— Слишком большой риск, там же мой папаша…
— Очень в духе Хэ Тяня. Решить всё за других, а потом думать, почему это его рыжий так бесится!
— В этот раз он действительно прав, Чжань, — тихо пробормотал Цзянь И, усаживаясь на краешек пышной, застеленной кровати. — Там опасно.
Это была гостевая спальня, одна из тех, где они ночевали пару дней назад. Но теперь всё здесь выглядело немного иначе. Восприятие обострилось: парень смотрел по сторонам, подмечая каждую мелочь. Сбитое покрывало, мерцающий свет от ночника, голос мамы за стеной и другие, незнакомые, но встревоженные.
— Ладно, у Шаня своя правда, — Чжэнси плюхнулся рядом. — Как думаешь, когда всё это закончится… — он запнулся. — Закончится же?
— Конечно, — Цзянь постарался улыбнуться. — Здоровяк вытащит Хэ Тяня, госпожа Хэ уже спасена. Отца рыжика вызволят из тюрьмы, а моего папашу, вероятно, сместят. А может и кое-что похуже.
— Думаешь, дядя Чжэн постарается? — Чжань облизнул пересохшие губы.
— Разумеется! Такое, знаешь ли, не каждый день случается! Человек не умер, а похищен на десять лет, и виноват во всём этом глава Триады! Даже в такой организации есть своего рода кодекс чести. Они не спустят ему это с рук. Столько времени удерживать в плену… Кто бы мог подумать?
Произнеся это, Цзянь И неожиданно притих. Ему хотелось быть оптимистом, но при всех прочих условиях выходило ни шатко, ни валко. И без консилиума врачей было ясно, что госпожа Хэ пострадала не столько физически, сколько морально. Никто не знал, что будет дальше, и мама Цзяня в данную минуту прилагала все усилия к тому, чтобы привлечь к делу лучших специалистов.
Чжэнси взял его за руку.
— Знаешь, я не хочу загадывать так далеко, но… Мы ведь все рано или поздно вернёмся домой, в Нанкин. Так ведь?
— Обязательно! — Цзянь сжал его ладонь покрепче. А затем не выдержал, поднёс к губам и мягко чмокнул тыльную сторону.
— Ты продолжишь учёбу? — спросил Чжэнси, немного смутившись от неожиданного проявления нежности.
— Я бы хотел перевестись на дневное, чтобы ходить в университет тогда же, когда и ты, — Цзянь И тепло улыбнулся.
Представлять их будущее теперь было ужасно приятно, и в кои-то веки парня не мучила блядская неопределенность.
— Я всё думал, как сказать об этом родителям, — начал было Чжэнси.
— Стой-стой! Не обязательно же так рано! — встрепенулся парень.
— Но я хочу, чтобы мы жили вместе, — со всей серьёзностью заявил Чжань.
У Цзяня на мгновение сбилось дыхание. Он ожидал чего угодно, но не приглашения начать совместную жизнь вот так…
— Всё это… — тем временем, продолжил Чжэнси, — навело меня на мысль, что нужно ценить, что имеешь прямо сейчас… Я знаю тебя почти всю мою сознательную жизнь, Цзянь И.
— Сиси… — у парня не нашлось подходящих слов, но Чжань, похоже, не закончил.
— И я сделал свой выбор, правда. Больше не хочу убегать и притворяться, что всё нормально. Мне с тобой хорошо.
Он посмотрел на него и замолчал в ожидании. Конечно Цзяню хотелось сгрести Чжаня в объятия, сказать что-нибудь сентиментальное, разораться, как он это обычно делал, начать шутить, толкаться, вести себя по-глупому. Но они уже не были детьми, и всё вокруг было не так, как раньше.
Чжэнси оставался серьёзным всегда, но теперь особенно. Рядом с ним Цзянь чувствовал себя уверенным и будто бы целым. Они могли болтать часами напролёт, гулять, слоняться без дела, играть в компьютерные игры и жрать всякую дрянь, но теперь это выглядело иначе. Они стали парой, и Цзянь был уверен, что не пропадёт, если такой человек, как Чжэнси будет рядом.
— Спасибо, что принял меня, — искренне признался он.
Чжань наклонился вперёд с улыбкой и приобнял парня.
— Нет, правда, — Цзянь И прикрыл глаза, упиваясь родным запахом, но, тем не менее продолжая говорить. — Спасибо, что ты остался рядом, что слушал и верил, несмотря ни на что, Чжань. Я… У меня никогда не было никого ближе тебя.
— У меня тоже, — прошептал тот ему на ухо. А затем едва слышно добавил. — Я тебя люблю, балбес.
Сердце Цзянь И зашлось радостью, он стиснул парня в объятиях, а потом всё-таки не выдержал, словно отпуская себя, и принялся, смеясь, покрывать поцелуями чужое, но такое родное лицо.
Жизнь шла своим чередом несмотря на катаклизмы вокруг. Каждый хранил маленькое, неизвестное никому другому счастье, и Цзяню даже на мгновение стало стыдно быть таким радостным. Он крепко зажмурился, и пожелал изо всех сил, чтобы всё вокруг наконец-то стало также хорошо, как было в данную минуту ему.
— У бурных чувств неистовый конец, — процитировал Хэ Тянь, выходя навстречу.
Чжимин тяжело дышал: подъём по лестнице дался ему нелегко. На первых этажах было слишком много строительной пыли, а чуть выше один из его людей напоролся на мину. Начался пожар, и пока они пытались потушить пламя, он наглотался дыма. В горле теперь саднило.
— Что за чушь ты мелешь, щенок? — хрипло поинтересовался мужчина.
— Шекспир. Слышал о таком? — пацан ступал осторожно, не приближаясь.
Чжимин успел оценить, что этот ублюдок хорошо подготовился не только во всём здании, но и сам по себе. На нём был надет бронежилет, за спиной торчал ствол винтовки, удобная одежда не стесняла осторожных, плавных движений. Судя по виду, уставший, но по походке — напряжённый и готовый ко всему. Сколько козырей оставалось у него в рукаве? С таким следовало держаться настороже, мужчина не питал излишних иллюзий относительно своего могущества.
Люди Чжимина застыли в дверном проёме, когда где-то внизу раздались выстрелы.
— Господин… — начал было один из них.
— Тихо! — шикнул Чжимин, не спуская взгляда с Хэ Тяня. — Идите, проверьте, в чем дело. Я разберусь сам!
— Но, босс…
— Я РАЗБЕРУСЬ! — рявкнул он, раздражаясь от улыбки, появившейся на губах проклятого мальчишки.
В комнате позади него была одна единственная дверь, ведущая на балкон, который прекрасно просматривался. Что он мог ему сделать? Выстрелить? Вряд ли.
— Где ты спрятал её? — Чжимин решил идти ва-банк.
Тянь был измотан и очевидно весьма зол. Мужчина планировал вывести его из себя окончательно.
— У бурных чувств неистовый конец. Он совпадает с мнимой их победой, — невозмутимо продолжил тот.
— Решил покорить меня знанием европейской поэзии? — Чжимин сплюнул на пол. — Заканчивай ломать комедию! Где она?!
— В надёжном месте, — Тянь остановился возле стеклянной двери, и Чжимин вдруг с ужасом уставился на женский силуэт, выступающий из тени на балконе.
— Сюин! — крикнул он, собираясь броситься в атаку.
— Разрывом слиты порох и огонь. Так сладок мёд, что, наконец, и гадок, — Тянь усмехнулся, и Чжимин застыл, переводя взгляд с него, на женщину и обратно.
Она стояла к ним спиной: ветер трепал длинные волосы и подол платья. Так близко и так далеко: что этот гадёныш задумал?!
— Избыток вкуса отбивает вкус, — продолжал цитировать Хэ Тянь. — Не будь ни расточителем, ни скрягой: лишь в чувстве меры истинное благо.
— Сукин сын, — Чжимин вздрогнул, отмечая, что выстрелы на первых этажах зазвучали громче.
Это могло означать только одно: прибыло подкрепление. Этот маленький гадёныш тянул время!
Гуаньшань задрал голову, наблюдая за краткими вспышками: те бликами отражались от стёкол и выглядели, словно фейерверк, если не учитывать, что сопровождалось всё это громкими хлопками.
Стреляли давно. Он слышал крики: мимо него в здание один за другим вбегали вооружённые до зубов солдаты. Точнее, они были похожи на солдат, но Шань знал, что это были люди Хэ Чэна.
Тянь, судя по обрывкам чужих разговоров, находился где-то на самом верху.
Злость на его глупый, дерзкий поступок внезапно сменилась горьким разочарованием, но потом рыжий вспомнил, как они говорили о доверии, и ему стало чуточку стыдно. Выходит, дело было не в том, что Тянь решил погеройствовать и вовсе не в том, что Гуаньшань на него за это злился.
