Литмир - Электронная Библиотека

У темноты не было конца, она заполняла все пространство до бесконечности. Заполняла глухой тоской, приевшейся болью и абсолютным, свойственным только святым мученикам, смирением.

Иногда, сквозь темноту с мощным усилием словно прорывались звонкие, размеренные удары колоколов – отдаленные, но очень четкие, ритмичные и при всем этом… сурово безжалостные.

Почему возникало именно такое ощущение? Ведь колокольный звон – это символ веры, света, радости. Почему Насте становилось так жутко, почему ледяной ужас все глубже и глубже змеей заползал в душу с каждым новым ударом?…

…Телефон зазвонил так пронзительно, что Настя резко вздрогнула. Сердце тревожно заколотилось – нужно к врачу, что ли сходить? Вдруг она сумасшедшая? Что это за темнота такая? И звон этот устрашающий – вроде церковные колокола, а страшно звонят, просто сердце холодеет.

– Да, – Настя улыбнулась счастливо и облегченно. Она уже поняла, кто ей позвонил – теперь вся эта дребедень из ее бестолковой башки немедленно выветрится – так было всегда, стоило ей только услышать голос Андрея. Все ее проблемы и реальные и надуманные, все до единой переставали существовать – разом! И вообще весь мир переставал существовать – замирал и вежливо, на цыпочках отходил в сторону – дабы не мешать им быть вместе. Насте и Андрею. – Адриано, это ты?

– Я, Настена. И как ты это делаешь, а? Волшебница моя.

– Что? – Настя решила поразвлечься и прикинуться непонятливой. – О чем это ты, солнышко мое?

– Как ты все время угадываешь, что это именно я звоню? Вдруг это другой какой твой кавалер? У тебя же их целая прорва. Я, так сказать, один из самых плохеньких, неперспективных. Третий сорт. А вдруг позвонит тебе самый что ни на есть перспективный, чтобы, прикинь, руку предложить, кошелек и дачу в придачу, а ты ему по неосмотрительности так прямо и ляпнешь – Андрюша?

– И что? Подумаешь! – Настя захохотала, как-то очень живо представив себе толстого, лысого и перспективного воздыхателя с дачей в придачу. На что сдалась бы ей эта дача? Грядки что ли там полоть? – Если захочу, любой из воздыхателей не раздумывая станет Андрюшей! Скажу, что иначе руку не одам.

– А сердце?

– Что сердце?

– Кому отдашь?

– Сердце? Ну… – Настя вытащила из-под ножки кресла телефонный шнур и подошла вместе с телефоном к зеркалу. – А ты меня разлюбишь, когда я буду старой и толстой? Признавайся, разлюбишь ведь? Вы все, мужики такие! Беспринципные, бессовестные и… и… похотливые! Вот!

– Ну, ясное дело, похотливые. Какими же нам еще быть? Я, например, не стану отрицать, я – очень бессовестный. И особенно беспринципный – даже немного беспринципнее, чем другие. – Андрей говорил медленно, тягуче. – А ты не будешь старой и толстой, – очень быстро добавил он.

– Знаю… – Настя задумчиво провела ладошкой по щеке. – Мне тоже так кажется, что я никогда не постарею. А вот тебя, тебя я прямо так и вижу пожилым – лысым, с таким, знаешь… очень красивым, аристократической формы черепом, и… в дорогих, стильных очках, конечно. И худым еще, сутулым очень и, знаешь, Андрюш, ты грустный там – в будущем. Печальный страшно и без меня почему-то все время. Ты куда меня подевал, а?

– Ты мне зубы не заговаривай, – нарочито строго сказал Андрей.

От сегодняшних Настиных разглагольствований на душе у него стало как-то мрачно и совсем уж безнадежно. Он виртуально фантастическим образом переметнулся на мгновение в будущее и очень органично ощутил себя тем самым пожилым, лысым, с красивым черепом, сутулым мужиком, а ее, Насти рядом снова не увидел…

Надо, пожалуй, уже заканчивать эти шалости с дилетантскими сеансами ясновидения, а то совсем крыши у них съедут, причем у обоих.

– Сердце кому отдашь? Не уходи от ответа, Настя. А то, ты ведешь себя как старый, прожженный нелегкой жизнью еврей – вопросом на вопрос, это, милая моя, неприлично. Дурной тон.

– А я вообще неприличная. А вопросом на вопрос очень даже забавно. Я люблю так делать.

– Я знаю. Значит, не ответишь?

– Не-а… Я еще не решила. Может отдам свое драгоценное сердце лысому и перспективному, а может… В общем, я, юная, наивная девушка и на данный момент еще не разобралась в своих чувствах.

– Ага. Я понял. Ну и ладно. Я Машке позвоню тогда. Она мне точно сердце свое подарит. На днях уже обещала.

– Звони, – равнодушно пожала плечами Настя, обворожительно улыбаясь своему отражению. – А оно тебе, что разве нужно?

– Что? – не понял Андрей.

– Как что? Машкино сердце?

– Нет, не нужно, – быстро ответил Андрей, растерянно пожав плечами. – Но пусть будет, раз дают, надо брать. Я очень расчетлив и прагматичен, если ты еще не усвоила. Подробное, в деталях изучение истории не может не повлечь за собой выработку у индивидуума здорового цинизма.

– Получается, что ты романтический циник? – Настя захохотала. – Какая-то несостыковочка выходит. Может, ты определишься уже как-то, а?

– Я определился, Насть, – тихо сказал Андрей.

– Ой ли? И в чем же?

– Да знаешь ты все… – Андрей устало вздохнул. – Балаболка. Принесу тебе почитать, что в средние века народ вытворял – станешь тут циником. Вот представь только всего каких-то триста лет назад, ну всего три-четыре человеческих жизни, то есть ерунда сущая, так вот тогда на полном серьезе полагая, что творят благое дело, сжигали якобы ведьм. Не одну, не двух, сотни. Мне от этого как-то даже неловко, я же тоже представитель рода человеческого и вроде часть его, а принять и даже как-то осмыслить эту жуть не получается. Прикинь…

– Хватит, – резко перебила его Настя. – Не желаю это слушать. И не вздумай приносить мне ничего подобного читать! Я тебя сама сожгу на костре, если только посмеешь! Из твоих бредовых книг костер и разведу. Понял?

– Ладно, не буду… Просто это, действительно, интересно. Я планирую изучить именно эту тему после окончания института. Возможно, в докторской или потом, когда стану профессором.

– Изучай, что хочешь, но я об этом слушать не желаю! – голос Насти нервно задрожал.

– Ладно, не сердись. Так о чем мы с тобой говорили? У меня осталось ощущение недосказанности.

Настя вздохнула и ободряюще улыбнулась своему отражению в зеркале.

– О Машкином огромном сердце мы с тобой говорили. Видимо подсознательно ты очень стремишься его заполучить в единоличное пользование, отсюда и ощущение недосказанности.

– А ну да. Ты права. Я же помню, что мы говорили о чем-то приятном, – хмыкнул Андрей.

– Так ты, правда уверен, что надо брать? – Настя сама удивилась тому, как серьезно прозвучал ее голос. – Если речь идет именно о сердце? Ты уверен, что возможно его использовать просто так в прагматичных целях? Может, благороднее великодушно отказаться?

– А фиг его знает, Настька… Если благороднее, то оно, конечно. А если человек сам страстно жаждет, что бы его сердце взяли? Если это предел его мечтаний – отдать свое сердце в безвозмездное пользование, а?

– Даже если знает, что никогда не получит в ответ сердце своего любимого? Никогда, Андрюш?!!

– Ну да, даже если знает, что не получит, – холодно подтвердил Андрей. – Но все равно хочет отдать свое.

– Нет! – Настя решительно мотнула головой. Она только что в эту секунду окончательно и однозначно осознала одну истину – нельзя брать чужое сердце, если не можешь дать свое. – Нет! Нельзя брать чужое сердце, если не можешь дать свое! Это плохо кончится. Для обоих. Неужели ты не понимаешь, солнышко?

– Ага, я понимаю. Ты просто не хочешь, чтобы я с Машкой и ее сердцем сегодня в кино пошел. Вот и все.

– И это тоже. Потому что в кино ты пойдешь со мной. Даже если и без сердца моего. Понятно?

– Ага, – послушно согласился Андрей. – Мне понятно, – Как же сладко замерло все внутри, как тревожно-волнительно засосало где-то в районе солнечного сплетения, как говорят, под ложечкой…

Как восхитительно чувствовать, когда им вот так полушутливо, но все же вполне серьезно командует Настя… Ему нужна только она, она одна. Вот такая своенравная, веселая и непосредственная. Андрей готов за нее на… Да на все он готов за нее! Как дурак самый распоследний! Только Настя одна во всем мире, во всей Вселенной нужна ему. А никакая ни Машка… И он подарит Насте свое сердце, даже если она не предложит ему взамен свое…

5
{"b":"727605","o":1}