— Сложный вопрос, — скупо улыбнулся Каллен. — Я пытался вести с ним беседу… Допросом это назвать нельзя. Но никаких особых результатов не достиг. Он едва дышит, и в его речи слишком много незнакомых мне слов. Боюсь, милосерднее было бы прервать его страдания, и Коул предлагал свои услуги, но мессир Павус был настроен столь решительно… Сейчас он рядом с умирающим. Если хотите, пройдите туда, но будьте осторожны — любое потрясение может стать для пленного последним.
Фенрис кивнул и, неслышно ступая, заглянул в часовню. Там, перед ликом Андрасте, на полу разместилась походная койка. На ней лежал человек, а перед койкой, на коленях, стоял Дориан. Фенрис машинально отметил, что Дориан измучен, но взгляд, случайно брошенный на пленного, заставил эльфа забыть о страданиях мага и нервно сглотнуть.
У пленного не было ног. Обрубок тела заканчивался ворохом окровавленных бинтов, а рука, которая лежала на груди, очевидно, была сломана, но шина была наложена небрежно. Это несколько царапнуло где-то в душе — понятно, что пленник не жилец, а боль испытывает страшную, но все-таки…
Дориан поднял усталый взгляд и негромко пояснил:
— То и дело теряет сознание, но я стараюсь. Обещал, что как только узнаю все, что хочу, сам его…
— Да, так будет лучше даже для него, — сухо бросил Фенрис. — Ты его знаешь?
— Впервые вижу, — честно отозвался маг. — Он пошел на сделку и пытается рассказать мне про карту.
— Его нельзя привести в сознание зельями? — свел брови эльф.
— Боюсь, в его жилах зелий больше, чем крови, — тяжело вздохнул маг. — Я бы не отказался от помощи лекаря, но здешние не могли обещать даже того, что под их чутким руководством он не умрет.
— Жаль, что нет Андерса, — вырвалось у Фенриса. — Вот уж кто точно смог бы.
— Того самого одержимого? — приподнял брови Дориан.
— Он одержим, но не демоном, а духом, — неохотно ответил Фенрис. — По крайней мере, он так говорит. И не вызывает толпу демонов, а сам… превращается в нечто. Но оттаскивать безнадежных чуть ли не от престола Создателя он умеет.
Дориан явно заинтересовался, однако слабый стон прервал разговор, а пленный пошевелился.
— Знак Меркуриос… — выдал он на выдохе так тихо, что Фенрису пришлось напрячь даже свой чуткий эльфийский слух. — Фло…риан… отметил… эльфийские руины, где могли храниться… тайны древних богов… для господина. Знак… Урана… для эльфийских зеркал. Господин хотел… Не…
Дориан напряженно выслушал сбивчивую речь и коснулся руки пленного, словно в отчаянной попытке передать ему свои силы, но тот снова впал в забытье.
— И вот так — все время, — мрачно посетовал маг, не смотря больше ни на пленника, ни на Фенриса. — Что-то слишком много эльфийского в его речи. Не хочешь прокомментировать?
— Никогда не был в эльфийских руинах, — пожал плечами Фенрис. — А вот про эльфийское зеркало слышал. Та долийка, о которой я тебе говорил, притащила в эльфинаж огромное разбитое зеркало. То есть… Это она говорила, что зеркало, но даже с собранным стеклом оно не отражало ничего. Магесса пыталась его восстановить, но безуспешно.
— А зачем оно Корифею? — недоверчиво спросил Павус. — Долийцы собирают остатки своей почившей в бозе культуры, но Корифей на эльфа не похож. Да никто и не допустил бы эльфа в жрецы Думата.
— Какая жалость, — съязвил Фенрис. — Тебе виднее, чего от эльфов хотят магистры.
— Тише, — махнул ему окровавленной рукой Дориан, чутко прислушиваясь. — Кажется, опять…
Пленный даже пошевелился, кряхтя и поскрипывая от боли.
— Ты обещал, — протянул он со свистом, и Фенрис полуприкрыл глаза. Интонация была ему знакома — капризная, властная, сейчас она звучала чудовищно по контрасту с голосом и состоянием пленника. — Ты обещал… Я все… тебе сказал. Больше не знаю…
Дориан свел брови и напряженно произнес:
— А тот символ? Единственный на карте, который не повторяется больше ни разу?
Фенрис неслышно сделал пару небольших шагов ближе, поскольку голос пленного совсем ослаб.
— Не… знаю… — умирающий едва шептал, а на губах его проступала кровь. — Флориан… скрывал. Сказал только, что господин…
Тут пленный медленно повернул голову, и Фенрис внезапно поймал его взгляд. И замер. Прошлое, почти забытое, обрушилось на него, как струи высокого водопада.
— Волчонок… — выдавил тевинтерец.
— Цесар… — Фенрис впервые произнес его имя вслух.
— Я… говорил… Данариусу, что ты нас всех… переживешь, — пленный вдруг затрясся, и эльф не сразу понял, что он смеется. — Нельзя… давать… рабам… такую силу…
Фенрис почувствовал, что в душе загорается гнев, а по коже, и без того измученной ожогами, пробегает искра. Ярко засветился лириум, придавая скорбному и спокойному лицу статуи Андрасте странно-удивленное выражение, как будто отлитая из металла женщина и впрямь поразилась увиденному. Дориан замер, не зная, очевидно, на что решиться. И только умирающий смеялся все громче.
— Когда ты, — в легких его что-то страшно хлюпало и булькало, — прислуживал… мне, я смотрел… и думал, что…
Что он думал, осталось загадкой. На губах раненого с липким, влажным звуком лопнул кровавый пузырь, а смех стал беззвучным, только трясся пленный теперь куда более крупной дрожью. Дориан отстранился и приподнялся, взглядывая на сотрясающееся тело.
— Агония, — бросил он коротко. — Всё.
— Больно, страшно, — раздался печальный голос рядом, спокойный и отрешенный. — Красное марево, вечная бездна. Не знал дороги, но видел впереди свет. Звал, манил, притягивал… Обманул. Все обманули.
— Я не обманул, — отозвался Дориан и, отступив, взмахнул посохом, указуя кристаллом на грудь раненого, где здоровая рука сжалась на окровавленой мантии мертвой хваткой.
Фенрис не стал смотреть. Он бессмысленным взглядом уставился на Пророчицу, и по отблескам на ее лице отмечал, как медленно гаснет голубоватое сияние. Слышал, как пленный судорожно, со свистом вдохнул — и больше не выдохнул.
— Инквизитор сказала, что так правильно — помочь, когда не можешь спасти, — печально сказал Коул. — Ему было плохо и больно, он очень устал. Не сегодня, а давно. Почему люди продолжают делать то, что им не нравится?
— Потому что существует долг, — не глядя на демона, отозвался Фенрис.
— И следовать долгу не всегда приятно и легко, — согласился Дориан. — Ты, наверное, и сам это знаешь.
— Не знаю, — юноша опустил голову, окончательно скрывая лицо за широкополой шляпой. — Когда-то думал, что знал. Теперь не знаю.
— У всех, кто живет — так же, — Фенрис наконец повернулся. — Но это единственный путь не потерять себя.
— Кажется, у нас с духами больше общего, чем мне казалось раньше, — Дориан явно начал приходить в себя, потому что знакомо усмехнулся, хоть и тихо пока. — О, кстати, если бы Солас услышал эти слова, наверное, был бы близок к вершине наслаждения.
— Я пойду, — Коул отвернулся к двери. — Хочу немного подумать. Не мог думать, слишком тянуло сюда. Здесь было слишком больно, чтобы я не пришел.
Никто не стал его удерживать. Фенрис проследил взглядом за тонкой фигуркой юноши, когда услышал позади усталый голос:
— Сегодня я точно наберусь. С тобой, с Быком или один — все равно.
— Узнал что-то? — Фенрис постарался отвлечься.
— Узнал почти все, — маг нагнал его, явно стараясь не смотреть на изуродованные останки. — Эти символы на карте знакомы почти любому среди моего круга, и система в их нанесении, конечно, есть. Меркуриос отвечает за разум. Наверное, Корифей ищет скопления забытых знаний. Библиотеки, архивы… Уран ему покровительствует. Поэтому Флориан выбрал его для обозначения особых знаний. Еще я узнал, где Флориан размещал свои посты, людей, красный лириум… Всем этим займутся канцлер и командор. А вот последний знак… Мне он не знаком, но, видимо, там сокрыто что-то поистине важное. Ничего подобного в книгах я не нашел, хотя и сидел вчера полдня, а потом еще половину сегодняшней ночи. Возможно, Меварис сможет помочь, но леди Жозефина отказала мне, и до возвращения Инквизитора мои руки связаны.
