Детектив-дневник

25 февраля 2003 года, вторник. Семь вечера. Дома

Телефонные звонки перед выходом из дома имеют неприятную особенность путать планы.

Сегодня с утра нацелилась на парикмахерскую. Послезавтра мой сорок четвёртый день рождения – хочется встретить во всеоружии!

До лекции в университете была пара свободных часов – вполне успевала сходить укоротить волосы. Конечно удобно – заплела косу и никаких тебе бигуди! Но надоедает – одно и то же каждый день! Что-то давно я не распускала волосы. Наверное, с тех пор, как два года назад ушла с телевидения преподавать в университет.

Как-то случайно узнала, что студенты придумали мне «конспиративное имя» – «коса». Может, из-за этой моей постоянной причёски, или из-за того, что кошу их на экзаменах.

А когда только-только стала преподавателем за глаза называли меня Дюймовочкой – из-за моей миниатюрности.

«Дюймовочка» мне нравится больше! «Женщина с косой» вызывает неприятные ассоциации. Настраивает слишком уж на серьёзный лад. А хочется вернуть хоть чуточку легкомысленности и непосредственности.

Пожалуй, лёгкое мелирование тоже не помешало бы! И почему волосы со временем темнеют? В детстве они у меня были почти белые. И кажется совсем недавно – светло-русые. А летом ещё и выгорали неравномерно – словно солнце пускала по ним свои лучики. Такое вот «мелирование».

Я рассматривала себя в большом старинном зеркале в прихожей, прикидывая, чем озадачу сегодня парикмахера… И тут зазвонил телефон.

Думала: не стану отвечать! Но определитель назвал знакомый номер – и пришлось снять трубку.

Это была моя подруга Соня.

– Люся, – сказала она так тихо, что я поневоле напрягла слух, – зайди, пожалуйста, ко мне на работу. Прямо сейчас.

– Что-то случилось?

– Потом… – и раздались короткие гудки.

Софья Васильевна Карева, а для меня просто Соня, – заведующая филиалом краеведческого музея. Его ещё называют Домом Гончарова. Он находится на той же улице, где я живу, и мне всё равно пришлось бы идти мимо.

«Что же произошло?» – думала я по пути в музей.

Мы виделись только вчера – отмечали Сонин сорок четвёртый день рождения. В музее по понедельникам выходной. Обычно, днём там дежурит кто-то из смотрителей, а вечером его сменяет сторож. Но вчера пришли и научные сотрудники: Марина, Зина, Аля. И я, конечно, – единственная со стороны.

Этой компанией мы собираемся не первый год. Марина – правая рука Сони. Сейчас они из научных сотрудников вообще вдвоём остались. После того, как пару месяцев назад Зина перешла в только что организованный отдел развития краеведческого музея. Аля тоже научный сотрудник краеведческого музея. А в Доме Гончарова подрабатывает ночным сторожем.

До вчерашнего дня я не была в музее чуть ли ни с Нового года. А когда работала на телевидении забегала сюда почти каждый день. Конечно – «Губернский канал» ведь находится по соседству. Я и день рождения свой иногда отмечала здесь, вместе с Сониным – у нас всего два дня разницы.

А теперь, как приду – узнаю массу новостей. Не переслушаешь! И свои не перескажешь. Но вчерашняя новость даже празднование дня рождения затмила: в Доме Гончарова случайно оказался знаменитый Именьковский клад.

Хозяин коллекции Сергей Борисович Соловьёв в тот день должен был передать её в краеведческий музей. Но хранитель фондов музея Феликс заболел и попросил принять монеты Соню.

Ей пришлось приехать в музей пораньше, чтобы сделать это без свидетелей. Но нам, конечно, сказала – все же свои!

Да ещё я интерес подогрела, рассказав о редкости и ценности монет. Нашедший клад Соловьёв мой хороший знакомый. Я даже видела первоначальное состояние монет, когда они больше напоминали почерневшие берёзовые листочки, чем деньги.

Я же готовила интервью с кладоискателем для нескольких газет и для телевидения.

Конечно, все непременно захотели увидеть монеты.

Они оказались в фирменной соловьёвской упаковке. Это четырёхугольники из плёнки с пристроченными к ним такими же плёночными полосками – так, чтобы получились карманы. Он сам их придумал по аналогии с кассой букв и слогов для начальной школы. А шьёт их его жена Татьяна.

Соня просила, чтобы мы не вынимали монеты из ячеек. Но куда там! Всем хотелось подержать в руках раритеты, пролежавшие в земле почти четырнадцать веков…

…Подойдя к Дому Гончарова, я увидела на входе бумажку с надписью: «ЗАКРЫТО ПО ТЕХНИЧЕСКИМ ПРИЧИНАМ».

Позвонила. Мне открыла женщина, которая всегда сидит на кассе. Мы с ней не знакомы, но конечно много раз друг друга видели. Поэтому, когда я сказала, что иду к Софье Васильевне, она просто кивнула и вернулась на своё место.

Я и прежде бывала здесь, когда музей был закрыт для посетителей. Как-то даже подменяла вместе с Соней не вышедшего на работу ночного сторожа. Но никогда музей не казался мне таким странным, как в этот раз.

Было пусто и тихо, но в тоже время все смотрители сидели по местам, молча провожая меня взглядом. Я прошла парадный зал с бюстом Гончарова. Свернула налево, в мемориальные комнаты. Вошла в полутёмной коридор. И ещё раз повернула налево, в следующий коридор. В него выходят три двери. Слева – в чулан (она всегда заперта). Справа – в кабинет директора (сейчас она тоже была закрыта). И прямо – в просторную комнату научных сотрудников.

Я сразу направилась туда. Ещё проходя по коридору до настежь распахнутой двери – оценила обстановку. Обеденный стол, обычно отодвинутый к окну, сейчас, как и вчера, стоял посредине комнаты. За ним сидели участники вчерашнего застолья. И даже на тех же самых местах.

Во главе стола, лицом к двери, – именинница. Её почти закрывала, сидящая с левой стороны стола Марина. Она склонилась к самому уху Сони, так что их светлые волосы перемешались, и что-то тихо говорила. Зина и Аля, сидевшие напротив Марины, тоже повернувшись к Соне, слушали.

Разговор шёпотом совсем не вязался с высокой статной и всегда громогласной Мариной. Это было, скорее, в стиле невысокой, худощавой Софьи, которая и голоса никогда не повысит.

Я также удивилась, что Аля и Соня были одеты, как вчера. Будто домой и не уходили. А музейные дамы очень щепетильно относятся к своему внешнему виду, и никогда два дня подряд один и тот же наряд не надевают.

– Всем привет, – сказала я нарочито громко.

Сидящие за столом вздрогнули и повернулись в мою сторону.

– Привет, – отозвалась Соня.

Аля и Зина кивнули. Марина помахала рукой.

– Что такие постные лица? По ком скорбим?

– По утраченной Именьковской коллекции, – отозвалась Марина.

– Что значит «по утраченной»?

– Монеты пропали! – пояснила Соня.

– Когда?

– Это и пытаемся выяснить! Получается, что видели мы их в последний раз вчера около часу дня, когда ты рассказывала нам, как Соловьёв нашёл клад и кто такие именьковцы. Потом я отнесла коллекцию в свой кабинет и положила в шкаф. А утром, когда должна была передать её в краеведческий музей, монет на месте уже не было.

– Сонь, может ты вчера после шампанского пакет не в тот шкаф положила? Или он завалился куда-нибудь за бумаги – у вас там чёрт ногу сломит!

– Пакет-то лежал как раз на месте, – ответила Соня. – Только в нём оказались не монеты.

– А что – конфеты? – пошутила я.

– Почти, – сказала Марина. – Обёртки от шоколадных рублей.

– Точь-в-точь, как от тех, что мы подарили тебе на прошлый День рождения, – добавила Зина.

– Ты к чему это сказала? Намекаешь, что конфетки я съела, а фантики от них целый год с собой таскала? Чтобы при случае поменять их на именьковские монеты. Такие обёртки кто угодно мог принести – эти шоколадные рубли не дефицит.

– Но никто, кроме тебя, раньше не видел, как выглядят эти монеты, – снова сказала Марина.

– Как бы не так! Соловьёв уже приносил их в краеведческий музей. И наши девушки, Аля и Зина, думаю, их уже видели. Что молчите?