Эльф не был в числе тех, кто явственно радел за традиции и верования своего народа. А в свете недавних событий, произошедших между нами, я понял, с чем же была связана та холодность и отчужденность от собственной культуры, среди которой он вырос.

Алларос, как дитя, каким и я был когда-то, наивно отторгал все, что, по его мнению, могло обидеть его или уже это сделало. Я понимал, отчего болело его сердце, и прекрасно знал, какой тоской мучилась душа, но, тем не менее, для меня это был пройденный этап. Я принял недостатки общества, в котором воспитывался, и вознамерился, вместо отказа от него, напротив, проявить уважение, и своим поведением доказать всем остальным, что горд тем, откуда я родом.

К сожалению, до сей поры, о которой я хотел бы написать, мне не выпадало шанса пообщаться с эльфом наедине. Поэтому я стал все чаще обращаться к дневнику, чтобы рассказать о том, что чувствую.

Не потому ли, что всю мою жизнь мне некуда, а главное некому было выместить то, что томилось на сердце? Возможно, были и другие причины…

Однако теперь я стал замечать за собой необыкновенный душевный подъем.

Было ли это напрямую связано с происходящими в последнее время событиями?

Сейчас я не без удовольствия ответил бы да.

Я стал улыбаться всем Скайхолдским слугам и работникам, одним только этим повергая бедняг в немой шок. Страшный тевинтерец, блуждающий по коридорам замка с блаженной ухмылкой на лице. Признаюсь честно, даже Варрик советовал мне почаще смотреться в зеркало, ибо вид мой вызывал лишь недоумение у большинства спутников.

Я перестал заглядывать на бокал вина к Вивьен, не почитал своим присутствием местных магов, которые только успели ко мне привыкнуть и даже прислушались к парочке советов касательно техники боя; все мое свободное время я теперь хотел посвящать только ему.

В этой безмолвной и невысказанной вслух заботе и складывались наши нынешние отношения.

Хотя я не уверен насчет того, были ли между нами какие-то отношения? Но мне казалось гораздо более приятным представлять происходящее именно в таком свете.

Алларос выглядел мрачным и уставшим: он сильно похудел в те дни, когда мы выступили в Западный предел, о причинах этих перемен я напишу позже.

Пустынная местность не раздражала глаз, я навидался подобного на просторах своей родины. Моему милому эльфу, однако, претило однообразие ландшафта: отсутствие лесов и такой привычной зелени пугало и одновременно с этим угнетало его.

Я старался быть полезным в бою и незаменимым в наших ночных разговорах возле костра. Лишь когда Алларос уходил спать, я забирался к себе в палатку и записывал все то, что так отчаянно рвалось из груди.

Первое время после неловкого признания и нашего откровенного ночного разговора в таверне Редклифа, Алларос старался избегать меня, как только мог. Он отправился в Скайхолд на следующее же утро, сославшись на неожиданные известия от Лелианы и предоставив мне добираться до замка самостоятельно.

Но я вовсе не опечалился произошедшим, ведь слишком хорошо успел рассмотреть эльфа и его поведение: подобный поступок был как раз в его духе.

Уже будучи в замке, я с охотой предал себя решению насущных проблем, помогая в дипломатических переговорах с Тевитнером для Жозефины и разбирая споры магов в одной из Скайхолдских башен. По вечерам я подолгу засиживался в библиотеке: удалось выписать несколько новых работ из университета Орлея. Таким нехитрым образом я скрыл свое волнение под грудой ежедневной суеты, и был чрезвычайно тому рад.

Конечно, сомнения посещали меня, но я не давал им воли расцветать в сознании. Я верил в то, что если подобный неожиданный, но весьма откровенный разговор между Алларосом и мной все же состоялся, то происходящее далее рано или поздно решится волею судьбы.

И к тому же, я надеялся, что эльфу просто нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью обо мне и сделать следующий шаг. Я знал, что мог бы выступить вперед сам, но отчего-то предчувствовал: моему милому демону нужно дать волю быть самостоятельным в таких вопросах.

Самоуверенный и гордый Дориан ожидал хода противника.

Часть моей неискушенной и чудом выжившей доброй натуры терзали всяческие дурные мысли. Я знал, что нельзя давать волю чувствам, ведь они избрали совсем не то направление, на которое я рассчитывал. Алларос стал для меня добрым другом, но вместе с тем, он же был прекрасным и таинственным созданием, которым я восхищался.

Что за судьба ниспослала мне его? Какие невероятные хитросплетения Тени привели к тому, что он оказался такой же, как я, хотя более неопытный и вовсе не счастливый от своей первой любви?

Лавеллан пришел спустя несколько дней после моего возвращения из Редклифа. Он, как обычно, поднялся в библиотеку и быстрыми шагами, минуя немногочисленных посетителей, направился прямо в мой скромный уголок. Я с удивлением обнаружил тот факт, что как бы ни пытался подготовиться и уверить себя в правильности происходящего – дрожь во всем теле мне удалось унять лишь со второй попытки.

Аллароса опередила неизвестно откуда взявшаяся мать Жизель. Старая церковница стала между нами, всем своим видом выражая тактичное смущение, готовящееся перерасти в настоящие обвинения.

— Кажется, мне послышалось кудахтанье! — с негодованием заметил я. Сам факт появления этой женщины настроил меня враждебно. Я разозлился потому, что она оказалась рядом в такой важный момент.

— Не делайте из меня дуру, молодой человек! — мгновенно отреагировала Жизель. В ее глазах промелькнуло превосходство и та отвратительная снисходительность, свойственная только пожилым людям. Ее выражение лица прямо сообщало, что она знает обо мне всё.

— Если я действительно хотел бы сделать из вас дуру, я был бы половчее, — заметил я, намекая, что даже не начинал с ней подобную игру, и, надеясь, что она поймет тот факт, что этого даже не стоит пробовать.

— Бойкий язык не делает вам чести, — подытожила церковница, нахмурив брови. Она уже смотрела на Аллароса.

— Очень даже делает. Вы даже не представляете как, ваше преподобие, — я почти придумал, как мне ее задеть, как вдруг Лавеллан сам завел с ней беседу.

— Что здесь происходит? — поинтересовался он, делая Жизель вежливый поклон.

— Похоже, преподобная мать обеспокоена моим «неподобающим влиянием» на тебя, — я постарался придать всей фразе оттенок нелепости. Мне было обидно, что после случившегося наш первый диалог происходил именно так.

— Это действительно просто беспокойство. Ваша милость, вы же должны понимать, как это выглядит! — мать Жизель многозначительно посмотрела в сторону Аллароса. Судя по всему, она уже пыталась беседовать с ним об этом ранее.

Эльф обратил на меня непонимающий взор.

— Боюсь, вам придется выразиться яснее, моя дорогая, — я покачал головой, и церковница тяжело вздохнула.

Она переминалась с ноги на ногу и без конца потирала ладони, — классический признак неуверенности в себе. Я злился, потому что сотни раз становился объектом для обсуждений подобного рода. Не только у себя на родине. Мне было известно, что мать Жизель не имела ничего против моего происхождения. То, что она хотела сказать, совсем не касалось страны, откуда я прибыл.

— Этот человек – из Тевинтера. Его общество… Возникают слухи.

— Да? — Лавеллан сложил руки на груди. — Мне бы очень хотелось услышать, о чем же эти слухи.