Звенит звонок.

Другой рукой обхватывает за грудь и толкает на себя, одновременно подается навстречу, и звон в моих ушах тоже все студенты слышат, железно, я познаю свою глубину так остро, словно он меня только что напополам рассек. Оконная ручка в ладони поворачивается, и ветер бросает колючий снег в лицо, эта уличная оплеуха спасает, уже открыла рот, но дыхание выбивает, и я падаю на подоконник.

Он даже меня не поцеловал, никак не подготовил к сексу, тупо голый хрен, а не прелюдия. И теперь я не шевелюсь, не помогаю ему. Но его движения, глубокие и протяжные, адажио, пальцы ласково гладят мои бедра, и мне так приятно, что едва держу стоны.

Он поднимает к себе, целует затылок и ускоряется. Шлепает меня бубенцами чпок-чпок, в этом звуке похоть безграничная, совсем уже недопустимая. Осязаемость его внутри меня зашкаливает, и я сдаюсь. Завожу руки за спину и толкаю его ближе. Приспущенные брюки врезаются ему в кожу. Я и ремень сжимаем его отличную круглую задницу. Ремень меланхолично, а я кайфую.

Его темп меняет мои ощущения, от сладких к пряным, во мне зреет шаровая молния, я делю ее с ним. Он ставит меня удобнее, опирается на поясницу, и вышивка жемчугом на водолазке скребет пластик. Задирает мою ногу наверх, я давлю коленом на подоконник, но не могу устоять, тяну руки в окно и цепляюсь за карниз.

Пальцы загребают снег, ладони немеют от холода а между ног печка. Дикарь яростным трением добывает мой огонь. Рвано и беспорядочно дышит, как пещерный мужлан выплескивает в меня ярость, это не секс, он потрошит мою тушку, и я пищу, и, дворник, наверное, думает, что где-то неподалеку свихнулись кошки, решили, что на календаре март, сезон охмурения котиков.

Если бы не держал меня, я бы вывалилась, но он держит и вколачивается. Принимаю еще четыре крышеносных удара, и он тормозит. Нет, только не это. Толкается по инерции, пульсирует у меня внутри, и что-то неразборчивое выдыхает в спину.

Не могу думать, что это все, я хочу дальше. Но он выскальзывает. Снимает меня с окна.

Неловко поправляю юбку. Он скатывает забитую белым резинку и швыряет в мусорное ведро. Застегивается.

Кончил дело - гуляй смело, наглядно. И пофигу, что некоторые дела не закончили. И надеялись на продолжение.

- Мог бы спросить. Не онанизмом занимался.

- Что?

-  В любви женщина ребро, а в сексе, судя по твоей логике, рука. С рукой не советуются - будем дальше до мозолей или ты все, устала?

Он хмыкает. Целует, бисеринки пота смазываются на меня, смешиваются со снежинками, которые подкидывает ветер.

В коридоре кто-то дергает ручку, потом негромко стучат. Голос Николь шепчет в щель:

- Кристина, ты там? Ты чего ключи от машины раскидала. Берите, катайтесь, кто хочет.

Он отстраняется. Облизываю губы и не знаю, что должна дальше делать. Меня поимели во всех смыслах. И отодрал, и выкрутил мозги. И мне слегонца грустно.

Алекс идет первым, поворачивает ключ. Плетусь за ним.

Выходим в коридор. Он смотрит на часы. Одергивает пиджак и отдает мне телефон.

- Не роняй больше. У меня пара уже началась, увидимся, - целует в щеку. Говорит Николь. - До свидания.

- До свидания, - круглыми глазами она провожает его спину. Смотрит на меня. - В инситуте трах-тарарах, серьезно?

- Пошли на семинар, - иду в другую сторону. - А ты почему, кстати, не на арт-критике?

- Не туда. Антон Геннадьевич звонил, директор наш, - она берет меня под руку и тащит к лестнице. - Скинул адрес ресторана, там корпоратив у рекламщиков, которые с журналом сотрудничают. Послал нас как представителей. И за репортажем. Январский выпуск про вечеринки новогодние.

- Вдвоем едем?

- Вчетвером. Егор с Ваней минут десять назад укатили. А я пока тебя нашла...

- Капец, - ноги подрагивают, держусь за перила. - Этот Антон против нас. Кто посылает четырех журналистов на одностраничную статейку? Он просто не хочет, чтобы мы в журнале крутились, под ногами у него.

- Он грубоватый, - кивает Николь. - Но мне подходит. Тем более, если Аверин занят. Тупить не буду, возьму быка за рога. Антон внешне не хуже. Плюс, он директор издательства.

- И смотрит на нас, как на мусор.

- А мы изменим его точку зрения. Блин, жаль, что я губы-осьминоги так и не успела сделать.

По дороге Николь разрабатывает план "Как захомутать Антона". Включаю музыку погромче - раздражает меня издательский напыщенный индюк. Но Николь права, он все таки директор, и надо искать возможность наладить с ним контакт.

Возможность выпадает через полчаса. В фойе ресторана сталкиваемся с индюком.

- Антон Геннадьевич, и вы здесь? - громко восклицает Николь, углядев мужчину, забирающего у гардеробщицы пальто.

Она виляет к нему, я, вздохнув, следом. Лучше насущное разбирать, чем думать про Аверинских тараканов. Смахивает на то, что мной воспользовались. Как тренажером, напряг сбросить. Но ведь он со мной? Я еще залезу в душу.

- Заскочил проконтролировать, работаете или бесплатное шампанское хлещете, - говорит Антон. С королевским достоинством набрасывает на плечи одежонку. По-любому, на заказ шил.

- Что вы, мы на задании не пьем, - ужасается Николь. Распахивает полушубок и демонстрирует кофточку с глубоким вырезом. - А вы уезжаете? Так рано? Я надеялась с вами проконсультироваться, как с одним из лучших специалистов, - начала атаку. Выжидает реакцию Антона. Тот окидывает ее нетерпеливым взглядом. Щас откажет. Николь тоже понимает, что сыпанула красноречием впустую и тараторит. - Слышали про банду "Винни-Пуха"? В прошлый четверг на двадцать пять миллионов драгоценностей умыкнули. И так вышло, что мы четверо проходим по делу подозреваемыми...

- Девчонки, наконец-то! - из зала выскакивает Ваня. С бокалом шампанского. Я бы засмеялась, но не успела, ибо он ошарашивает. - В интернете вброс появился. Медведь собирает второй флешмоб. Прикол? Либо кто-то под банду косит. Либо они, пока весь этот дурдом вертится, второе ограбление мутят.

- За мной следят.

Смелое заявление в кабинете у психотерапевта.

Ясно, у пациента обострение - так Ярослав мои слова оценивает, судя по мелькнувшей в глазах насмешке.

- И давно пасут? - Яр понимающе кивает. Раскуривает трубку.

Пахнет издевательством. Но я продолжаю:

- Днём до института за мной ехала синяя десятка. Пары закончились в девять вечера. Пока к тебе добирался еще раз её спалил.

- И кому интересно за тобой следить, Саш? Ты такая важная шишка? - он давится дымом и кашляет, тлеющий табак летит в стороны. Допонтовался. С чего он, вообще, курить начал? - Ты меньше двух недель назад за препаратами приезжал, - напоминает. - Ты превышаешь дозу, отсюда твоя тревожность. Последние дни как себя чувствовал?

Бу-бу-бу.

Ну, как. Позавчера узнал, что сын идиот. На вопрос "зачем ты это сделал?" услышал: финансовая независимость, Александр Александрович, или предлагаешь у тебя в журнале всю жизнь пахать? Я сам заработал, видишь?

И я все рассчитал, пап. Если бы нас поймали на мелком хулиганстве - ты бы меня отмазал. Но нас не поймали. А с ювелирным еще легче получилось. Флешмоб - вещь. Ты ведь меня не сдашь. Или сдашь? Чтобы я не мешал тебе личную жизнь устраивать.

Вывалю это врачу - и положит он большой и толстый член (примерно, как мой) на врачебную тайну. И кинется наяривать в полицию.

- В субботу вечером чуть в аварию не попал по дороге домой, казалось, что у тачки колесо отвалится, - говорю. - В воскресенье не мог из квартиры выйти. Брался за дверную ручку с мыслью, что видеофон коротнет и в меня, и прибьет на месте.

Так и было, уверен, вселенское зло притаилось в электроприборах.

- М-м, - Яр ставит пометку в блокноте. Осторожно затягивается. Табак трещит, и по воздуху плывет аромат костра, характерный, лесной. - А сегодня?

Жую губу.

- Сегодня таблетки помогли. Когда горстями ешь. Я в себе. И за мной точно следят. Дружки сына.