Путешествие до порта оказалось недолгим, опытные гребцы свое дело знали, и скоро большая лодка, совершив виртуозный поворот, пристала бортом у длинного каменного пирса.
– Наш парадный вход, специально для особых гостей, – веско прокомментировал выход Константина Германика на широкий, выложенный из идеально подогнанных и тщательно отшлифованных валунов причал офицер таможенной стражи. – Говорят, еще ваши строили при Септимии Севере, легионеры из Первого Италийского.
– Откуда знаешь? – быстро спросил Константин Германик, с удовольствием постучав сапожком о твердую поверхность.
– Там надпись есть, в самом начале, в основании одного из камней. Сейчас не видно из-за прилива, но кто-то из ребят постарался: «Гней из Италийского посвятил всаднику Ресу».
– Две сотни лет назад! – восхитился трибун. – Легионы уходят, а память остается.
– Легионы не уходят, – веско возразил готский офицер. – Твое появление на этом причале тому доказательство. Кстати, коль ты уже тут. Объясни мне, готу, почему твой Гней поклонялся фракийскому богу, всаднику Ресу?
– А Митра его знает! – честно признался Германик.
– Митра? – с каким-то очень знакомым выражением переспросил готский офицер. – Что значит Митра? Ты разве в Спасителя нашего не веруешь?
На причал уже поднимались гребцы, свободные от вахты. Ярко разгорелись сразу несколько смоляных факелов. Сдерживая взбудораженного пса (готский офицер сам настоял, чтобы Германик взял Цербера), трибун замешкался, подыскивая правильный ответ. Теперь он вспомнил, что именно упоминание об азиатском солдатском боге Митре то ли позабавило, то ли насторожило его прекрасную супругу, чуть не омрачив минуты прощания.
– Дело в том, – осторожно начал Константин Германик, тщательно подбирая слова, – что я, конечно же, крещен. И в Спасителя нашего, Иисуса Назаретянина, верую безгранично. Но, сам понимаешь, иногда прорывается… Вроде как словцо крепкое.
– А-а, – собеседник если и был не удовлетворен ответом, то по крайней мере не показал этого. – Твое дело. Но вот что я тебе посоветую, как солдат солдату. В присутствии Наместника не вспоминай языческих богов, если не хочешь завтра рано утром отплыть обратно, так и не выполнив приказа. Наместник – человек набожный, исповедует учение святого Ария.
– А кто это? – недоуменно спросил Константин Германик.
Готский офицер издал глубокий вздох и кивком головы предложил следовать за ним.
– Если не знаешь, кто такой епископ Арий, лучше помалкивая и поддакивай. А когда тебе Наместник Священное Писание покажет, прояви внимание и восхищение!
– Так я по-гречески читать умею! – обрадовался Германик.
Офицер стражи резко остановился, пропустил вперед гребцов.
– Священное Писание, которое тебе покажет Наместник, уже переведено на наш язык, понял? Оно звучит на готском!
– Вот оно что! – только теперь неискушенный в сложных переговорах Константин понял, какую услугу оказал ему незнакомый офицер. – Благодарю, друг, – искренне молвил трибун, совершенно забыв о том, что готы могут составить угрозу его стране, его семье.
Гот понял его по-своему.
– Я не всегда служил в порту. Списан по ранению, надеюсь вернуться в строй, – произнес он. – Услуга за услугу. Будет возможность, молви за меня слово Ульрике, сестре Наместника. Зовут меня Атаульф. Запомнил, офицер? Только не спутай Атаульфа с Арием!
Пока шли при свете факелов широкой дорогой, поднимавшейся к крепости, Германик незаметно обратился к Эллию Аттику, переодетому по случаю в чистую тунику и послушно следовавшему за военными.
Хитрый египтянин Аммоний в последнюю минуту надоумил трибуна взять с собой грека: «Мол, если что, он последит за твоим могучим четвероногим другом. Да и вообще…»
Совет египтянина оказался как нельзя кстати.
– Слышал про Ария? – тихо осведомился Германик у грамотея Аттика.
– А как же! Епископ из Александрии. Удостоен внимания при царствовании Константина, потом отправлен в изгнание. Позже снова обласкан, уже при Юлиане Отступнике. Готы исповедуют арианство, Арий – их главный учитель и духовный пастырь.
– Если понадобится, выкажешь свои познания перед Наместником, – быстро решил трибун. – Только рот рукавом прикрывай, а то нас точно обратно отправят. Понял, беззубый?
В темноте прошли через узкую калитку в широких крепостных воротах. Миновали Нижний город, как назвал его готский офицер. Судя по запаху, позади остались рыбные лавки, а вот ноздри пощекотал запах хлеба из ближайшей пекарни. Пересекли кузнечный ряд. Из открытых настежь дверей видны были языки пламени, слышны издали глухие удары молотов по наковальням. Да, работы местным кузнецам хватало. Германик пожалел, что не удалось посмотреть: чем это готские умельцы заняты даже ночью? Вряд ли такая спешка к мирной жатве!
В Нижнем городе, особенно когда вступили в район одноэтажных длинных жилых домов, процессию сопровождал псиный лай: готские собаки учуяли чужака.
– Верхний город, – прокомментировал готский офицер, – это уже совершенно иная архитектура. Тут у нас все, как в столице Империи. И трехэтажные дома с портиками, и вон оно, не видно, правда, в темноте, но, поверь, большое здание суда. Разумеется, гимнасий с бассейном. Бани. Там дальше: церкви. Наши, христианские. Но есть также и храм Аполлона, которому здесь поклоняются чуть ли не со времен колонизации этой местности греками-милетцами. И, ты не поверишь, но местный люд охотно посещает храм Абрасакса, неведомого ни тебе, ни мне языческого бога, представляющего мировую душу.
– Епископ Арий, сам многократно гонимый, с пониманием относился к чужим заблуждениям, – подал голос грамотный Эллий Аттик.
– Точно, – подтвердил гот. – Впрочем, не нашего ума это дело, а если захотите выяснить истину, то лучшего собеседника, чем Наместник, вы в пределах нашего края не найдете. Кстати, мы пришли.
Здание королевского дворца освещалось по всему периметру факелами. Вдобавок во дворе ярко пылали десятки костров, на фоне которых отчетливо виднелись фигуры стражи в полном боевом вооружении. Сцена эта разительно отличалась от нравов столичного Палатия, где охрана, набранная преимущественно из варваров, блистала украшениями не хуже, чем придворные вельможи. Впрочем, кроме чисто представительской функции личной охраны императора, существовала палатийская гвардия, которая несла охранную службу на входах во дворец. Но дежурные гвардейцы уж точно не разводили громадные кострища перед окнами императора и не слонялись по двору в ночное время в таком количестве с оружием наизготовку.
– Что это они, к войне готовятся? – мысли Константина Германика озвучил Эллий Аттик, подошедший сзади, чтобы взять у трибуна поводок молосского дога.
Глава IХ
Наместник Винитарий
Атаульф, чье имя Германик все время повторял про себя, памятуя, что его никоим образом нельзя путать то ли c пастырем (?), то ли епископом (?) Арием, передал своих подопечных дежурному офицеру так быстро, что трибун не успел попрощаться.
Офицер, в атлетическом панцире из бронзы, опоясанный сразу двумя мечами, ревниво посмотрел на парадные доспехи Константина Германика. Потом коротко каркнул в знак приветствия: «Хайль!» – и знаком предложил следовать за ним. Все попытки заговорить не увенчались успехом, тем более что следовало поторопиться.
Офицер быстро шел вперед по длинному переходу с закрепленными на стенах факелами, возле которых стояли солдаты. Каждый с двумя метательными копьями, наподобие старых римских пилумов, только более короткими, явно предназначенными для борьбы с конницей. «Или для городского боя?» Не успел трибун додумать эту мысль, как гот подвел к высоким окованным медью дверям. Выразительно показал рукой на Цербера – «Оставить тут!» – и с натугой потянул двери на себя.
Константин Германик, приказав Эллию Аттику ждать с верным четвероногим другом в коридоре и чувствуя за спиной хриплое дыхание офицера стражи, неотступно следовавшего за ним, вступил в большую залу.