А потом я всё-таки заболел.
Две недели пронеслись, словно страшный сон: урывками, сквозь дымчатые образы, со словами, которые я слышал неизвестно от кого. У меня был жар, и, кажется, бред. Когда немного спадала температура, я всё равно спал, большую часть времени страдая от мучительных болей в груди, которые, в конечном итоге привели к не менее изводящему кашлю.
Я помнил, что будто бы очнулся ото сна, когда мама вела меня до туалета, и говорила что-то о больнице. Позади нас стоял отец, и я изо всех сил отговаривал его от этой затеи, обещая, что буду в порядке. (А на деле, как оказалось, мямлил, дрожал, блевал в унитаз и нёс полнейший бред).
Они всё-таки увезли меня в госпиталь следующим утром, где я сдавал анализы: рентген, кровь и мокроту, которую с трудом выхаркивал вместе с кровью. Тот день я запомнил по ощущениям. Страх, что я умру, был первым, помимо бледных, как простыни, лиц моих предков, призрачно маячащих перед глазами.
Через какое-то время (как позже выяснилось, три дня), я проснулся от того, что Триша поправляла на моей голове влажное полотенце.
— Ну ты как? — сбивчиво прошептала она, замечая, что я открыл глаза и пялюсь на неё.
— П-пить хочу, — удалось выговорить мне, и сестра протянула мне воду с тумбочки.
Она была залита в детскую чашку-непроливайку… Пузатый медведь с ушами-ручками. Кажется, у сестры это была самая любимая в далёком детстве. У меня хватило сил на полуулыбку, и я с трудом сделал пару глотков. После этого опять охватила слабость и перед глазами заискрили мириады звезд.
Я снова пришёл в себя только ночью, но от ясного и вполне естественного желания сходить по нужде. Возле двери в ванную кто-то оставил включенным ночник, наверное, с заботой подумали обо мне. Я доковылял до него, придерживаясь за стену, а затем вошел в комнату, ощущая, как меня охватывает легкий озноб.
Отлив, я какое-то время задумчиво пялился на то, как сливалась вода, а затем посмотрел на себя в зеркало. И лучше бы я этого не делал, потому что привидение, взглянувшее на меня из отражения, выглядело так, словно только что отыграло в каком-нибудь высокобюджетном хорроре.
Я провел рукой по низу живота, ощущая голодные позывы, доносящиеся из недр желудка, и понял, что пижамные штаны едва держатся на бедрах. Мне было тяжело дышать, потому что я боялся очередного приступа кашля, который скручивал меня в три погибели и заставлял корчиться в слезах. Решив, что не буду испытывать себя на прочность дальше, я вернулся в свою комнату, забрался под одеяло и прикрыл глаза, на этот раз погружаясь в более-менее осознанный сон.
И, разумеется, там был Твик. Он снился мне в полуразмытом бреду всё это время. На этот раз мы ехали на красном Понтиаке по шоссе на огромной скорости. Было уже по-летнему тепло, играла какая-то бодрая и веселая рок-композиция. Белобрысый заразительно смеялся и что-то увлеченно рассказывал…
Следующее утро ознаменовалось ярким солнечным светом, заливающим всю комнату и мамой, которая стояла возле окна и закрепляла раздвинутые шторы.
— Доброе утро, — прошептал я, понимая, что оно в кои-то веки действительно не в пример лучше остальных.
— Солнышко, измерь температуру, и выпей пожалуйста лекарства, всё на тумбочке, — мама улыбнулась и присела ко мне на краешек кровати.
Я осторожно кашлянул, осознавая, что это более не причиняет адского дискомфорта, и даже смог улыбнуться. Выполнив все её указания, я уставился на электронный градусник, радостно моргнувший заветными 36,6.
— Крэйг, тебе нужно поесть, — мама с облегчением вздохнула. — Я принесу сюда, хорошо? Ты лежи пока.
— Сколько я провалялся? — говорить было непривычно, собственный голос звучал, словно в записи.
— Вторая неделя идёт, — она покачала головой. — Твои друзья заходили тебя проведать, но я сказала, что ты сам с ним свяжешься, когда тебе станет получше.
— Кто? — я слегка вздрогнул.
— Клайд и Токен, — мама удивленно изогнула бровь.
Ну разумеется. Кроме этих двух балбесов ко мне никто не заявлялся вот уже довольно долгое время.
— Ты ждал кого-то ещё?
— Нет, — сразу же отмахнулся я.
— Ребекка, да? — мама с пониманием погладила меня по коленке. — Я пыталась расспросить Тришу, но та была немая, как рыба. Мы чуть не поругались из-за этого!
Я нахмурился, изучая складки одеяла. Да, блондинка-Ребекка, по имени Твик. Заходила ли она?
— Ты же мне всё потом расскажешь? — женщина потрепала меня по волосам. — Особенно вот про этот синяк и царапину...
— Ого! Вы только гляньте, кто пришёл в себя! — нашу беседу прервала Триша.
В какой-то степени я был ей благодарен. Сейчас у меня не имелось настроения нести околесицу про свои недоотношения, и я больше рисковал ляпнуть что-нибудь правдивое, а мать, особенно с учётом моей затяжной болезни, была к такому явно не готова.
— Триша, ты опоздаешь в школу! — возмутилась она, обернувшись к дочери.
— Ма-ам, у меня тут брат чуть коньки не отбросил, какая нахер школа?!
— МОЛОДАЯ ЛЕДИ, выбирайте выражения!
— Извини, — Триша вошла в комнату, сбросив рюкзак с плеча куда-то на пол. — Я пять минут посижу и свалю, окей?
Мама покачала головой и в конечном счёте согласилась, пообещав, что, покамест, сделает для меня завтрак.
— Итак, — сестра уселась на её место и вдруг посерьезнела.
— Что? — я недоуменно потёр глаза.
— Ты обещал мне всё рассказать, — она сложила руки на груди и немного обиженно надула губу.
— Я не обещал… А если и обещал, то это явно не уложится в твои пять минут, — кажется, эта фраза стала моим самым долгим предложением за утро.
— Ну хотя бы начало! — она бросила на меня умоляющий взгляд.
— Триша, иди в школу, — я сполз обратно в подушки и устало прикрыл глаза.
— Тогда я ничего тебе не расскажу про Твика!
Я вздрогнул и как-то слишком уж резво приподнялся на локте, шокированный её попыткой шантажа и ещё не вполне понимая, как она вообще могла что-либо узнать о белобрысом?
— Господи, Крэйг, ты такой придурок, — сестра покачала головой. — Ты бредил, окей? Я пришла к тебе в комнату, когда услышала голоса посреди ночи! — заметив, как я нахмурился, она тут же добавила: — Волновалась я, блин! А ты говорил постоянно, тихо, монотонно, будто зомби какой-то. И я прислушалась, уж прости! Думала, вдруг ты там последнее слово молвишь, я хоть завещание запишу! А ты все твердил Твик, иди сюда, Твик, то, Твик сё…
Триша немного осеклась, и я заметил, как у нее раскраснелись щеки.
— Ты с ним был, да? — смущенно уточнила она, и у меня не осталось никаких доводов против, кроме простого, но многозначительного кивка. — Ого…
— Триша, автобус проехал! — крикнула мама снизу.
— Блять! — сестра выругалась и резко прикрыла рот ладонью.
Обычно я её за такое сразу шпынял, но сейчас мы, кажется, оба пребывали в лёгком шоке. Я не знал, что еще бормотал в бреду, а она, наверное, понятия не имела, как всё это принять?
— Я после школы освобожусь пораньше и… зайду. Можно? — она закусила губу.
— Ладно, — я подумал, что не так уж и плохо, если она станет первой, кто узнает.
В конце концов, рано или поздно все узнают…
— Твик в больнице, — сказала она уже на выходе из комнаты. — Но всё хорошо, я уточнила. Его выпишут через неделю.
С этими словами Триша сбежала по лестнице и громко хлопнула входной дверью. Я посмотрел на занавески, качнувшиеся от сквозняка, но не успел опомниться, придавая смысл всему произошедшему, как в комнату вошла мама. Огромный поднос, заполненный самыми разнообразными закусками, появился на специальном постельном столике перед моим носом и начисто лишил возможности о чем-то размышлять.
К счастью, моя мать обладала чуть большим чувством личного пространства, чем сестра, и, пока я ел, никаких провокационных вопросов не задавала. Напротив, она сама рассказала мне о течении болезни и о рекомендациях врача. Как оказалось, мне крупно повезло, и воспаление удалось погасить ещё в зачатке. Врачи сказали, что дальнейшие промедления могли вызывать осложнения, и меня тогда совершенно точно оставили бы в госпитале.
