«Наверное, так даже лучше», — подумала я и попыталась высвободить руку, которую все еще держал Мануэль.
В руке я все еще сжимала блокнот и теперь надеялась укрыться от всей чувственности момента за рассматриванием своего рисунка. Подняв руку, я потянула его к себе, но Мануэль снова сделал лишь один едва уловимый жест и перехватил блокнот с другой стороны. Еще одно движение, и мой рисунок, преодолев половину комнаты, приземлился на кровать. Не сразу сообразив, что случилось, я удивленно посмотрела на Мануэля.
— Прости, — заговорил он, и его голос снова звучал странно и соблазнительно. – Но я не могу отпустить тебя просто так.
— Что? – словно загипнотизированная переспросила я.
— Я люблю тебя, — выдохнул он и прижался губами к моей шее.
Я почувствовала, как смыкаются за спиной его руки, сжимая мое тело в объятиях. Я ощущала его поцелуи, спускающиеся от шеи все ниже. Я знала, что он был искренен в своих чувствах, по крайней мере, в данный момент.
— Я знаю, — тихо ответила я, прижимаясь губами к его уху.
Кидаясь, как в омут с головой, в этот водоворот из разнообразных чувств и ощущений, я всякий раз вбирала их все до конца. Каждый раз, подсознательно боясь, что очередной раз может стать последним, теперь я точно это знала. Как и Мануэль.
Той ночью мы были вместе в последний раз.
Я ушла очень рано, когда еще только расцвело. Мануэль не пытался меня остановить. И за это я была ему особенно благодарна. Я шла по улице, ступая по еще влажному с ночи асфальту. Солнце первыми лучами уже касалось деревьев, пробуждая ранних птиц с беззаботными трелями. Я шла, не глядя по сторонам, и ни о чем не думала. Я и так слишком много занималась этим неблагодарным занятием в последние дни. Теперь все было окончательно решено и сделано. Все точки стояли на своих местах. На душе было спокойно. Слишком спокойно. Скорее никак. Я смирилась с тем, что ожидало меня, точно осужденный на казнь, который смиряется со своим приговором.
Добравшись до своей кровати в номере отеля, я рухнула без сил, едва скинув обувь. Я хотела снять свитер, но почувствовав на нем запах парфюма Либерте, легла спать прямо так. Ночью нам было некогда сомкнуть глаз, поэтому я проспала весь день. Вечером я спустилась в ресторан только чтобы поесть. После ужина, вернувшись к себе в номер, я все еще не чувствовала себя отдохнувшей, поэтому снова легла в постель. Лишь на утро следующего дня я, кажется, пришла в себя. Приняв горячую ванну, я позвонила Илене, которая оставила мне огромное количество сообщений на автоответчике. Подруга вместе со своим женихом искренне переживали за нас с Мануэлем. Я успокоила их, заверив, что все благополучно разрешилось. И это было почти правдой.
Прошло несколько дней, когда однажды утром я спустилась по лестнице и уже направлялась к выходу из отеля, намереваясь поехать к Илене, но вдруг меня окликнул администратор. Подойдя к стойке, за которой стоял молодой симпатичный парень, я улыбнулась.
— Доброе утро, мадмуазель Полянская, — он ответил мне дежурной, но от того не менее милой улыбкой. – Вам письмо.
Он протянул небольшой конверт, и я с удивлением взяла его. Поблагодарив администратора, я отошла в сторону и вскрыла письмо. Моему удивлению не было предела, когда, достав его содержимое, я обнаружила там пригласительный билет на заключительный спектакль мюзикла «Амадеус». Конечно, я ни на минуту не забывала и точно знала, что это событие именно сегодня, но побывать там даже не представляла возможным. Все билеты были давно распроданы, да и потом мой последний визит в театр не увенчался успехом. Радостно рассматривая приглашение, я запоздало заметила маленькую записку, также вложенную в конверт. Ровным твердым почерком там была написана лишь одна фраза, но от нее начала кружиться голова:
«Буду рад видеть сегодня на спектакле лучшую Констанс. Альфред».
Не помня себя от радости, я бросилась на улицу, чуть не сбив по пути охрану у входа. Я летела, точно на крыльях, в счастливом предвкушении, что смогу в последний раз увидеть свою любимую труппу на сцене. Пусть даже я не буду играть, но я смогу быть рядом.
К моему облегчению у Илены тоже был билет на вечерний спектакль. Конечно, она заранее позаботилась об этом, чтобы поддержать своего возлюбленного в такой волнительный момент. Размышляя о превратностях судьбы, мы с Иленой, как когда-то первый раз в декабре, шли на спектакль. Меня немного потряхивало от волнения, но я старалась держать себя в руках и даже преуспела в этом нелегком деле.
То, что будет аншлаг, стало понятно еще у входа в театр, где собралось небывалое количество людей, спешащих попасть внутрь. Периодически мелькали разочарованные лица поклонников, которым не досталось билетов. Вообще атмосфера была очень доброй, почти праздничной. Общая энергетика зала, встречавшего аплодисментами своих любимых героев на сцене в последний раз, передалась и артистам. Все играли в полную силу, точно не было за плечами этих двух лет ежедневных репетиций и спектаклей, одинаковых песен, приевшихся сцен. Все актеры, певцы и танцоры последний раз проживали жизни своих персонажей, точно в первый и единственный раз. Даже у Мануэля голос снова обрел свою былую красоту и утонченность, хотя я и подозревала, с каким трудом ему дались спектакли в эти заключительные дни. В самые трогательные моменты у зрителей на глаза наворачивались слезы, а уж когда на сцене расплакалась Мариэла, не выдержала и я сама. Вытирая слезы, стараясь не испортить и без того пострадавший макияж, я следила за каждым движением, звуком, доносящимся со сцены. В завершение спектакля, когда заиграла последняя песня, зрители с первых рядов дружно встали и начали одаривать артистов розами так, что к концу выступления все они держали по цветку в руках. А я снова плакала, вспоминая, как именно на этой песне Мануэль случайно поцеловал меня.
Много всего хорошего и не очень оставляла я в этом зале и на этой сцене, но точно знала, что плохое забудется, а те моменты счастья, что подарили зрители своей бесконечной признательностью, останутся в сердце на всю жизнь.
Когда занавес закрылся, а в зале зажегся свет, зрители начали покидать свои места, но мы с Иленой не спешили уходить. Когда в зале осталось всего пара десятков человек, охранник прошел и снова проверил у всех билеты. У кого были пригласительные, остались в зале, а двух девушек, наивно полагавших задержаться для встречи с артистами, попросили уйти. Оглядевшись, я поняла, что в зале находились в основном представители прессы. Сейчас они будут брать интервью и делать снимки, чтобы уже утром газеты напечатали отзывы о заключительном спектакле. Постепенно из-за кулис со сцены к нам начали спускаться актеры, кто уже успел переодеться. Они с удовольствием общались с прессой, но все же общее печальное настроение ощущалось физически, буквально витая в воздухе. Не смотря на усталость и новые перспективы, открывающиеся сейчас в жизни каждого из них, всем было грустно расставаться.
Мануэля пока не было видно, зато к нам подошел Флавьен. Кивнув мне, он тут же принялся обнимать и целовать Илену. Чувствуя себя третьей лишней, я немного отошла и тут же столкнулась с Дейвом. Он по-отечески обнял меня, желая успехов в будущих начинаниях, а я искренне благодарила его за все, чему он успел меня научить. Следом за Дейвом ко мне подошел Альфред. Все еще чувствуя себя неловко после нашего последнего разговора, я виновато потупила взор.
— Талиана, спасибо, что пришла, — он улыбнулся. – Я ничуть не врал в той записке. Это была честь для меня работать с тобой. Надеюсь, ты не держишь зла?
Я подняла голову и посмотрела на Альфреда. Глаза пожилого продюсера лучились добротой, так что я не могла не улыбнуться в ответ.
— Что вы? Конечно, нет, — я почувствовала, что слезы снова подступают, и заморгала, силясь остановить их.
— Хорошо, если так, — продолжил он. – Осенью мы запускаем новый проект. Я подумал, тебе это может быть интересно.
Он выжидающе смотрел на меня, а я лишь покачала головой.
