Тогда я впервые встретил мужчину, в чьих интересах было общение с подобными мне, - клиентами, которые заходя в бордель, само собой, могли изъявить желание получить удовольствие.
Я был удивлен, когда он подсел ко мне, деликатно осведомившись о моем самочувствии и заговорив о сущих пустяках, в то время как я расправлялся со своим обедом.
Мое любопытство взыграло, стоило лишь ему сообщить о тех вещах, которые он мог скромно предложить к моему рассмотрению.
Я знал, что один его вид пробуждает во мне животный трепет. К тому же, мое природное свойство всячески испытывать собственные мысли и устремления, сейчас твердило о том, что я бесконечно пожалею, если не попробую убедиться в том, что собой представляют вещи, о которых говорил, и которые предлагал мне этот человек.
То, что произошло со мной в тот день, не поддается никакому словесному описанию. И если вам знакомо ощущение, когда вы будто бы парите в облаках, при этом чувствуя себя на вершине самого мироздания, - поверьте мне, я испытал нечто большее, чем все вышеупомянутое.
Некоторое время спустя, вернувшись из путешествия, я узнал, что для меня была подобрана кандидатка в жены, умная и неплохая особа, по признаниям моих поверенных рабов, которых я тут же послал справиться о ее наружности.
И это решение моей семьи не было бы такой большой проблемой, если бы я хотел подчиняться их желаниям, занимаясь при этом чем моей душе угодно.
Но нет, я так не хотел.
Я верил, что могу отстаивать те взгляды, которых решил придерживаться, во всем сталкиваясь с собственной родней.
Поняв, что его собственный сын ломает всё, что так долго строилось, мой отец решился на ритуал магии крови, чтобы сделать меня достаточно послушным и сговорчивым.
Я узнал об этом от моих преданных слуг и в тот же самый день покинул дом, негодуя и в который раз убеждаясь в фальшивости жизни, окружавшей меня.
Я оставался уверен в том, что отец мой готов был пойти на риск лишить меня ума, лишь бы не опозориться перед общественностью.
Мне удалось договориться о встрече с одним из моих любимейших учителей, Алексиусом, с которым я имел возможность побеседовать обо всем случившемся. Взяв с него обещание о помощи, я, по его совету отправился сначала в Орлей, где провел какое-то время, изучая естественные науки и просвещаясь в кругах тамошней знати.
Затем, получив письмо о новой, набирающей влияние организации, под именем уже существовавшей некогда Инквизиции, вслед за моим учителем, я отправился в Ферелден.
С этого началась моя история, которую, как мне кажется, уместно будет записать на страницах сего дневника, в той последовательности, в которой я имел счастье ее запомнить.
Орлей, Матриналис, 9:42, Дориан Павус.
Комментарий к Allow me to introduce myself
Allow me to introduce myself. - Позвольте представиться.
========== Was it worth it? ==========
Алларос Лавеллан.
Это имя на моих губах - у него привкус горького отчаяния. Привкус того, что я никогда не смогу попробовать, потрогать, ощутить кожей.
Я никогда не узнаю о нём, в силу моего характера - не смогу опуститься до подобной дерзости. Дерзости по отношению к себе.
Виновато мое амплуа, моя роль, если хотите. Годами взращенная на родительском безразличии, вскормленная холодностью и отстраненностью нравов моего народа.
Мы держим в себе так много спеси и гордости, скрывая остальное под замками наших душ, что, вырвись все это наружу, демон знает, что случилось бы с целой нацией. Горячность и страсть за закрытыми дверями, магия, доведенная до абсолюта, но какой ценой? На крови, на собственном молчании…
Как фасад здания, угрюмый и недружелюбный снаружи, он первым встречает вас на улице. Какая ирония в моих словах! Прочные фундаменты и вычурные барельефы стен собственных строений мы создавали из магии, вопреки всяким законам и правилам!
Кругом ложь, и вам никогда не узнать, что же там, внутри, за этими запертыми на сотни замков дверьми! Мы научились сдерживать самые страшные помыслы и фантазии, но к чему это привело? В нас отсутствует способность любить, искренность и сердечность, которую я наблюдаю всюду в Ферелдене. Самоотверженные, храбрые люди окружают меня. Я хотел быть таким, как они, но к моему великому сожалению, уже не мог.
Я играл роль, как в театре, который нежно любил в дни моей юности. Примерял на себя образы, днями и ночами оттачивая мастерство выглядеть так, как нужно.
Спрашивать Лавеллана, что он может думать о таком человеке как я?
Наверное, вы могли бы услышать мой горький смех сейчас.
Обстоятельства, при которых я его встретил, начисто лишили нас возможности завести нормальное знакомство. Мне пришлось говорить по делу, действовать по наитию, совершенно не представляя, что этот эльф сможет вытворить. Я тогда понятия не имел о его предпочтениях и о том, почему он оказался во главе столь многообещающей Инквизиции, да и не те вопросы приходили мне на ум при тех ужасных событиях.
Проясню, пожалуй, свое первое впечатление о нем, чтобы вы могли окунуться в ощущения, которые охватили меня, когда сражение с Алексиусом в кошмарном будущем было окончено.
Я знал множество мужчин: какие-то были особливо темпераментными, другие же, наоборот, стеснительными, но страстными, стоит только сорвать с них барьеры скованности и неловкости. Я целовал разные губы, смотрел в бесчисленное множество глаз, обводил контуры плеч, наслаждался запахом, но… ни в одном из них не находил того, что не надоело бы мне на следующее же утро.
Лавеллан был другим. Это стало очевидно с самого начала, ведь он был эльфом. Ситуация, в которую я попал, сразу же прояснила передо мной несколько вещей. Я упомяну о них позже.
Остановимся же на внешности.
Я хотел бы написать здесь о том типе мужчин, который всегда привлекал меня, словно мотылька на огонь. Их возраст был неопределим глазу, они причислялись, пожалуй, к вечной, застывшей молодости от восемнадцати до двадцати трех. Она сияла на их лицах, словно вызванная какой-то магией.
Лишь приближаясь и всматриваясь в черты лиц, можно было обнаружить их истинную сущность. Не человеческую - демоническую.
Я нашел что-то забавное в том, что Лавеллан и не был человеком в полном смысле этого слова. Конечно, я не видел в нем демона, я лишь употребил это выражение, как метафору, наиболее подходящую к его внешности. Красота здесь не служила критерием, равно как и вульгарность. В нем было всего по чуть-чуть. Он двигался с таинственной грацией, которую позволяло стройное гибкое тело, его голос звучал с неуловимой, душеубийственной, вкрадчивой прелестью – переливы смеха отзывались мурашками по всему телу.
Я относился к тому типу людей, которые считали себя творческими личностями.. Вне всякого сомнения, я заметил бы в толпе подобного Лавеллану и тотчас выделил бы его.
По каким-то неизъяснимым приметам - по слегка кошачьему очерку скул, по тонкости и шелковистости кожи и ещё по многим другим признакам, перечислить которые мне запрещают отчаяние и стыд.