Изабель… Петра…

Наконец он нашёл в ней других людей. Он помнил тепло от глаз, выражающих это чувство. Признательность.

Любовь. И снова она, как эмпат, распространяла своё настроение на него.

Девушка медленно отвела взгляд, проведя его по всей площадке, на которой развернулось это прекрасное торжество.

А Аккерман не отводил взгляда. Он пытался разглядеть в ней ещё что-то…

Но девушка вздохнула и произнесла:

— Я надеюсь что ты отдохнул здесь, — забота в её голосе ударила Аккермана куда-то…ниже чем голова…

В сердце?

Он вспомнил давно забытые чувства к Изабель. Трогательность. Умилительность. Которую он никогда не показывал.

Забота в её голосе, забота его о ней.

Как давно прошли эти эмоции. Улеглись в душе с воспоминаниями о ней.

Юэла подняла глаза на него и её лицо изменилось. Из настороженного, оно вдруг стало удивлённо радостным.

Леви не понял сразу, что её так удивило в его выражении… А потом словно увидел своё отражение в её глазах.

***

Он улыбался.

Открыто.

Искренне.

Без усталости и горечи в глазах.

Его глаза смеялись

В следующее мгновение девушка уже крепко обнимала его, смеясь от неожиданности и счастья. Странного счастья, происхождение которого не понимала.

Атмосфера праздника повлияла и на него. И это было важнее сейчас всего на свете. Где-то там, глубоко в нем, было спрятано то же самое счастье. Которое пробуждается внезапно, когда человек достигает внутри гармонии с самим собой. Когда звучит весёлая, светлая музыка. Когда все вокруг счастливы.

Рыжий мальчик. Тот парень, который танцевал с Юэлой. Эмма и Эрвин…

И именно эти моменты, когда, каким бы сложным мир не казался, какие бы трудности и боль не преодолевали люди на своем пути, отличают нашу жизнь от безжизненного, серого кладбища…

========== Кадеты ==========

Леви медленно открыл окно, и в его комнату хлынул свежий воздух, давно ему необходимый. Духота поздней весны, много времени сжимающая его в четырёх стенах, начала постепенно растворяться в уличной прохладе. Мужчина вдохнул полной грудью, наполняя лёгкие запахом раннего утра и отошёл от окна.

Он никогда не любовался видом, открывающимся из его комнаты. Он не находил прелести такого рода времяпровождении. Потому что какой вообще смысл в этом находят другие люди? Надеятся, что картина за окном поменяется? Что небо вдруг окрасится в красный, и огромный гигант в три километра ростом, словно антихрист из древних, глупых легенд, появится на горизонте? Чтож, если бы Леви дана была честь выбрать самую красивую и поэтичную смерть для человечества, он бы выбрал именно эту.

И ради этого он бы простоял у окна целую вечность.

Но вся эта катавасия больше походит на детскую сказку. Чтобы сначала испугать маленьких дурачков, а потом успокаивающим тоном подвести их к заезженному концу: «Но потом пришёл великий рыцарь, богатырь и голыми руками задушил злодея».

И чувствовалось Аккерману, что если это безумие по случайному стечению обстоятельств когда-либо произойдет, то до усрачки напуганное человечество в роли великого рыцаря выдвинет именно его.

Аккерман ухмыльнулся и, всё же, поддавшись непонятному влечению, посмотрел на небо за окном.

Он не понимал, что и у других людей нет никакого объяснения тому, почему они подолгу смотрят на неизменный пейзаж. Просто невольно тянет к свету из тёмной комнаты. Просто, смотря на однотонное небо, тебя уносит в совершенно другой мир, где не ощущаешь времени, где твои мысли замедляются, и ты опускаешься в полудрёму. Ты вроде как и думаешь о чём то, точнее, начинаешь свою мысль, но она ускользает от тебя, рассеивается, и твой мозг занимается рассматриванием всё тех же деревьев, всё тех же зелёных полей, и всё той же мерзкой стены.

А потом, когда ты приходишь в себя, то понимаешь, что совершенно зря потратил несколько минут своей жизни.

«Чёрт!» подумал Леви, когда в его комнату, резко, будто с разбега, влетел Коул, громко хлопнув дверью.

Командир обернулся и, стараясь не выдавать своего испуга, многозначительно посмотрел на солдата.

— Кис Шадис просит вас прийти и посмотреть на новых кадетов, — произнёс Коул, вцепившись в дверную ручку.

В такие моменты Аккерман чувствовал себя заказчиком обуви, который пришёл к сапожнику проверять, насколько хорошо сделан заказ.

Леви глубоко вздохнул и повернулся обратно к окну. Там, внизу, на зелёной молодой траве, после самоорганизованной утренней тренировки, расселись его воины.

Его гордость и ценность. Он старался как можно реже показывать им свою признательность, но он не был настолько глуп, чтобы врать самому себе. Он дорожит ими. Порою больше, чем самим собой.

Кто-то из тех самых кадетов, вероятно, через несколько лет, попадет сюда, в сильнейшее войско человечества. Но сначала этот же кто-то пройдёт настоящий ад: своими глазами увидит сотни разорванных тел своих друзей, увидит десятки титанов, тысячи раз будет на грани смерти.

—Коул, зачем вы пришли в кадетское училище? — вопрос прозвучал довольно неожиданно, поэтому после него последовала глубокая, натяжная пауза. Аккерман действительно ждал ответа. Впервые в жизни этот вопрос стукнул ему в голову. Ведь он попал в разведотряд совсем другим путем, нежели его окружение. Он попал туда потому, что хотел лучшей жизни для себя и своих друзей и был готов абсолютно на всё. Даже на убийство одного из главных воинов человечества, который впоследствии стал и его другом, и его надеждой.

Его приход в разведотряд был спонтанным и совсем не соответствовал его желаниям.

А в кадетское училище он приходил только как командир и совсем не знал, что значит быть кадетом.

Его «кадетское учение» изначально проходило на поле боя. Его учителем был собственный опыт.

Коул медлил с ответом. Аккерман не знал, задают ли себе этот вопрос дети, слепо идущие на смерть.

Солдат вздохнул:

— Если говорить за себя, то я пришёл сюда не от хорошей жизни. Я был далеко не самым любимым ребёнком своей мамаши, и от моего ухода всем стало только лучше.

—И у тебя не было никаких патриотических, героических мыслей? —так же отстранённо спросил Леви, задумчиво смотря в сторону от Коула.

—В каком смысле? — с осторожностью переспросил солдат.

Несмотря на то, что Коул давно отошёл от той стадии, когда подчинённого трясёт от любого вопроса своего командира, но вопросы такого рода были несвойственны Аккерману. Тому Аккерману, которого Коул знал и уважал всю солдатскую жизнь.

— Ты хотел отдать свою жизнь за человечество? Ты хотел стать героем? — пояснил Аккерман, отворачиваясь от окна и останавливая свой взгляд на подопечном. Коул выглядел слегка растерянным, но, как всегда, не подавал виду.

— Нет, я был тогда уверен, что погибну в первую же вылазку за стену, — просто признался Макклаген. — Я был к этому готов.

— То есть ты сразу знал, что пойдёшь в разведотряд? —вопросы становились все требовательнее.

—Да, —твёрдо ответил солдат. — Я был уверен в этом.

— Но почему?

Но несмотря на то, что

командир был осведомлён о прежней жизни каждого из своих солдат, ни одну из них он не прочувствовал.

Он знал эти истории, словно они были биографиями давно ушедших из жизни людей которые уже не важны никому, но помнить которых надо.

Но он не понимал большинства из мотивов, целей, переживаний своих подопечных.

Он знал, что всем им пришлось нелегко в жизни, но ведь кроме отчаяния есть и другие чувства, которые каждый из них испытывал.