Пара мгновений промедления уже накалили обстановку, и эльф почти готов был услышать приказ, но Дориан поступил иначе. Слов у него всегда было с избытком, но сейчас он промолчал, откидываясь назад и лаская себя ладонью. Это выглядело настолько же бесстыдно, насколько и…

Фенрис почувствовал, что к щекам жарко приливает кровь, и не только к щекам. Маг почти прямым текстом сказал, что попытается соблазнить, но бывший раб ожидал настойчивых попыток покорить, а не… искусить.

Эльф с трудом отвел взгляд от мерных неторопливых движений любовника и заглянул ему в глаза. Прозрачно-светлые, сейчас они потемнели, а дыхание стало поверхностным и частым, но во взгляде не было жадности, только нетерпение; и, наверное, мерцающие отблески огня следовало называть желанием, а не похотью.

Но сейчас Фенрис уже не был уверен, что отражает его собственный взгляд. Таких мужчин, который бы ценили не только результат, но и процесс, в его постели почти не было. Дориан действительно многое мог подарить партнеру — как минимум отличное тело и чувственный опыт, — но почему-то это вызывало не удовлетворение, а смутное беспокойство — от него хотелось добиться чего-то еще, но чего — Фенрис понять не мог и только раздражался. Вечно с магами какие-то заморочки.

Раздражение и возбуждение дали вполне предсказуемый эффект. Фенрис отринул неясные, смятенные мысли и позволил себе действовать так, как хочется. В конце концов, он уже нарушил все свои принципы. Из Инквизиции придется сбежать — и как можно быстрее, как только Хоук вернется; а раз это неизбежно, то он не видел причин, по которым стоило заставлять себя сдерживаться. На душе мелькнуло что-то вроде облегчения: если поддаться порыву, то, может быть, сомнения, терзавшие его всю его сознательную жизнь, уйдут?

Фенрис опустился рядом с любовником и, предупреждающе проскользив ладонью по его груди и животу, коснулся плоти. Точнее, накрыл руку Дориана своей — и тот уступил, позволяя себя ласкать. Маг шумно выдохнул, почти со стоном, и развел бедра шире. Фактически, как смутно отметил эльф, предоставил все возможности. Возжелай сейчас Фенрис оседлать его, приласкать губами или отыметь, — всё это можно было сделать без труда. Но сейчас эльф только касался его, наслаждаясь тем, как упруго скользит в кольце пальцев горячая плоть.

— Я был смелее, еще даже когда не сдал экзаменов в академии, — отрывисто выдохнул Дориан.

Эти слова должны были уязвить, но Фенрис отчего-то не испытал вспышки ярости — только фыркнул и отвел руку, касаясь внутренней стороны бедра. Мышцы под кожей явственно напряглись, но голос мага остался расслабленным:

— На моем поясе — сумка с зельями. Увы, я не лекарь, призывать всякое такое не умею. Я некромант, но мое умение поднимать мертвых, пожалуй, не пригодится, — он усмехнулся.

Фенрис сразу отметил, куда устремлен взгляд тевинтерца, но он уже начал привыкать к крайне двусмысленным шуткам Дориана.

Потянувшись к сумке — у Фенриса, разумеется, с собой ничего подходящего не было, — он наткнулся на небрежно отброшенный посох — и едва не передернулся. У него у самого была привычка держать оружие поближе, и, отзеркаленная, она вызвала в душе нечто сродни пониманию. Большинству магов, в их тонких мантиях и легкой броне, было достаточно пары хороших ударов меча…

Однако посох Фенрис все-таки оттолкнул подальше, пользуясь тем, что синеватый кристалл отлично катился. Дориан, заслышав, видно, знакомый звук, чуть приподнялся, но позже откинулся обратно на матрац с той же ленивой грацией. Эльф замер на миг, а потом оценил этот жест — маг показывал, что не враг.

О себе Фенрис такого сказать не мог — оскверненное лириумом тело его само по себе было неплохим оружием.

Видимо, Дориан подумал о том же, потому как не дожидался, пока эльф, позвякивавший стеклянными фиалами в поисках хоть чего-нибудь, переберется поближе, и с живым интересом спросил:

— Догадываюсь, что повышенное внимание тебе не льстит, но… Могу я коснуться? Твои татуировки…

— Это не татуировки, — привычно бросил Фенрис, но отказывать было глупо. — Ты не первый, кто интересуется.

— Буду считать это согласием, — мурлыкнул Дориан и пробежал цепкими пальцами по самым заметным линиям плеча и предплечья.

Фенрис сразу ощутил, что там, где прикасается маг, кожа начинает гореть — но не болезненно и мучительно, а довольно приятно. Дориан скользил самыми кончиками пальцев — и лириум отзывался. Скосив взгляд, Фенрис отметил, что там, где проходятся пальцы мага, белые линии едва заметно отливают голубым, сразу угасая. Незнакомое ощущение отвлекало, и тем неожиданней раздался хрипловатый голос Дориана:

— Потрясающе. Нет, я по-прежнему считаю дом Асперос жалким, но это… Иногда самые темные намерения приводят к самым неожиданным последствиям.

Фенрис инстинктивно попытался защититься, хотя мысль эта не раз посещала его самого.

— Бывает, — он усмехнулся. — Например, когда магистр сам создает оружие, которое в будущем его уничтожит.

— Тогда мне нечего бояться, — Дориан рассмеялся. — Я ни разу не создавал оружия, так что, выходит, неуязвим?

— А что, уже признал себя магистром? — Фенрис с некоторым замешательством отметил, что разговор — казалось бы, что может быть неуместнее разговоров в постели? — начинает его увлекать. И этому даже почти не мешает возбуждение, что так и горело в крови. Наоборот, вместо острого и безжалостного, желание стало томным и как будто размазанным по времени. Эти мгновения хотелось продлить, а не бездарно их растерять.

— Туше! — маг фыркнул. — Как давно я не говорил этого! Бык умеет только пошлить, Каллен сразу краснеет и мнется, Блэкволл читает нотации…

— Может, хватит перечислять всех своих… — Фенрис даже слова не нашел. Точнее, слово-то было, но оно бы сразу разогнало теплую и волнующую атмосферу, это эльф чувствовал четко.

— Моих?! — Дориан искренне изумился. — Но они не мои, — и, подумав, добавил. — К счастью.

Нужный фиал наконец отыскался. Фенрис зажал его в ладони, согревая склянку своим теплом, чтобы густое заживляющее зелье из веретенки стало немного менее вязким, и перекатился под бок к любовнику. Он уже оценивал, как бы устроиться удобнее, не собираясь размениваться на долгие ласки — и без того прелюдия непростительно затянулась, когда Дориан, охотно развернувшись навстречу, поймал его губы своими. Точнее, сначала Фенрис ощутил влажное дыхание, а потом и знакомое уже прикосновение.

Целоваться эльф не планировал, но это неспешное действие показалось естественным продолжением разговоров, и сопротивляться он не стал. Хочется магу играть в игры — пусть играет. Фенрис отлично знал, как может увлекать игра — пусть даже не азартная, а чувственная.

К тому же это подстегивало. Поцелуй очень быстро перестал казаться неторопливым, становясь горячим и даже неистовым, когда Дориан запрокинул голову, обнажая беззащитную шею. Кадык его дернулся, и Фенрис, привлеченный движением, отметил его губами, словно желал ощутить. Насладиться, урвать хоть немного от той виртуозной небрежности, с которой маг умел получать удовольствие — и не скрывал того.

Фенрис ощущал каждый вздох, каждое вольное или непроизвольное движение — и чувствовал, как что-то… Что-то, в чем он давно себе отказал, захлестывает с головой. Все это сливалось в одно: и шумное дыхание любовника; и то, как под губами напрягаются мышцы; и то, как маг изгибается под ним, стремясь — вряд ли осознанно — принять положение, в котором бы было удобно ему, Фенрису.

Сам Фенрис едва ли отдавал себе отчет в своих действиях, машинально пользуясь тем не слишком богатым опытом, что у него был. Пробка от фиала сразу же затерялась, а разогревшееся от горячей руки зелье плеснуло на пальцы слишком щедро, стекая на старый матрац. Едва ли бы ему это повредило, но сохнуть будет долго…

Дориан отставил колено в сторону. Он вообще удивительно легко подстраивался. То ли виной тому был куда более обширный опыт, то ли они действительно были на одной волне, но ему не требовалось даже подсказок, не только слов.