Вполне логично! Хотя вряд ли существуют обстоятельства, которые могли бы толкнуть Соню на подобный шаг.

А если не она, а именно её мужчина стал тем похитителем? Нужно до конца отработать эту версию! Завтра постараюсь встретиться с Сониным поклонником.

26 февраля 2003 года, среда. Девять вечера. Дома.

Сегодня сразу после второй пары поехала в издательство. План у меня был такой: воспользуюсь своим корреспондентским удостоверением и пройду в типографскую столовую. В то время, когда в ней обедают только работники книжного цеха. Всем им выдают талоны на питание, так что Сонин знакомый вряд ли пренебрегает таким удобством. Правда, я совершенно не помнила его лица, но всё же решила попытаться узнать.

Зайдя в просторный не очень опрятный зал и встав в очередь, я огляделась. За столиками с крышками из тёмно-коричневого пластика, имитирующего дерево, сидели в основном женщины. Несколько мужчин были явно не того возраста – или моложе сорока или значительно старше пятидесяти. И лишь три человека соответствовали нужным параметрам – русые, на вид лет сорок пять – сорок семь. Из-за синих одинаковых халатов они казались почти близнецами. Кто же из них?

Двое сидели ко мне лицом, и я пристально посмотрела сначала на одного, затем на другого. Никакой реакции! Третий сидел боком, и все места за его столиком были заняты.

Я взяла свекольный салат, кофе. И села за свободный столик, оказавшись за спиной нужного мне человека. Надо было как-то привлечь его внимание. Я высыпала содержимое стоящей на моём столе солонки в карман своей толстой широкой юбки и громко сказала, глядя в его затылок: «Вы не могли бы передать мне соль?».

Он оглянулся – и я сразу его узнала. Но он меня опередил:

– Вы ведь Людмила, подруга Сони?

– А вы…

– Иван Николаевич, Иван.

– Мы, кажется, виделись с вами? В театре.

– Именно! А как вы здесь…

– Я внештатный корреспондент одной из газет. Вот воспользовалась пропуском, чтобы перекусить. А вы работаете в издательстве?

– Мастером в книжном цехе. Да что мы с вами разговариваем через плечо! Можно я пересяду за ваш столик?

– Конечно.

Он перенёс свой поднос с наполовину съеденным обедом и продолжал, как хорошо знакомый:

– Соня говорила мне о коллекции монет…

– А когда вы с ней виделись?

– Позавчера. Она из музея зашла ко мне, и мы отметили её день рождения. А откуда вы так много знаете об именьковцах?

– Мне рассказал Соловьёв, археолог, который нашёл клад.

– Я так заинтересовался этими монетами, что захотел непременно их увидеть. Соня не возражала. А вчера позвонила и сказала, что коллекция уже не у них.

– Да, к сожалению, вы опоздали. Извините, мне пора идти.

Дальнейший разговор не имел для меня ни смысла, ни интереса. «Слава Богу – это не Соня, – думала я. Значит, остались трое…».

Возвращаясь из издательства и проходя мимо музея, я с трудом пересилила желание снова туда заглянуть, но пошла прямо домой – хватит на сегодня расследований!

Ещё на лестнице я услышала, как в моей квартире надрывается телефон, и, преодолев бегом два оставшихся пролёта, едва успела поднять трубку. Звонили родители, чтобы поздравить меня с днём рождения. А я про него и забыла!

Сунувшись в холодильник, нашла там лишь собственноручно замаринованные огурчики и баночку консервированных креветок. В хлебнице было пусто, но я вспомнила о лежащих в буфете сухариках, и необходимость идти в магазин отпала сама собой.

Подумав, достала из того же буфета тёмно-коричневую керамическую бутылочку «Рижского бальзама» – гулять так гулять! Хотя, если честно, самого напитка в бутылке оказалось не больше рюмки.

Разложив весь этот натюрморт на столе в гостиной, остаток дня я смотрела по видику любимые комедии. Хотя спокойного просмотра не получилось – до ночи друзья и знакомые спешили сообщить, что вспомнили о моём дне рождения…

Вечер отвлёк меня от проблем последних двух дней, но в конце его всё же пришлось вспомнить историю с кладом. Выйдя прогуляться перед сном, я заглянула в почтовый ящик и вместе с поздравительными открытками обнаружила в нём повестку, предлагающую завтра в девять утра явиться к следователю…

27 февраля 2003 года, четверг. Шесть вечера. Дома

Следователь, встретивший меня в РОВД, оказался очень молодым. Наверное, совсем недавно закончил юридический. Свою неопытность он скрывал за нарочитой серьёзностью, даже суровостью.

Меня его юный возраст несколько… обидел, что ли. Если не поставили на это дело более опытного следователя – значит считают пропажу Именьковского клада чуть ли не ерундой, которую может распутать даже новичок. А я-то как раз так не думаю!

И вопросы, которые он задавал, мне не понравились: во сколько пришла в музей, во сколько ушла. Видела ли эти монеты раньше. Знала ли, во что они будут упакованы. Знала ли о том, что их передают в музей.

Он явно считает меня причастной к пропаже монет.

А судя по моим ответам так и получается! Я ведь не только хорошо знакома с Соловьёвым, много раз видела Именьковскую коллекцию, но и знала о передаче её музею. И, возможно, когда это произойдёт. И во что будут упакованы монеты.

…Я вышла от следователя в смятении мыслей и чувств. День был солнечным, и даже как будто звенела капель. Но это не улучшило моего настроения.

Как отвести от себя подозрения? Никак! Единственный выход для меня – самой вычислить преступника!

До начала лекции оставалось больше двух часов, поэтому я снова решила наведаться в музей – прояснить обстановку. Он всё ещё был закрыт. На мой звонок вышла смотрительница. Я удивилась, узнав в ней вчерашнего «сторожа». Она здесь с прошлого вечера что ли? Вид у неё, действительно, был усталый, или расстроенный. Но держалась она прямо и выражение лица оставалось несколько высокомерным.

Мы не знакомы, но приходилось видеть её гораздо чаще, чем других смотрительниц. Потому что, обычно, она сидит в зале, где возле бюста Гончарова начинаются экскурсии. И только мимо неё можно пройти вглубь музея.

Соня, слава Богу, оказалась на месте. Она, как и в прошлый раз, сидела в комнате научных сотрудников. От неё я узнала, что ещё никто из музейщиков в милиции не был, но ей уже пришла повестка на завтра.

Значит, следователь идёт тем же путем, что и я. Наверняка, третьей вызовут Алину. И это будет на следующей неделе. Хорошо, что впереди два выходных – это мне фора.

– Ты не торопишься? – спросила подруга.

– Есть с полчасика.

– Тогда последи за чайником, а я сбегаю в магазин за плюшками.

Как только Соня вышла, я направилась в её кабинет, не зная ещё, что собираюсь там делать. Но, не успела открыть дверь, как услышала доносящееся из соседней комнаты звяканье телефона. Не сообразив, что это не звонок, а набирают номер на параллельном аппарате, я сняла трубку.

– Не забывайте, – услышала я голос смотрительницы, – в тот день, когда её уволят, следователь узнает, что это вы вынесли монеты из музея…

– Не волнуйтесь, Анна Дмитриевна! Всё будет в порядке, я уже говорила с Софьей Васильевной. А завтра специально для этого приеду в музей… – и разговор прервался короткими гудками.

Только положив трубку на рычаг, я вдруг поняла, что второй говорившей была Марина. Вот, значит, как! Она в круг подозреваемых еле-еле вписывается, а на самом деле оказывается действующим лицом.

И тут я вспомнила, что в разгар застолья, почти сразу после того, как подали торт, Марина, действительно, выходила из музея. Покормить дворовую собачку. А перед этим, деловито собрав с наших тарелок недоеденные салаты, заглянула в кабинет директора, видимо, взять то, что осталось в банках.

Почему-то этот факт ни разу не всплыл в общем разговоре, даже во время перепалки. Может, потому, что это было вполне естественным. Каждый день кто-то из музейных кормил приблудившуюся дворняжку. Обычно сразу после обеда. И бедная собачка к этому времени уже начинала крутиться возле мусорного бака на заднем дворе – там, где была её «столовая».