следующее появление Иоанна в повествовании Луки связано уже с крещением Иисуса, создается стойкое впечатление, что именно – и практически только лишь! – для крещения Иисуса и был порожден Богом великий пророк Иоанн. Таким образом, поместив в свое Евангелие этот, совершенно иоаннитский по своему содержанию, рассказ, утверждающий богоизбранность и величие Иоанна, Лука мастерски использует его для утверждения авторитета Иисуса.

Тогда же, когда впоследствии к его Евангелию стали дописывать истории Рождества, то часть этих историй, а именно – благовещение ангела Гавриила Марии и ее визит к Елизавете, матери Иоанна, была вставлена прямо в рассказ об Иоанне, а основной материал был добавлен к Евангелию в виде отдельной главы.

То, что материал про визит Марии к Елизавете является именно вставкой, хорошо видно из двух обстоятельств. Первое, это то, что удаление данного рассказа (стихи с 26 по 56) из повествования об Иоанне, никак не нарушает само это повествование ни в его ходе, ни в его смысле: прервавшись на 24-25 стихах, рассказывающих о том, что престарелая Елизавета пять месяцев старалась скрывать свою нежданную беременность, оно спокойно возобновляется на стихе 57, в котором говорится, что ей пришло время рожать, и она родила сына. В описании дальнейших событий, связанных с рождением Иоанна, нет никаких упоминаний о Марии, как и не было их вплоть до стиха 26, что безусловно придает рассказу о встрече и общении Марии и Елизаветы характер очевидной текстовой вставки.

Второе обстоятельство, говорящее о том, что история с Марией и Елизаветой является позднейшей вставкой в ранний рассказ о рождении Иоанна, заключается в том, что согласно этой истории, Мария, прибыв к Елизавете, когда та была на шестом месяце беременности и пробыв у нее в гостях, как у своей родственницы, около трех месяцев, вдруг перед самыми родами взяла, да и убыла к себе домой.