А я свернулся в комок и разрыдался. Боль стихла и затем превратилась в опустошение. Под покровом ночи удалось добраться до озера, умыться и привести себя в порядок. Я остановился, разглядывая звезды и задавая один единственный вопрос: почему? Почему ты был там, Саэль? Ты ведь говорил мне совсем другое! Я помню каждое слово, до сих пор! Внезапно мне стало безразлично все, что со мной дальше будет. В лагерь я вернулся лишь спустя три дня. Сделал вид, что ничего не было, пришел с повинной к Хранительнице. Она покачала головой, но наказывать за отсутствие не стала. Еще тогда я понял, что она была в курсе. Через неделю меня направили на Конклав. Саэля я больше не видел. Впрочем, как и остальных своих сородичей…

Алларос замолчал.

Я не знал, что сказать. Страх за него, и за то, что он испытал, охватили меня, как если бы я сам пережил подобное наяву.

Мне стало так больно… Я с трудом сдержал порыв обнять Лавеллана, понимая, что это никаким образом не улучшит ситуацию. С его историей встали на место многие мучавшие меня до сих пор вопросы. Слова, что Лавеллан бормотал во сне, его нежелание рассказывать о прошлом, странная скованность и отмалчивание, порой приводящие в недоумение. Все это было следствием тех событий…

— Я хотел бы, чтобы ты не чувствовал себя вывернутым наизнанку. Но я не знаю, как тебе помочь. У меня не было родителей, меня воспитывала Хранительница и Клан. Некому было осудить… Хотя, узнай они, что я влюбился в мужчину, наверняка нашли бы способы…

Вывернутый наизнанку… Какое точное сравнение. Я чувствовал себя именно так.

— Алларос… Не вини его.

— А кто сказал, что виню? Саэль был одним из них. Не срывал с себя маску до последнего. Преклоняюсь перед его выдержкой.

— Он предал сам себя, и ему предстоит жить с этим! — Меня захлестнуло негодование.

— Ты молодец, что говоришь о своих предпочтениях открыто, и даже нашел в себе силы уйти. — Эльф сделал шаг к окну и облокотился на подоконник.

— Спасибо, что пришел, — вырвалось у меня.

— Теперь мы знаем друг о друге чуточку больше, — Алларос тяжело вздохнул.

— Что ты предпримешь? — осторожно поинтересовался я.

— С чем?

— Со всем этим… Если ты скажешь мне, чтобы я ушел…

— Дориан, — эльф развернулся и пристально посмотрел мне в глаза. — Не уходи. Ты единственный, кто знает…обо мне. — Алларос неловко отвел взгляд. — Неужели ты думал, что я захочу, чтобы ты ушел?

— Честно говоря, я не ушел бы сам. Только если ты попросишь об этом.

Лицо Лавеллана смягчилось.

— В таком случае я не прошу. Завтра возвращаемся в Скайхолд.

Я поднялся со стула и размял затекшую от неудобной позы спину. Алларос посмотрел на дверь, а затем на темень за окном.

— Уже поздно, — произнес он.

Я поймал себя на мысли, что едва сдерживаю странный порыв. Мне отчаянно захотелось обнять Аллароса, прижать его к себе, провести ладонью по волосам, сказать, что он не один, и в этом мире не всегда происходит несправедливость.

Но разве я мог дать ему то, чего он искал? Лавеллан хотел подарить чувства, а я придерживался плотских утех, после которых не нужно было задумываться о последствиях. А если бы между нами что-то произошло? Я не смог бы гарантировать, что не повел бы себя так же, как и всякий раз до этого. Я захотел бы уйти и не связывать себя никакими обязательствами, потому что в Тевинтере вообще не было принято развивать подобные отношения.

Алларос вздохнул, его губы тронула печальная улыбка. Он будто бы извинялся передо мной за то, что только что рассказал.

— Послушай, — начал он, и тут же заткнулся. Мне хватило двух шагов, чтобы оказаться рядом и не сдержать себя. Я слышал, как билось его сердце, почувствовал, что у Лавеллана буквально перехватило дыхание от случившегося.

Мы стояли посреди комнаты в этом захолустном трактире, и я обнимал его, вдыхая запах волос, который пьянил не хуже крепкого вина… Алларос испугался. Я почувствовал, как он задрожал.

— Все будет хорошо, — пробормотал я и погладил своего милого демона по голове. — У тебя все обязательно будет хорошо.

Какой же он хрупкий! Инквизитор, о котором сейчас говорил едва ли не весь Тедас, стоял рядом, опустив руки по швам, и дрожал, как осиновый лист на ветру!

Я растерянно гладил эльфа по голове, прижимал к себе и гадал, что за странный порыв заставил меня сделать это? Где-то глубоко внутри затаилось новое чувство. Странное, необъяснимое для меня желание уберечь, позаботься о нем! Я хотел, чтобы Алларос улыбался.

И я хотел быть с ним. Не только в данную минуту.

Я понял, что хотел бы быть с ним всегда.

Редклиф - Скайхолд, Плуитанис, 9:41, Дориан Павус.

Комментарий к I can’t escape this now - Unless you show me how

I can’t escape this now - Unless you show me how

Я не могу сбежать от этого сейчас, если только ты мне не покажешь, как это сделать.

========== Far Too Young To Die ==========

Ежели в Тевинтерском свете мне захотелось бы изъявить о своих намерениях, о которых у нас, как я уже упоминал, нигде не было принято говорить вслух, то для этого существовал целый арсенал всевозможных средств и ухищрений. Я выучил их наизусть, чтобы находить себе развлечения, услаждающие плоть, и, порой, в этих приготовлениях и осторожной обходительности терялся весь шарм и очарование дальнейшего получения удовольствия.

Все растворялось под мишурой из ритуалов, уловок, жестов и тайных записок. Я всегда знал, что будет дальше, и ни разу, даже в самых наивных мечтах, не ждал ничего серьезного от своих отношений.

В Орлее я успел приобщиться к новым способам заводить знакомства. Поначалу, не забывая об университете, но с присущей мне восторженностью, я всецело отдавался поездкам в театр, игрой в различных клубах и вечерам в салонах среди богатства и роскоши.

Здесь мне нравилось, однако, большинство моих любовников оказывались даже ветреней, чем на родине. Отчасти это было вызвано моей принадлежностью к расе «ненавидящих всех и вся магов крови», а отчасти и потому, что во мне видели диковинку, которая, как экзотическое кушанье, слишком хорошо лежала на столе, чтобы не попробовать, но надоедала после первой же порции.

Но все меркло перед впечатлениями от тех дней, когда я впервые оказался в Ферелдене.

Холодные, неприступные и негостеприимные с виду земли, упрямство и железная воля людей, населявших эти края, поразили меня. Здесь говорили, как хотели, и, порой, рубили с плеча. Нравы местных, особенно крестьян Редклифа, размеренную жизнь которых мне довелось наблюдать, разительно отличались от всего, что встречалось мне в поведении людей ранее.

Я не успел должным образом приобщиться к местному свету, хотя и знал о том, как бы мог это сделать. Большую часть времени я проводил с моим учителем и его сыном, а затем, помогал разрешать те бедствия, в кои прямым образом оказался замешан.

За все это время я не уделил должного внимания лишь долийцам. Они представлялись мне загадкой, о которой я мог читать в многочисленных книгах, но никогда не видел воочию.

Вскоре, узнав Лавеллана лучше, я понял, что мои опасения относительно наших различий потеряли всякое основание.