И вот теперь он вообразил, что возглавляет Божественную миссию! И ради чего? Ради спасения себя, своей нечистой совести!
Александр встречает его сперва спокойно, но лишь едва закрылась дверь его покоев, и они остались наедине, на Алексея обрушился весь гнев. Он на него кричит, чего никогда не бывало раньше, и угрожает лишить всего, и вопрошает, как смел он за его спиной устраивать подобные разборки и что возомнил о себе? И что никто ЕМУ указывать не будет, как правильно молиться Богу.
Алексей прежде таким его не видел. Он понимает теперь, что имел в виду Уваров, говоря, что опасается за рассудок Александра. Он видит теперь сам: в этой истерике есть что-то больное.
Раньше он был сразу этим сломлен, он бы уже валялся у него в ногах. Но он не ощущает того трепета, что раньше. Он смог уже порвать их связь и он слишком многого достиг и сам слишком зол уж на него, чтобы бояться. Какая власть может быть над ним у Александра, если у императора нет власти даже над самим собой?
Алексей молча и спокойно дает излиться его гневу. Он знает, что такая вспышка истощит его теперь.
И оказывается прав.
Устав кричать, Александр пытается его прогнать, указывает ему на дверь, а Алексей не двигается с места. Не подчиняется приказу.
«Вы устали. Срывайтесь на меня, если это даст облегчение. Хоть бейте. Я не уйду теперь и вас не оставлю.»
Александр замолкает. В глазах его появляется сначала недоумение, а затем отчаянье и тоска.
Дождавшись этого момента, Алексей подходит и со всей возможной лаской, как раньше, обнимает его, прижав к себе. Александр напрягается на миг в его руках, потом в них разом как-то обмякает.
«Алёша, Я устал…я от всего устал..»
Алексей целует его в переносицу и замечает вдруг, что виски у Александра поседели. Издалека это было незаметно.
«Этим они и пользуются. Просто сядь и посчитай, сколькими деньгами расплатился ты уже за одухотворение?»
Александр мягко отстраняется от него и произносит как раньше тихо, но с укором.
« Я потерял сестру. Меня предала женщина, с которой я прожил 15 лет. Голицын единственный, кто поддержал меня. А ты, после того через что мы прошли вместе, меня оставил».
«Я не оставлял..»
«Никто твоего места не занял и занять не сможет. Но если ты меня бросаешь, то уже не можешь указывать, кем мне себя окружать.»
Алексей хочет напомнить про Сперанского, которого Александр вернул вновь ко двору после опалы во многом благодаря его просьбам. Он знает, что может просить и просит. Его кредит доверия пока ведь не исчерпан. Их разрыв лишь доказал его преданность и верность.
Александр смотрит на него внимательно и Лицо его, ещё недавно искаженное от гнева, вновь стало кротким, приятным, а взгляд ласковым. Как этого взгляда Алексею не хватало..
«Я хотел бы, чтоб мы были близки как раньше..- и добавляет тут же, - В духовном смысле. Ты отдалился от меня, лишил меня своей опоры. Ты очень больно сделал мне, меня оставив. Но я без возражения тебя отпустил.»
Он говорит и под его словами Алексей вновь тает. Он не боится его гнева, но не может устоять против яда этих сладких слов. Он скучал по ним. Он, конечно, понимает, что Александр вновь играет с ним в игру. Но стоя рядом с ним, наедине, в его покоях и поддаваясь этой власти он как будто бы и сам чувствует себя сильнее.
«Я ему нужен. Никто не может дать ему то, что даю я..»
Выходя от Александра, он словно ног не чувствует. За этот час они прошли от взаимного чувства гнева к самой горячей нежности и расстались в таких изъявлениях любви, что Алексей едва не плакал. А главное, он почти добился своего. С Голицыном, считай, покончено. Он сделал благое дело-он спас императора от влияния сектантов, спас с этим вместе и Россию.
Спас…но как обычно: пожертвовав себя. И в этом чувстве было блаженство, которое не объяснить не передать и не понять ему самому. Он упивался этой жертвой.
Грузино, ноябрь 1825
Михаил Михайлович жил в имении у Аракчеева уже больше месяца, оттуда же отправляя письма с отчетами о здоровье графа в Петербург. Многие были обеспокоены болезнью, но больше ещё удивлены. Представить что жёсткий, чёрствый, грубый Аракчеев способен на такую сильную привязанность да и к кому? К дворовой девке!
За то время, что Сперанский прожил в Грузино, и общался здесь с людьми, он не услышал ни одного доброго слова о Настасье.
«Злая баба, ведьма, салтычиха», змея,»- твердили все и казалось невероятным, что при всеобщей ненависти граф мог не замечать недостатков своей возлюбленной.
«Так это же известно, она его приворожила колдовством, -на полном серьезе заявила ему кухарка.- Она в еду добавляла волосы из срамных мест. Известный способ.»
В один из дней в Грузино приехал Миша Шумский. За все время с момента трагедии он был тут от силы два дня.
Сперанский видел сына графа раза три и ни одного из них не видел Михаила трезвым.
Поэтому когда тот накануне похорон уехал куда-то снова, Сперанский рассудил, что так даже лучше. Не будет глаза мозолить и расстраивать и так убитого отца.
Поэтому выйдя как-то утром на террасу и застав там Мишу, крутящего папиросы на столе, он только вздохнул.
Он не хотел влезать в семейные дела Аракчеева, и уж тем более учить взрослого парня морали, но даже ему трудно было так сдержаться, при виде небритой, опухшей рожи. Он даже здороваться с ним не стал,прошёл мимо по террасе и опустился на ступеньки лестницы.
Через минуту те скрипнули, и Миша сам присел с ним рядом. Он был не пьяным, но с похмелья и от него разило перегаром так, что Сперанский невольно отодвинулся.
«Ну так-то, Михал Михалыч..- вздохнул парень.- Как думаете?
Помрет он вскорости?
Сперанский уставился на Мишу, не веря своим ушам.
«Совесть у тебя ещё осталась? О матери не плачешь, отца хоть пожалей. Умрет он, кому ты сдался?»
Миша прищурился и без всякой тени обиды вполне мирно ответил:
«Он мне не отец. А она - не мать. Вы ж знаете.»
«Не всякий родитель делает столько, сколько Алексей Андреевич сделал для тебя.»
«А я просил его о чем-то разве? Ниче я ему не должен. Охота стала делать из меня дворянина? Я лучшем бы дрова рубил или пахал поля. Он не для меня старался. Для своего тщеславия.»
«По крайней мере он не заслужил чтоб ты смерти ему желал.»
«Да я ж желаю ему смерти что ли? Я просто спрашиваю…каков он? Я б сам спросил, но не хочу идти к нему. Опять посыплются упреки, что я На Настасьины похороны не пошёл. Что вот я к ней так плохо относился и не скорблю. А что же делать, если я о ее смерти не жалею?»
Михаил Михайлович тут замолчал. Смутился.
«Что видел от неё кроме побоев да ора? Граф за порог - она тут разворачивалась не Хило. Секла за малейшую провинность до соплей кровавых. Сука. Я знал,что так она и кончит.»
«Так от чего ему не говорил, что плохо тебе с ней живётся?»- тихо спросил Сперанский.
«Попробуй такое тут скажи. Она б меня прибила разом. А впрочем я говорил. Только он все равно не верил мне. Он говорил: она мать тебе и плохого не желает. Слушайся ее во всем.
Сам слушался ее..тьфу..теперь как баба ноет. От него одно всю жизнь нравоучение, занудство и вот теперь ещё нытьё. Скупой, копейку каждую считает…сам расписал как надобно мне жить и требовал отчета..
Сперанский и тут молчал. Он мог бы возразить, сказав, что граф вложил в него, не родного даже сына, столько денег, что так старался устроить его жизнь, что пусть и не любви заслуживает, но хоть каплю благодарности. Кто ж виноват, что парень благами этими воспользоваться не захотел.
«Он постареет, а я теперь что, ходить за ним должен? Не буду…Не отец. И денег мне его не надо!Ничего его не надо мне!»
«Не знаешь ты, что такое голод и нужда…плохой тебе он был отец, потому что избалован ты им сверх меры…Легко отказаться от денег, которые ты не заработал, -резко сказал Сперанский.
Миша вспыхнул, резко встал и ушёл в дом, всем видом демонстрируя обиду.
