Она обещала, что я вскоре приду в норму, и мне кое-как удалось договориться, что обсудить подробности моей личной жизни мы успеем и позже, когда я буду чувствовать себя лучше.
В результате мама ушла по делам, а я остался предоставленным самому себе до обеда.
Я немного прогулялся по дому, но болезненная слабость настигла меня, и пришлось-таки возвращаться обратно. Постель казалась магнитом, вокруг которого в данный момент кружилась вся моя вселенная.
На мобильнике обнаружились пару сообщений от Токена, гласивших, что от выпускного мне не отвертеться, ещё несколько тупых вирусных шуток от Клайда и даже сообщение с пожеланиями скорейшего выздоровления от Джимми. На последнее я ответил благодарностью. Этот парень, как ни странно, часто вдохновлял меня своим оптимизмом и силой духа. И хотя я никогда не показывал этого внешне, в глубине души я уважал его наравне с Токеном и, может быть, Клайдом.
Хотя, если быть честным до конца, я уважал и любил каждого из своих друзей по-своему, одинаково сильно скучая по ним сейчас.
Мы редко откровенничали, не считая Донована, который любил делиться всеми подробностями своих любовных похождений, но я знал, что мог обратиться к ребятам за советом, если бы захотел.
Стало неожиданно приятно от мысли, что у меня есть столько близких людей рядом. Раньше я как-то не задумывался об этом. А теперь даже Триша показалась мне какой-то слишком уж взрослой…
Недолго думая, я написал ей смс с просьбой уточнить для меня мобильный Твика. Получив в ответ ещё одно гневное сообщение с угрозами, что по гроб обязан ей всё рассказать, я принялся ждать.
Первым, кому я хотел позвонить, был именно он. Несмотря на Токена, Клайда и Джимми, я думал про белобрысого и ощущал в груди дыру, которая с момента нашего расставания лишь росла. Конечно, на две недели её, фигурально выражаясь, заполнил кашель, но и того не хватило надолго.
Мне нужен был Твик. Его голос, его смех, улыбка, а желательно весь он целиком, чтобы притянуть к себе и гладить мягкие, слегка пушистые и лохматые волосы до умопомрачения. О других возможных способах приятного времяпрепровождения с белобрысым я сейчас старался не думать.
Когда я увидел высветившиеся на дисплее цифры, набрал их и принялся слушать гудки, мне вдруг стало страшно. В голове за секунду пронеслись с десяток предположений, начиная от «тихого часа» в госпитале и заканчивая банальным: «Прости, Крэйг, было супер, но к дальнейшему я не готов, и лучше нам с тобой больше не общаться. К тому же у меня впереди аттестат, Денвер, колледж и работа, а ты так и останешься прозябать в этом городишке».
Я закусил губу, дождавшись сообщения, что абонент временно недоступен, отнял телефон от уха и откинулся в подушки, думая о том, что я полный осёл.
С какой стати мне на что-то надеяться? Почему я правда думал, что у нас может что-то получиться? Из-за этих сумасшедших четырех дней? Из-за того, что мы дважды или трижды едва не умерли, а потом не умерли еще раз, заболев?!
Да я больше проблем ему доставил, чем радости!
Вздохнув, я постарался не думать о Твике, и неожиданно вспомнил о машине, которую оставил перед гаражом, когда вернулся домой. Её не было видно на подъездной дорожке, когда я смотрел в окно гостиной пять минут назад.
Я снова спустился, чувствуя панику, медленно, но верно подступающую к горлу. А вдруг мистер Эпплбаум разыскал меня сам и, узнав, что я болею просто забрал тачку? Что же он мог рассказать моим предкам? Он, наверное, разозлился, что я не позвонил и пропал…
Я все же заставил себя остановиться перед дверью, ведущей на задний двор, успокоиться и набросить на плечи куртку.
Отсутствие жар-птицы сейчас равнялось для меня отсутствию всего нашего приключения в принципе. Как будто то, что с нами произошло, развернулось лишь в моём воображении, и я попросту съехал с катушек с этой пневмонией.
Это было ужасно. Спускаясь со ступенек, я хоть и придерживался за перила, всё равно умудрился споткнуться и чуть не упасть в мамину клумбу с цветами. Дойдя, наконец, до заветной двери в гараж, я вздохнул раза три, унимая дрожь во всем теле, а затем повернул ручку.
Темнота и знакомый запах резины встретили меня прежде, чем я щелкнул выключателем.
Свет от яркой лампы бликом мазнул по красному капоту. Понтиак стоял на месте и выглядел донельзя странно в окружении привычного барахла моего отца. Я облегченно выдохнул, привалившись к стене и обессиленно сползая по ней вниз.
В кармане вдруг завибрировал мобильник. Я вытащил его рефлекторно, увидев сообщение с незнакомого номера.
«Извини, тут был обход. Я сейчас не могу разговаривать, горло ещё болит. Как ты там?»
Как он понял, что звонил я? Вероятно, уже раздобыл где-то мой номер? В голову пришла мысль о галлюцинациях, но я улыбнулся, глядя на буквы, и прикусил губу с такой силой, что в уголках глаз собрались слезы.
— Твик, я так рад, — промычал я, опуская голову на руки. — Господи…
Хорошо, что никто не видел меня в таком положении.
Никто бы и не поверил, что я вообще могу выглядеть так жалко.
Я и сам не поверил бы.
«Все ок», — начал отвечать я, а затем чертыхнулся и написал совсем другое.
Мне было плевать, что белобрысый решит, будто я совсем умом тронулся, и что это, может, совсем на меня не похоже. Однако я сделал то, чего искренне требовало мое сердце, и, уже когда получил ответ, понял, что наконец успокоился.
«И я тоже по тебе скучаю, Крэйг».
Это сообщение решило для меня всё. Вдруг нашлись силы, чтобы вернуться в дом, сделать себе чай и начать прибираться в комнате. Я внезапно ухватился за горы хлама в шкафу и принялся всё упорядочивать и раскладывать, так, словно собирался уже завтра навсегда отсюда смотаться.
За этим делом меня застала Триша, вернувшаяся из школы пораньше, как и обещала.
— Боже, ты переезжаешь? — она оценила мои старания по сваливанию старых вещей в огромные картонные коробки, которые нашлись в гараже.
— Навожу порядок, — ответил я, отпив уже успевший остыть чай.
— Ой, а это что? — она ухватилась за маленькую коробочку, в которой я, вроде бы, хранил старые бейсбольные карточки. — Что за буквы такие?
Я вздрогнул, резко поворачиваясь к ней и выхватывая два белых куска ткани.
— Это часть твоего костюма, точно! — она залилась смехом. — Супер-Крэйг! Боже, я помню! А это чье? — сестра ткнула пальцем на другой кусок ткани.
— Чудо-Твик, — ответил я, осторожно и бережно откладывая лоскутки на рабочий стол, чтобы не забыть показать их белобрысому.
— Вот оно что, — Триша улыбнулась, пройдя в центр комнаты. — Давай я тебе помогу, а ты мне будешь рассказывать?
— Да пока нечего рассказывать, — уклончиво ответил я, рассматривая стопки дисков с компьютерными играми и раздумывая, не продать ли их всем скопом?
— Эти отдай мне, я переиграю! — сестра возмущенно подвинула коробку к себе.
— Хорошо, — я усмехнулся, оставляя её созерцать мою старую коллекцию.
— Так вы типа… вместе, да? — спросила она как бы между прочим.
— Типа да, — согласился я, ощущая, как при одной только мысли об этом у меня странным образом дрожит под коленями.
— Вау, — я не видел её выражения лица, так как стоял спиной, роясь в шкафу. — Ну да, вы были не разлей вода в детстве… Смотри, ей богу, как два придурка!
Я снова обернулся. Триша нашла старую полароидную фотографию, засунутую куда-то между пластиковых коробок с «Мортал комбат». С неё улыбались двое, голые по пояс и перемазанные в грязи. Мамин почерк внизу гласил: «Играли в индейцев».
Небольших приветов из прошлого находилось все больше, чем упорнее я рылся в шкафу. Я даже нашел его вещи: каким-то чудом забытую у меня ветровку от спортивного костюма и футболку с цитатой из «Секретных материалов». Значки, игрушки, плакаты, мои старые детские кроссовки, удивительным образом не попавшие ни на одну из гаражных распродаж, — всё напоминало о Твике.
Я и сам не заметил, как начал рассказывать Трише о каждой, найденной мною вещи. Она слушала молча, изредка улыбаясь, и, в основном, помогала мне раскладывать всё барахло по коробкам. Постепенно я перешел к истории о нашей встрече в аптеке и ко всему, что случилось потом.
