– Простите? – после некоторой паузы растерянно пробормотал профессор.
Он был явно смущен и как-то странно смотрел на Настю – словно приглядывался, словно вспоминал или сравнивал ее с кем-то.
– Меня зовут Анастасия. Вам можно называть меня просто Настя. Вы готовы дать мне интервью? Завтра? В три часа дня? В кафе на набережной? – Настя решила, что в данной ситуации следует брать инициативу в свои руки. И в очередной раз оказалась права, потому что профессор послушно пробормотал:
– Да, конечно…
– Вот и отлично. Жду вас, – Настя обворожительно улыбнулась, бросила на профессора быстрый, очень внимательный взгляд, словно впитала его всего, словно пыталась понять все его мысли, мечты и сомнения, после чего… исчезла.
Андрей Игоревич в полной прострации огляделся по сторонам – девушки не было. Вот только что была и вдруг исчезла. Возможно, он впал в беспамятство на несколько секунд и она успела уйти? Или что-то отвлекло его внимание на мгновение?
Удивительно, что ее зовут Настя. Так же, как и его Настеньку…
И… Вообще эта милая девушка чем-то неуловимым, глазами, быть может – живыми, лукавыми, шальными и немного… ведьминскими – наверное, действительно, точнее не скажешь – напомнила ему его Настеньку, его любимую…
1880 год (1850)
– Читай, Поля, – на этот раз голос Насти не дрожал, он звучал твердо и холодно – Скорее. Прошу тебя.
– Уважаемая Настасья Ивановна, я с радостью сообщаю вам, что ворота нашего монастыря открыты для вас. Получено великодушное благословление отца Георгия. Сумма вашего бескорыстного пожертвования теперь представляется нам вполне достаточной. Поблагодарствуем Господу Всевышнему. На все Его воля. Настасья Ивановна, вы что нас покинете? – маленькие глазки Полины округлились от ужаса. – Да на кой вам оно все сдалося? Вам чего плохо живется? На всем готовом-то! Красавица вон какая вы у нас писанная! Да коли б я была на вашем месте, я бы от счастья…
– Поля, успокойся… – задумчиво перебила ее Настя.
Она находилась все еще здесь в своем милом, с детства родном доме, с навсегда впитавшимися в память запахами: всякий раз словно впервые распустившейся нежной сирени, упоительного ладана от вечно горящей лампадки в красном углу, зарумянившихся, чуть подгоревших и от этого еще более вкусных пирогов, только что сваренного малинового варенья…
А звуки, от которых становилось так покойно и хорошо на душе, словно и не существовало вокруг непоправимых бед и жестоких потерь? Как же можно жить без выученной уже наизусть музыки скрипа половиц? А без стрекотания сверчков за окном теплыми летними ночами? Или без вечернего танца мотылька, бьющегося о лампу – всякий раз – последнего в его жизни танца? Кажется, что без всего этого невозможно, да и смысла нет без всего этого, но… и оставаться здесь тоже невозможно…
Да, сама Настя все еще была здесь, в своем привычном мире, но… душа ее… Душа ее уже улетела, улетела в другой, чужой, суровый, незнакомый, неласковый мир, мир, к правилам которого еще предстояло привыкать, мир, обратной дороги из которого не существует.
Примет ли он ее?
Впрочем… Какая разница? Настя ясно осознавала, просто ЗНАЛА, что ее дорога простилается именно туда – в монастырь. Дорога прямая, без ответвлений тропинок и спасительных развилок. Выбора нет. Настя чувствовала, что есть ВОЛЯ – высшая. И раз двери уже открыты, то следует поспешить.
Ведь если ворота распахнуты, то нужно найти в себе смелость в них войти. Струсить – грех, неуважение к ВОЛЕ СУДЬБЫ – это Настя просто ЗНАЛА, не могла объяснить, но ЗНАЛА однозначно. Как и многие другие вещи…
Например, Настя и не хотела бы, но отчетливо видела, что через два года после ее ухода в монастырь, Андрей женится на молоденькой графине – милой такой, в беленьких кудряшках и розовых рюшах – хохотушке и затейнице. Андрей будет счастлив с ней до умопомрачения – простыми житейскими радостями, взахлеб – лет пять примерно. Веселая графиня одного за другим родит ему трех сыновей – таких же румяных и кудрявых карапузов, как и она сама. Потом неожиданно графиня очень располнеет и как-то разом поскучнеет – что-то непоправимо нарушится в ее женском здоровье. Она станет склочной и маниакально экономной – видимо вся ее бурная энергия, ранее направляемая на получение радостей жизни, по иронии судьбы трансформируется, круто поменяет свое направление и теперь смыслом жизни мрачной, с поджатыми губами женщины станет фанатичное собирательство и невиданное скупердяйство. Постепенно везде, где только можно, на шкафчиках, сундучках, кладовых, появятся замки. Вопрос – не объедает ли их прислуга? – будет волновать графиню более всего на свете. Все в дом, все в дело, все в прок. Старье, барахло, чужие, подобранные где-то вещи заполнят до предела чердаки, подполы, сараи. Варенья, соленья, сушеные грибы и ягоды будут заготавливаться почти в промышленных масштабах, а вот полакомиться ими всласть будет непросто – ежедневный рацион семьи, просчитанный до грамма, приведет к тому, что всем жителям поместья придется затянуть пояса потуже. Мальчишки – юные, шальные, активно растущие и поэтому постоянно голодные, озлобятся, научатся воровать еду и деньги – мастерски, прямо из-под носа матери. Андрей сникнет, поскучнеет, запьет сильно, увлечется охотой, путешествиями – все бы подальше от дома, от голода, тягучей скуки незаметно перетекающих друг в друга однообразных дней и занудливого ворчания жены…
Бедный. Бедный Андрюша. Франт и модник. Красавец и весельчак. Он любит Настю. Это она тоже ЗНАЕТ… И будет любить всегда, даже в те самые, безоблачные пять лет своего незамысловатого счастья. Не столь часто, но все же с заметной регулярностью Андрей будет покидать свое уютное, полное смеха и веселья гнездышко, чтобы посидеть на берегу реки – одному, в полной тишине, глядя, как в водной ряби преломляются лучи заходящего солнца. Что это? Что мешает ему жить? Откуда это мерзкое ощущение бессмысленности существования? И тоска – щемящая, болезненная, не стихающая? И Настя… Настенька… Зачем она оставила его? Настенька… Свет его очей… Волшебная, удивительная, тонкая, неземная Настенька… Ведь он любил бы ее любую – слепую, немую, старую. Любую! Но она ушла. В монастырь. Оставила его. Видимо, Настеньке там лучше, раз она так решила. А ему? Ему, Андрею как? Наверное, тоже хорошо – вон какая у него жена и детки – всем на зависть… А тоска?…Что ж, пройдет. Русскому люду издревле тоска свойственна, куда ж от нее деваться?… Настенька… Настенька… Услышь…
Настя слышала. Слышала уже сейчас, здесь в родной комнате, еще не переступив ворот монастыря. Сердце уже болело за Андрея. Сердце уже болело без Андрея. Он здесь, рядом, они будут обедать через час – вместе, вдвоем, но… Настя уже далеко и уже скучает, уже видит его постаревшего, с опустошенной душей на берегу реки, зовущего и молящего. Жаль, что его никто не услышит. Вернее, услышат, ведь человек никогда не остается один… Но вот помочь не сочтут нужным. Что ж, на все воля Бога…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
