— Вот! – заулыбалась она, найдя нужную страницу. – Смотри! Моцарт – Мануэль Либерте. Какая странная фамилия, не французская.

— Итальянская, — ответила я, припоминая что-то из статьи про актеров, которую читала еще в Москве.

— Так-так, Флавьен Моран, — с удовольствием прочла Илена имя исполнителя роли Сальери. Потом она смотрела какие-то фотографии, восхищаясь красотой артистов. Я даже не взглянула на них. Мне и без того уже было нехорошо, а в голове почему-то звучало одно слово – Либерте. Оно казалось смешным, и от этого мне становилось спокойнее.

И вот свет потух.

В зале сразу воцарилась тишина. Неяркий свет освещал рок-музыкантов с левой стороны от сцены, которые вскоре должны были начать играть. Справа освещался симфонический оркестр. Рука дирижера поднялась, и по залу заструилась божественная симфония Моцарта. По телу побежали мурашки. А на сцене уже появился мужчина, который тихим голосом нараспев рассказывал о величайшем гении, подготавливая зрителей к действию и погружая в атмосферу того времени. Заслушавшись его речью, я уже не помнила, где нахожусь, захваченная происходящим. То, что было потом, я бы никогда не смогла описать словами. Песни, танцы, костюмы завораживали, красота актеров пленила. Я страдала вместе с Моцартом от неразделенной любви, переживала смерть его матери и отца, радовалась, когда он снова влюбился, ликовала, когда женился. Я почувствовала, как подступили слезы, и не смогла сдержать их в самом конце, когда душа великого гения покинула его тело и земной мир. Зал аплодировал стоя, все ликовали, кричали какие-то слова, когда артисты в последний раз вышли на поклон. Они на бис исполняли две песни, а я завороженно смотрела на них, теперь уже отчетливо понимая, что среди этих людей мне не стоять никогда.

========== ГЛАВА 2. Моцарт и Сальери ==========

Из театра мы вышли как будто обновленные. Странно было оказаться на оживленной улице современного вечернего Парижа. В голове еще были слишком ярки образы прошлого. Прекрасная Алоизия и скромная Констанс, мудрый Леопольд и коварный Сальери.

— Чувствую себя как минимум бездарем, — горько вздохнула Илена. – Никогда ничего подобного не видела, а ты знаешь, меня сложно удивить.

— Куда сейчас отправимся? – спросила я, останавливаясь у дороги.

В голове не было ни единой мысли, кроме как об увиденном. Не хотелось признаваться даже себе, что я зря все придумала, но это было очевидно. Никогда мне не приблизиться ни на йоту к той чудесной Констанс, которую мы видели сегодня на сцене.

— Я не знаю, — пожала плечами подруга. – Не хочется никуда. Может, возьмем пару бутылок вина, апельсинов и посидим, как в старые добрые времена? Поболтаем?

Меня очень устраивал такой вариант, и я согласно кивнула, глядя на двери театра. Мое внимание привлекла большая группа девушек, толпившаяся у входа. Решив, что они приехали откуда-то вместе, я уже хотела отвернуться, но тут эта орава, закричав, ринулась к одной из дверей, за которой показался мужчина.

— Смотри, Сальери, — сказала я Илене, невольно улыбаясь преданности поклонниц.

Действительно, из театра вышел Флавьен Моран. Это был высокий, статный мужчина, длинные волосы которого скрывала смешная шапка-ушанка, а на лице красовалась недельная щетина, которая так шла ему и его персонажу. При виде ожидавших поклонниц он снисходительно улыбнулся, но взгляд карих глаз, все еще накрашенных после спектакля, стал чуть теплее. Помахав всем мохнатой рукавицей и подписав несколько протянутых бумажек, он прошел несколько шагов в сторону и остановился, как будто ожидая кого-то. Толпа сначала последовала за ним, но крик одной из девушек заставил всех обернуться.

— Мануэль! Мануэль! – закричала она, снова возвращаясь ко входу.

Я тоже посмотрела туда, откуда несколько минут назад вышел Сальери. Двери распахнулись, и на лестницу выпрыгнул исполнитель главной роли. Выделывая па, как на сцене, он поприветствовал своих поклонниц, которые от восторга уже не просто кричали, а визжали. Замерев на мгновение, он одарил всех лучезарной улыбкой и с неиссякаемым энтузиазмом прыгнул прямо в толпу девушек, тут же окруживших его. Глядя на него, я не могла понять, в образе ли он еще или такой сам по себе. Легко перебегая от одной девушки к другой, Моцарт целовал каждую в щеку, благодарил и улыбался, выводя автографы на листочках. Он, как и Флавьен, тоже все еще был в гриме. Его мелированные недлинные волосы торчали в разные стороны, несколько прядей спадали на лицо. Глаза были густо подведены, что придавало ему некий особый шарм. Но этому взгляду и не нужно было ничего искусственно добавлять. Тепло и любовь, казалось, излучал весь этот человек.

Закончив с поцелуями и автографами, Мануэль принялся фотографироваться со всеми желающими, которых было немало. Бросив мельком взгляд на Флавьена, я поняла, что тот ждет его. Терпеливо глядя на своего друга, он как мамочка ждал, когда же наиграется в песочнице ее малолетний сынок. Моцарт действительно в своем поведении казался ребенком, которому неожиданно подарили известность. Хотя вспоминая статью, которую читала про них незадолго до отъезда, я понимала, что Мануэль как раз старше Флавьена. Ему было что-то около тридцати пяти, тогда как Флавьен только немного старше меня и Илены. Ему было двадцать девять лет.

— Они такие милые, — умиляясь, проговорила Илена, выводя меня из состояния задумчивости. – А почему Флавьен ни с кем не фотографируется? Я бы хотела фото с ним.

Посмотрев на разочарованную подругу, мне вдруг стало обидно. Куда-то вмиг исчезли моя нерешительность и страх перед понедельником. Четко осознавая, что вижу этих людей первый и последний раз, потому что в труппу мне не попасть, я собрала остатки смелости в кулак и решительно шагнула к Флавьену.

— Извините, — заговорила я по-французски, улыбаясь своей самой приветливой улыбкой. – Вы очень понравились моей подруге. Не могли бы вы с ней сфотографироваться?

Флавьен посмотрел на меня, потом на стоящую в стороне Илену и, вмиг оценив ситуацию, улыбнулся в ответ.

— Конечно, пойдемте, — сказал он и направился к Илене, которая, кажется, совсем не ожидала такого поворота событий. – Вы из Парижа?

Он был все так же снисходительно вежлив, и, не усмотрев в этом вопросе ничего особенного, я честно ответила:

— Нет, из Москвы. Приехали по делам, а сегодня решили отдохнуть, сходить в театр. И не пожалели. Ваша постановка чудесна, — не могла не похвалить я.

— Спасибо, — немного сощурив свои большие глаза, он с сомнением посмотрел на меня. – Вы русские? Откуда такой хороший французский? Вы говорите почти без акцента.

Мы уже стояли около Илены, которая, ни слова не понимая, протягивала мне фотоаппарат. Я взяла его и ответила на вопрос.

— Я жила и училась несколько лет в Париже. А вот моя подруга Илена совсем не знает французский, только английский. Она жила в Лондоне.

Я снова улыбнулась, глядя на выражение лица подруги, которая услышала свое имя, но ничего не поняла.

— Мне немного неловко, — сказала она по-английски.

— Прости, — ответила я на русском, и мне снова стало весело от слишком большого числа разных наречий в нашем разговоре.

Сделав пару снимков, я отдала фотоаппарат Илене, и мы обе поблагодарили Флавьена за уделенное нам время.

— А вам я не понравился? – делая вид, что расстроен, спросил актер у меня. – Вы не хотите сфотографироваться со мной?

— Нет, спасибо, — ответила я и тихо, чтобы никто не услышал, добавила. — Я бы лучше с Моцартом.

Но видимо слух у Флавьена был куда лучше, чем я думала. В первый раз за все время на улице на его лице заиграла искренняя улыбка. И не успела я что-то добавить, он крикнул:

— Моцарт! Беги сюда! Дело есть!

Мануэль махнул ему в знак того, что как только — так сразу, и отвернулся к девушке, которая декламировала ему стихотворение, видимо, собственного сочинения. Внезапно откуда-то сбоку не столько показалась, сколько послышалась невысокая девушка со смешной растрепанной прической. Буквально разрывая толпу, она продиралась к своему кумиру, крича писклявым голоском: