Литмир - Электронная Библиотека
A
A

 Сравнивая эти подходы, можно искать и находить отличия в деталях и акцентах (например, Б. Д. Парыгин специально подчёркивает, что «особую роль среди всех других факторов формирования социально-психологического климата первичного коллектива играют отношения руководства и подчинения» (1981, с. 37)), но то, что перед нами две разновидности одной принципиальной модели, не вызывает сомнений. В обоих случаях во главу угла под именем «климата», будь то «организационного» или «психологического», ставится некая интегральная переменная, которая вбирает в себя все и всяческие объективные и субъективные факторы и способствует (либо не способствует) позитивным изменениям в поведении членов иерархически организованного объединения людей. Соответственно, если речь идёт о промышленном предприятии, то в качестве основных показателей позитивности поведения (а стало быть, и важнейших направлений воздействия «климата») указываются производительность труда, прогулы, текучесть и т. д. Если требуется порассуждать о каком-либо ином типе организаций, то в общую схему вносятся подобающие редакционные правки, но сама схема остаётся неизменной.

 При этом продуктивность «климатических» идей в их американском варианте оценивается без всякого оптимизма: «несмотря на интенсивный рост количества исследований, их реальный вклад в разработку теории и практики эффективной группы продолжает оставаться неудовлетворительным» (Немов, 1978, с. 56). Верно указывается и причина этого, которая буквально лежит на поверхности: «модель организации, на которой основывается такой подход, носит исключительно бихевиористский характер, рассматривая поведение как непосредственную реакцию на стимульные воздействия среды и исключая психологическую среду организации как детерминанту поведения» (Паповян, 1878, с. 165). Однако когда доходит до дела, проявляемое на словах критическое отношение к зарубежным моделям сразу куда-то улетучивается, и в трудах домашних «психологических климатологов» рядовые работники в своей эффективности зачастую предстают не активными и равноправными участниками процесса, но гораздо больше напоминают безвольных заложников стиля руководства и вышестоящих организаций. Не ограничиваясь формированием у читателя такого общего впечатления, некоторые авторы находят уместным специально подчеркнуть свою приверженность бихевиористскому тезису об активности руководителя и реактивности подчинённых. Например: «Руководитель производственного коллектива не только определяет (в соответствующих рамках) цели подчинённых, планирует, организует и контролирует их работу. Он должен также побуждать своих подчинённых активно стремиться к достижению этих целей» (Свенцицкий, 1975, с. 92). Или вот такой прогноз: «Знание положений психологических наук позволит руководителям выбирать рациональный стиль работы и принять действенные методы мотивации подчинённых» (Аунапу, 1977, с. 21).

 Так что, подводя итог рассмотрению ныне бытующих взглядов на природу эффективного руководства и сопоставив даты выхода в свет посвящённых этой проблематике книг и статей, остаётся лишь согласиться с классиком, что «наши хулители лукавого и гниющего Запада не имеют в этом отношении никакой иной заслуги, кроме той, что с Запада же переносят готовое и вдобавок противуобщественное воззрение» (Салтыков-Щедрин, 1966, т. 5, с. 38). Хотя, с другой стороны, чтобы быть вполне объективными, стоит вспомнить и о том, что, теория, приписывающая непосредственным исполнителям сугубую пассивность и безразличие к выполняемой работе, вовсе не является для России чем-то совсем новым и категорически чужеродным. Ведь уже в XVIII веке среди отечественного дворянства (то есть правящей и сравнительно просвещённой верхушки тогдашнего общества) обретает широкую популярность не очень изысканная, но зато во многом самобытная концепция управления, исходившая из того, что крестьяне (подчинённые) – это есть «ленивые скоты», и для того, чтобы они успешно исполняли свои обязанности, необходимо периодически «взбадривать» (~ побуждать и мотивировать) их плетьми. А из этих посылок уже очень органично вытекал тезис о том, что эффективность всего общественного производства решающим образом зависит от распорядительности (~ стиля руководства) помещиков (~ непосредственных руководителей) и представителей власти на местах (= вышестоящих организаций).

 Столь почтенный возраст и традиции «климатической», а попросту говоря, монархической2* идеологии существенно упрощают задачу возражения этой идеологии во всех её конкретно-теоретических ипостасях. Ибо для того, чтобы неголословно объявить посылки и выводы «психологических климатологов» тупиковыми, уже не требуется пространно разъяснять, что подчинённые в не меньшей степени, чем руководитель, являются субъектами деятельности, активно относящимися к своему служебному положению и выполняемым заданиям. На фоне всего вышесказанного достаточно будет просто заметить, что после XIX века закрывать глаза на методологическую ограниченность монархических идей и историческую бесперспективность вытекающей из них практики управления могут разве что самые упорные апологеты единодержавия либо крайне слабо эрудированные люди.

 Резюмируем: на сегодняшний день теория эффективной организации (немаловажной частью которой должна стать концепция эффективного руководства) не то что не создана, но даже не имеет прочного фундамента. Потому что, за исключением понятия «руководитель», все остальные потенциальные «кирпичи» искомой теории являются весьма и весьма «сырыми» и нуждаются в предварительной «формовке» и «просушке». А так как без надёжных точек опоры, на расплывчато-неуловимом основании ни здания, ни теории не построить, то, если мы хотим хоть немного приблизиться к пониманию условий и средств налаживания эффективного человеческого взаимодействия, начинать надо с выяснения и максимально строгого ограничения объёма и содержания фундаментальных понятий.

Да, терминологическая обстановка в области социальной психологии является, мягко говоря, неоднозначной. И надежду – если таковая присутствовала – сходу добраться до существа проблемы лучше оставить сразу, чтобы потом не разочаровываться. Однако терпеливых и вдумчивых читателей подобные сложности вряд ли могут смутить. Конечно, уверять, что после знакомства с этими почти старинными записками никто не будет разочарован, а многие вопросы психологической теории и практики перекочуют в разряд окончательно решённых, было бы излишне самонадеянно. Но осторожно предположить, что результаты этого непростого расследования помогут коллегам под несколько иным углом взглянуть на типологию видов и уровней человеческого взаимодействия, – такое право у автора есть.

1. Руководитель и группа.

 Научно выверенное определение того, образуют ли подчинённые и их официальный руководитель единую группу, или же последний занимает некое особое положение не только в административной, но и социально-психологической системе отношений (на этот счёт, как мы видели, в литературе высказываются разные мнения), вовсе не является третьестепенной мелочью, способной волновать лишь досужих теоретиков. От того, кем «на самом деле» является руководитель для возглавляемых им людей – «своим» или «чужим», зависит, например, будем ли мы считать, что более адекватно ведут себя те начальники, которые держатся наравне с подчинёнными, или же те, кто всегда сохраняет дистанцию между собой и направляемым контингентом. Можно указать и немало других предельно практических обстоятельств, связанных с необходимостью решать, какой формат контактов с подчинёнными будет здесь и сейчас нормальным, подобающим статусу руководителя, а какие проявления противоречат этому статусу и должны быть признаны «ненормальными».

Так что вопрос о положении руководителя в собственно человеческой структуре возглавляемого им производственного, учебного, административного, военного или какого-то иного подразделения становится весьма актуальным как раз при решении задач практической организации объединений людей. И рассуждать об эффективности взаимодействия без определения личной позиции по этому вопросу явно не удастся. Однако, с другой стороны, просто присоединиться к одному из уже упоминавшихся ответов тоже не выход, поскольку на развилке «руководитель является членом группы – руководитель не является членом группы» априорный выбор любого варианта оставляет нас в более широком концептуальном тупике.

вернуться

2

* В самом деле, стоит согласиться с тем, что суверенен только руководитель, что он является для подчинённых и целеуказателем, и погонялкой, а подчинённые способны проявлять, самое большее, исполнительское рвение, как всё остальное приходит само собой. Ведь руководитель низового звена одновременно является и подчинённым руководителя более высокого ранга, а значит, непосредственный руководитель тоже не есть суверенная фигура, но лишь ретранслятор чужих указаний и побуждающих влияний. Однако и руководитель, стоящий над непосредственным руководителем, тоже кому-то подчинён, и так далее. Отсюда, дабы снабдить систему, состоящую из одних подчинённых, способностью к управленческой инициативе, становится совершенно необходимо постулировать лицо, которое не имело бы над собой руководителя, а только подчинённых и потому являлось абсолютно суверенным. И такой «руководитель руководителей» был постулирован, причём уже довольно давно. По мере перехода к государственному устройству у самых разных народов под разными именами, но с весьма похожими свойствами главным организатором жизни признаётся человеческий демиург и верховный распорядитель судеб своего творения, а проще говоря, божество или божества (в последнем случае между небожителями устанавливается собственная иерархия). На земле же ближайшими подчинёнными и первичными ретрансляторами воли высшего существа объявляются местные монархи.

3
{"b":"727043","o":1}