— Я, — кивнул Дориан. — Это не та тема, на которую мне легко говорить, но магия крови — это последнее, с чем стоит иметь дело. Про Инквизитора шепчутся, что она… Не верь. Я бы ни на миг не задержался в Инквизиции, если бы в ней заправляла магесса крови. А такую магию скрыть невозможно, поверь мне. Когда мой отец узнал про эксперимент Данариуса, он оборвал все связи с домом Асперос, хотя едва ли Данариуса это огорчило — его так называемая победа принесла ему множество почитателей. Я тогда был юн и… Тебе, наверное, неприятно об этом говорить?

— Неприятно, — подтвердил Фенрис. — Но то, что ты говоришь, удивляет. Даже если это ложь.

— Мне незачем лгать, — усмехнулся Дориан. — В чем-то Флориан прав. До чего мы докатились! Меряемся, кто больше крови прольет!

— Оригинальное мнение, — странным тоном выдохнул Фенрис, так и не решив пока, как относиться к таким признаниям.

— Выпей, — протянул ему бутылку маг. — И подумай о чем-нибудь более приятном. Например, о Корифее.

Фенрис принял из его рук стекло, еще хранящее тепло, и щедро приложился к горлышку. Постепенно отпускало — и одновременно в его картине мира проступили новые очертания.

— Даже жаль, что я тогда не встретил тебя, — вдруг почти весело фыркнул Дориан. — Я тогда вел не слишком примерную жизнь и горел идеей тряхнуть весь Магистериум, чтобы даже демонам тошно стало.

— Думаю, ты был бы разочарован, — напряженно отозвался Фенрис. — Ты бы встретил раба, подчиняющегося хозяину во всем.

— Зато встретил сейчас, — оптимистично возразил маг. — Симпатичного эльфа с железной волей и незаурядными способностями. Кстати, может быть, хотя бы сейчас скинешь капюшон? Мне твоя тайна известна, а тебе станет много удобнее.

— Так и говори, что любопытно посмотреть, — усмехнулся эльф, но капюшон сдвинул на плечи — он действительно мешал.

— Если отвлечься от того, как это наносилось, то довольно изящно, — заметил Дориан. — Думаю, большинство людей сочтут, что это странный такой валласлин. А долийцев здесь очень мало, так что вряд ли ты сильно рискуешь.

— Это пока я не в бою, — неопределенно качнул головой Фенрис. — Татуировки долийцев не имеют привычки светиться.

— Древняя эльфийская магия, — фыркнул тевинтерец. — Такая древняя, что никто не помнит. Древних эльфов среди нас нет, так что возразить некому.

— Слишком древняя и слишком эльфийская, — Фенрис не удержался от юмора — довольно мрачного. — Ты не в курсе, как обстоят дела у древних эльфов с рабскими татуировками?

— Это к Соласу, — отмахнулся Дориан. — Он, кажется, всю Тень пешком обошел, раскапывая там события давно минувших дней. Вот у него и спрашивай.

Фенрис отрицательно качнул головой:

— Нет. Мне моя раса напоминает только о том, что такие, как я, рабы в твоей Империи. Ты ведь и сам наверняка держал рабов?

— Не лично я, — вздохнул маг. — И до того, как я покинул Тевинтер, я особенно не задумывался об этом. Родители всегда относились к рабам спокойно. По крайней мере, от нас никто не пытался бежать и в нашем доме никто не погибал. Да, я был… довольно капризен по юности, но наемным слугам тоже пришлось бы как-то выносить меня. Впрочем, сейчас я стал умнее.

— Страшно представить, каким ты был в юности, — хмыкнул Фенрис. — У Данариуса не было детей… Но если бы у него был избалованный отпрыск, мне было бы трудно сдержаться и не свернуть ему шею.

Дориан взглядом проводил бутылку, с которой Фенрис расставаться не спешил, и, завозившись, вытащил вторую. Открыл он ее так же аккуратно и зрелищно, после чего пояснил:

— Не хочу смотреть на тебя и завидовать. Скажи, могу я задать тебе личный вопрос?

Фенрис расположился чуть свободнее, не скованный необходимостью вечно наклоняться, чтобы передать емкость, и вздохнул:

— Мы тут уже столько друг другу наговорили… Спрашивай. Но если я не отвечу — значит, не отвечу.

— Данариус и ты… — Дориан помедлил. — Ходили слухи и об этом.

— Кто про что, а ферелденец про мабари, — тяжело вздохнул Фенрис. — Зачем тебе это знать?

Дориан улыбнулся, но как-то осторожно:

— Я всегда мечтал подарить сердце мужчине, который это оценит… но не хотелось бы сделать этого в самом прямом смысле. Ты можешь не отвечать, я отзываю вопрос.

— Потому что уже услышал ответ, — мрачно озвучил Фенрис повисшие в воздухе слова.

Павус поймал его взгляд и неожиданно серьезно заглянул в глаза:

— Не буду лгать, я посмотрел на тебя с интересом еще тогда, когда ты свалился мне на руки. Мне всегда нравились эльфы, но никогда я не спал с рабами нашей семьи уже хотя бы потому, что желаю видеть рядом с собой мужчину, а не… Даже те эльфы, что работают в борделях, свободнее. Да, они не всегда вольны распорядиться своим телом, зато распоряжаются душой. Тебя ведь зовут Фенрис?

— При чем здесь это? — недовольно сощурился эльф. — Договаривай. Хочу услышать, что ты там для себя решил. И если это пойдет вразрез с тем, что для себя решил я, учти, это может плохо закончиться.

— Avast! — вскинул свободную от бутылки руку Дориан в защитном жесте. — Я как раз хотел сказать… Да, я не святой брат андрастианской Церкви. Я пользовался услугами борделей, шлялся по сомнительным заведениям, соблазнял приличных сыновей известных домов… Мое имя «прогремело» по всему Минратосу… когда тебя там уже не было. Но негодяем я никогда не был. Не хочу уподобляться дому Асперос, это низко и грязно. Так что я лишь смиренно попрошу, если нам еще раз доведется сражаться в одном бою, полюбоваться твоей… красотой, благо воины обычно выступают впереди магов.

Фенрис молчал — даже тогда, когда речь собеседника закончилась. Сначала ждал, что тот, может быть, скажет что-то еще. Потом обдумывал сказанное. Потом обреченно признал перед собой, что никакого ответа на это у него нет. И вряд ли будет.

До того он не воспринимал комплименты, которыми сыпал маг, как что-то значимое. В конце концов, магистры даже на своих балах умудрялись говорить друг другу множество хвалебных вещей, и отнюдь не всегда это было правдой. И даже не всегда можно было сказать, какую цель они преследуют своими словами. Этот недомагистр умел говорить открыто и честно. И значит, все-таки ухаживал. Вот только если бы это стало понятно получасом ранее, эльф бы его послал — грубо и жестко, на таком привычном магистру тевене. И, наверное, это даже принесло бы удовольствие — не каждый день удается поставить на место имперца его же оружием. Но теперь — после всего, что Дориан ему наговорил — Фенрис уже не мог так легко отринуть едва возникшее… доверие. Или что-то очень похожее. А отказывать деликатно он попросту не умел.

— Задницей, — обреченно вздохнул эльф.

— Прости… что? — маг, кажется, поперхнулся, потому как резко опустил голову, а рука его с бутылкой дернулась.

— Ты сказал, полюбоваться моей красотой, — повторил эльф слова собеседника. — Я уточнил. Не знаю, правда, что ты собираешься увидеть под этой курткой.

— У леди Тревельян есть интересные эскизы, — явно что-то про себя прикинул Дориан. — Когда она вернется…

— Когда вернется, я отправлюсь сопровождать Хоука, — отрезал Фенрис. — Так что любуйся, пока дают.

Маг так нехорошо блеснул глазами, что Фенрис осознал двусмысленность собственных слов только тогда, когда они уже сорвались с губ и вернуть их было нельзя. Дориан, напротив, развеселился:

— Защитник — маг, — произнес он задумчиво. — Кроме того, маг, никогда не принадлежавший Кругу. Чем он снискал такую твою верность?

— Не этим, — грубо отозвался эльф. — У него есть одержимый. И как бы я ни относился к Андерсу, Хоук заслужил счастья. А счастье каждый понимает… по-своему.

— Интересный поворот сюжета, — Дориан даже развернулся к нему всем корпусом, вытянув ноги, которые до этого держал поджатыми. — То есть некому магу ты готов покровительствовать в семейном счастье с другим магом, одержимым к тому же. А на меня ты смотришь волком… прости за каламбур… только потому, что я родился в семье магов из Тевинтера. Позволь, я спрошу тебя — и ты можешь даже не отвечать. Просто подумай: а сам-то ты счастлив? Или бываешь счастлив?