Иан не ответил. Он смотрел на вибратор.

Грей откашлялась и спросила, на этот раз громче:

– Она красила волосы?

– Я не знаю.

Краска для волос – черный сапфир. Одна упаковка нераспечатана, другая – пуста.

В ванной комнате слив был окрашен в черный оттенок.

Грей сфотографировала ванну и сделала несколько крупных планов грязной канализации.

– Она, наверное, покрасила волосы.

Иан указал на «Эппл Уотч» в тонкой белой коробке.

– Оставила. Я выложил кучу денег за эту штуку.

Изабель следовала первому правилу исчезновения: не привязывайся ни к чему, что нельзя оставить за пять секунд. Она, черт возьми, не хотела, чтобы ее отслеживал причудливый маячок на запястье.

Вещей доктора как будто не наблюдалось.

– Вы когда-нибудь здесь ночевали? – спросила Грей, пытаясь не обращать внимания, что ей захотелось в туалет.

– Конечно.

Его телефон зажужжал, и он посмотрел на экран.

– Это из больницы. Надо ответить.

Он направился к двери, затем снова посмотрел на нее.

– Ничего не берите. Я не хочу, чтобы она злилась на меня, когда вернется.

– Так вы думаете, она вернется?

– Да, как только она поймет, что ведет себя глупо, она вернется.

Иан ткнул пальцем в Грей.

– Мне нужно, чтобы вы помогли ей побыстрее это осознать.

Грей показала два больших пальца, поднятых вверх, а когда он отвернулся – средний. Она открыла верхний ящик комода. Трусики и бюстгальтеры любого оттенка. Что-то еще мерцало под грудой нижнего белья, но она не стала трогать и вместо этого сделала быстрый снимок. Во втором ящике она нашла футболки и штаны для йоги. Ничего особенного.

Над комодом висели фотографии в рамках. Та же фотография Изабель с двойниками Лу Ролза и Клер Хакстейбл, и фотография женщин в лыжном снаряжении, за которыми мерцает белый снег.

Не было ни брызг крови, ни порванных занавесок, безвольно свисающих, словно истощенный труп женщины. Грей не слышала криков в этой комнате, но страх все еще скручивался в ее животе. Почему?

В шкафу не было туфель с красной подошвой, зато было много туфель на каблуках, кроссовок и сандалий, которые стоили меньше билета на концерт. Грей порылась в темноте, пока ее пальцы не нашли что-то твердое, квадратное и холодное.

– Что это? – прошептала она.

– Извините, – сказал Иан, лицо его покраснело. – Мне нужно ехать.

Грей встала, затем спросила:

– Не возражаете, если я…

Она указала на туалет.

Иан скривился.

– А что, очень надо? Я имею в виду… Конечно.

Она покраснела, но все равно быстро прошла в ванную. Управившись менее чем за две минуты, она вернулась в спальню Изабель.

Иан ждал ее, скрестив руки на груди.

– Итак, – сказала Грей, – быстрый вопрос: была ли Изабель раньше замужем? Или помолвлена?

– Нет. Но у нее были плохие отношения. До этого она встречалась с ребятами куда хуже меня.

С акульей улыбкой Грей сказала:

– Коллеги из Центра выпускников сказали, что это вы плохой.

Он взмахнул рукой.

– Меня не волнует, что они думают. У меня в жизни есть дела поважнее, чем беспокоиться об этих стервах.

– А с кем она была до вас. Кто эти ребята хуже вас? Знаете их имена?

Он фыркнул.

– Зачем мне их имена?

– Вам никогда не было любопытно? Она никогда не жаловалась на бывшего Майкла, который брился и никогда не мыл после себя раковину? Или Пол, который стриг ногти на ногах в постели?

Иан снова фыркнул.

– Извините, меня такое не интересует.

Грей и Иан спустились по лестнице и направились на кухню. На этот раз она заметила наполовину заполненную кружку, стоящую возле плиты – внутри виднелись следы высохшего кофе. На блюдце лежал бублик, покрытый сливочным сыром.

Неужели Изабель уехала в тот понедельник совсем внезапно?

Не может быть. Миссис Томпкинс упомянула, что Изабель несла с собой чемодан. У нее было достаточно времени, чтобы собраться. И покрасить волосы.

На стойке для завтрака лежал пустой блокнот. На дверце духовки не было пятнышек засохшей крови. Никаких осколков битого стекла или керамики на кафельном полу. Под вентиляционным отверстием холодильника нет клочков вырванных волос.

– Моррис, – сказала Грей, – от чего он умер?

– Он что-то съел.

– Отравился?

– Без понятия.

Грей покосилась на него.

Иан уставился на Грей.

– Что? Теперь я виновен в смерти кошки? Я его и не видел никогда. Он всегда прятался, когда я приходил. Из ни разу не просила меня присмотреть за ним.

Дрожащим пальцем он ткнул в сторону квартиры миссис Томпкинс.

– Вы общались с этой старухой и ни слова мне не сказали?

Прежде чем Грей успела ответить, Иан резко отвернулся.

– Великолепно. А теперь я кошачий убийца. Она крадет мою собаку, а злодей я. Да она никогда и не заботилась о Кенни Джи.

– Она присматривала за ним? Из-за вашего графика?

– Я вас умоляю. У Кенни Джи большую часть времени была собачья няня. У Изабель семь пятниц на неделе, она могла забыть приехать. На нее нельзя положиться. Да, она время от времени помогала. Вот почему он был у нее в тот понедельник – она забрала его от няни тем утром, около десяти. А Ти вечно врет, лгунья, знайте это. Она настолько увлечена мифом о святой Изабель, что даже думать не может. Мой совет: на веру из того, что она говорит, можно принимать только процентов десять.

Он покачал головой и добавил:

– Не убивал я этого кота, понятно?

– Хорошо. Возможно, мне придется вернуться сюда, чтобы еще кое-что посмотреть.

Иан побледнел.

– Ник сказал, что мы закончим завтра или самое позднее в субботу.

– Может быть. Я делаю все возможное.

Он провел руками по лицу.

– Я постараюсь найти время впустить вас, но у меня пациенты.

У калитки он сказал:

– И да, завтра день рождения Изабель. Я знаю. Вы просто поймали меня врасплох, и я не сообразил. Но вы-то, конечно, все истолковали по-своему.

Грей снова улыбнулась своей синтетической улыбкой:

– Спасибо, что нашли время, чтобы провести меня. Я знаю, что вы невероятно заняты. Что еще мне нужно знать? Есть какие-нибудь важные секреты, которые могли бы объяснить ее исчезновение? Может, у вас была другая? Или у нее имелся любовник?

Доктор покачал головой.

– Кроме того парня Омара? Нет, никого.

Грей не сводила с него глаз.

А как насчет Большого секрета? Или, может, интрижка с горячей медсестрой? Что вы на самом деле делали в пятницу вечером в выходные, в День памяти?

Иан О’Доннелл снова сел в свой «Порше». Не кивнув и не помахав Грей на прощание, он поехал вниз с холма.

Когда Грей вернулась в «Камри», то поняла, что ей нужно получше осмотреть квартиру Изабель Линкольн. Что-то было в этом пустом блокноте на стойке за завтраком. И что-то было в этом крошечном ключике, спрятанном под нижним бельем. И этот твердый металлический ящик на полу в самом темном уголке туалета Изабель…

Повсюду таились большие секреты.

Перед тем как приняться за тако, «Маргариты» и горячих еврейских барменов, Грей нужно было еще раз заехать в офис. И как только она плюхнулась обратно за свой стол, в ее кабинет вошел Доминик Рейдер. В руках он держал бумажную тарелку с кусочками пиццы пепперони.

– Наконец-то, – сказала она, – визит большого босса.

Она подняла очки на макушку, затем потянула за рубашку, заботясь теперь о небольших промежутках между петлями для пуговиц.

– Вижу, ты хорошо устроилась, – сказал он. – Рад, что тебе удалось получить кабинет.

– Скажем так, у меня есть связи.

При виде Ника, сидящего в ее кресле для посетителей – в ее кресле, в ее кабинете, – у Грей перехватило дыхание.

Рядом с ее кабинетом на большой кухне вокруг коробок с пиццей столпились детективы и помощники по административным вопросам, аналитики и консультанты. И теперь соблазнительные ароматы итальянского мяса и томатного соуса с орегано щекотали нос Грей.