Фенрис старался возлюбленного щадить — двигался медленно, позволял привыкать, беспорядочно гладил ладонями шелковистую после ванны с маслами смуглую кожу, но сам до дрожи сдерживался, чтобы не войти в него разом. И только когда так же медленно вошел до конца, облегченно выдохнул. Дориан стиснул в ладони собственную плоть и подался бедрами навстречу, торопливо пробегая пальцами по лириумным узорам.

Фенрис слегка качнулся, а потом еще и еще, опираясь коленом на диван, притискивая любовника к подушкам, нещадно прижимая собственным весом. Маг постанывал, взгляд его поплыл, а на напряженной шее явственно обозначилась бьющаяся темная жилка.

— Создатель…

Фенрис наконец нашел удобное и устойчивое положение — и двинулся резче. Дориан подавился вскриком, изгибаясь навстречу. Эльф чувствовал, как на пояснице смыкаются щиколотки, а тело любовника напрягается от возрастающего движения.

— Аматус… — он сжал губы, позволяя двигаться в себе, как хотелось самому Фенрису, а потом и всхлипнул, когда любовник языком разомкнул его рот.

Фенрис точно знал, чем заставить любовника громко стонать и невыдержанно требовать большего. Он легко перенес вес на руки и начал резко набирать темп, не прекращая дразнящего движения языком.

И чувствовал, как под руками каменеют плечи; как бедра сжимаются крепче, а в живот упирается твердая влажная плоть. И руку на его естество он положил привычно, знакомо. Несколько движений — и тот выгнется, как дуга лука, зажмется, не в силах даже стонать…

А пока резкое движение и влажный звук слияния тел заставлял задерживать дыхание и прикрывать глаза.

Фенрис не так уж давно понял, что значит — заниматься любовью. От секса это отличалось примерно так же, как настоящий лук от «лука» Долийки. То есть ничего общего.

Когда ему пришлось приподнять голову, чтобы вдохнуть, Дориан позвал его по имени и так коварно прикусил исцелованную губу, что эльф не выдержал. Обхватил его за талию, вжимаясь глубже и в пару резких движений…

— Аматус… — на выдохе выстонал маг. — Аматус, я… тебя…

Он не закончил. Вскрикнул громче, закатывая глаза, и по руке эльфа плеснуло вязким, теплым…

И только потом, когда они уже оба пытались отдышаться, Дориан с удовлетворением заметил:

— Куда лучше, чем на матраце в тюрьме. Если бы меня слышали мои коллеги из Магистериума, упали бы в обморок. Всем составом.

— А ты расскажи, — хмыкнул Фенрис и опустился рядом с любовником, вплетая пальцы в его волосы.

— Придется завтра с утра принять ванну, — глубокомысленно заметил маг. — Я не могу заявиться в Магистериум с волосами, перепачканными в… Это невежливо.

— Зато достаточно провокационно, — усмехнулся Фенрис. — Может быть, ляжем? Я хотел поговорить с тобой о купчей, а сейчас…

Он с трудом подавил зевок.

— Завтра, аматус, поговорим завтра, — согласно и устало кивнул Дориан. — У нас с тобой впереди еще много лет, ты успеешь мне все сказать.

— Я тоже тебя… — эльф едва заметно улыбнулся.

— И это ты мне тоже скажешь завтра, когда я вернусь, — Дориан встал и потянулся. — А когда поедем к Хоуку — а от него сегодня пришло письмо, пока ты увлеченно крушил мечом несчастный зачарованный манекен — расскажешь ему, что такое «любовь по-тевинтерски».