— А нас точно не хватятся?

— Не думаю. Нас уже достаточно погоняли, — усмехнулся Мануэль, усаживаясь на первую ступень прохода между рядами. – И потом, здесь мы это прекрасно услышим.

Он потянул меня за руку и усадил рядом с собой. Некоторое время мы молча наблюдали за ходом репетиции в полумраке балкона. Сцена отсюда казалась настолько маленькой, а фигурки людей такими крошечными, что я искренне посочувствовала зрителям. Тем временем Мануэль развернулся так, что смотрел на меня, и подвинулся ближе. Я не шелохнулась.

— Я давно хотел поговорить с тобой, но все не было возможности, — заговорил он и обнял меня, прижимая к себе. Он был так близко, что его губы слегка касались уха, и я чувствовала его теплое дыхание. – Я хочу, чтобы ты знала, ты очень много значишь для меня. С тех пор, как мы познакомились, я все время пытаюсь понять тебя, твои поступки, но получается с трудом. Помнишь ту первую ночь, когда мы сидели вдвоем в номере отеля?

Я едва заметно кивнула. Чувствуя, как его рука движется вверх и вниз по моей спине, я пыталась сосредоточиться на его словах.

— Я не буду говорить, что это любовь с первого взгляда, но мне было с тобой интересно и весело. Когда я ушел, то снова захотел вернуться. И когда увидел тебя в театре на кастинге, то понял, что хочу быть рядом, хочу узнать тебя. Потом мы стали общаться, но чем больше времени мы проводили вместе, тем больше я понимал, что между тобой и всем миром будто стоит огромная стена. Ты вся спрятана за ней, все чувства, эмоции она старательно оберегает от любого внешнего вмешательства. Лишь потом я узнал о твоей семейной драме, и это пролило луч света на темное царство, в котором я оказался рядом с тобой, не понимая тебя, — он продолжал говорить, его голос кружил голову, руки гладили волосы и плечи. Ни один мужчина в жизни не действовал на меня так опьяняюще. – А помнишь ночь в Москве?

Я снова кивнула. Конечно, я до мелочей помнила все, что тогда случилось. Слишком много нервов стоила мне та поездка. Мануэль тем временем продолжал:

— Когда ты оттолкнула меня на балконе, я уже был готов отступить и сдаться. Но потом, когда ты уснула, а я лежал рядом и слушал твое дыхание, ты вдруг позвала меня. Я даже не сразу понял, что ты говорила во сне. Но я был нужен тебе, и я был рядом, пока утром ты не открыла глаза. Я никогда не хотел давить на тебя. Ни тогда, ни сейчас.

Он сделал паузу, а я с удивлением и умиротворением поняла, что его объятия мне тогда не приснились, что близость любимого чувствовалась даже во сне.

— С тех пор я каждый день пытаюсь разобрать эту стену, которую ты старательно выстроила перед собой. Я пытаюсь разглядеть тебя, понять твои мысли и чувства, но чем больше я стремлюсь к этому, тем выше становится эта преграда. Может быть, мне и удалось сдвинуть всего один кирпичик, но я не перестаю верить, что однажды эта стена падёт. А пока я бы хотел попросить тебя кое о чем.

Он вновь замолчал, а его руки перестали блуждать по моему телу, и я смогла сосредоточиться. Повернув голову, мы внимательно посмотрели друг другу в глаза.

— Талья, — тихо позвал он. – Через месяц закончится мюзикл, и я хочу, чтобы ты поехала со мной в Италию.

Удивленная таким предложением, я повела бровью и лишь сейчас заметила, с каким напряжением вглядывался в меня Мануэль, каким нелегким был для него этот монолог. Не зная, что ответить, я ободряюще улыбнулась и тихо сказала:

— А знаешь, я ведь никогда не была в Италии.

Его глаза засветились от радости и восторга, и я тоже не смогла сдержать улыбку. Конечно, он расценил мой ответ, как согласие, но меня это устраивало, ведь в любой момент я могла отказаться, потому что ничего ему не обещала. Да и что плохого было в этой идее? Мне давно хотелось увидеть римский Колизей, а в компании такого гида особенно. Приятные мысли заполнили голову, и все еще улыбаясь, я прижалась к Мануэлю.

Не знаю, сколько прошло времени, пока мы так сидели. Когда репетиция закончилась и на сцене погас свет, стало совсем темно.

— Нам пора, если не хотим оказаться запертыми здесь до утра.

Мануэль встал, потянув меня за собой. В темноте я не могла видеть его лицо, но точно знала, что он был доволен. На этот раз никто не попался нам на лестнице, и мы беспрепятственно покинули театр через служебный вход.

На город опускались сумерки, зажигая уличные фонари. Апрельская дневная жара уже сменилась вечерней прохладой. Первый же порыв ветра пронзил до костей и заставил поежиться. Не задумываясь, я прильнула к Мануэлю, чтобы не застучать зубами по пути домой. Мы обогнули театр и вышли на тротуар, когда мне захотелось обернуться. Взглянув назад на парадные двери, я увидела толпу людей, в которой без труда разглядела артистов труппы. Они, уставшие после нескольких часов изнурительной репетиции, разговаривали с группой поджидавших поклонников. Нас в любой момент тоже могли увидеть. Я нехотя отстранилась от Мануэля и скрестила на груди руки. Не столько для тепла, сколько прячась от себя самой, от желания быть как можно ближе к Либерте и как можно дальше от всей этой суеты.

— О чем ты думаешь? – его голос вернул меня в реальность, и я с удивлением обнаружила, что мы уже подошли к отелю.

— Холодно, — как можно спокойнее, стараясь не дрожать, ответила я и посмотрела в пасмурное небо. – Наверное, будет дождь.

— Гроза, — он улыбнулся, но взгляд остался серьезным. – Я думаю, будет гроза.

В номер я поднялась одна. В ожидании Мануэля, который всегда сначала шел к себе, но каждый вечер теперь неизменно ночевал у меня, хотелось принять душ. Когда зазвонил мобильный, я была уже на полпути к желанной горячей воде. Выругавшись, пришлось вернуться. Один беглый взгляд на дисплей принес новость о том, что звонил Андрей. Не в силах сдержать второе ругательство, я смотрела на телефон, но трубку пока не снимала. Хотя с тех пор, как мой муж решил возродить наши разбитые вдребезги отношения, он звонил мне регулярно, я никак не могла привыкнуть к этому. Каждый раз я заранее знала, что после дежурных фраз о делах и здоровье, он будет просить прощенья и обещать золотые горы. И всякий раз я раздражалась, разговор заходил в тупик, и после неловкого молчанья мы вешали трубки. Но в последние пару недель он перестал звонить, и я уже вздохнула с облегчением, подразумевая у него новый контракт или интрижку. Это было хорошо еще и потому, что больше не было нужды обманывать Мануэля, будто я говорила с мамой или папой, а то ещё с бабушкой и дедушкой. Я ненавидела врать ему, потому что его проницательный взгляд выражал высшую степень понимания. Но ему хватало ума и такта никогда не развивать эту тему. Стоя с телефоном в руках, я знала, что лучше поговорить сейчас, пока он ещё не пришел.

— Привет, Андрей, — с холодным спокойствием проговорила я.

— Привет, Таля, — его голос звучал устало, но как всегда уверенно, будто бы он знал нечто такое, чего не могли постичь другие. – Как ты?

— Все хорошо, — дежурные фразы, все как всегда, банально и предсказуемо. – Как твои дела?

— Мы давно не разговаривали, я скучал.

В его словах прозвучал оттенок печали, но я, как никто, знала, что скучать моего почти бывшего мужа могло заставить только отсутствие деловых переговоров, но никак не жены.

— Наверное, ты был занят, — произнесла я. – А теперь занята я.

— Да, прости, я знаю. Когда мы сможем увидеться?

Я вздохнула частично потому, что предпочла бы с ним не встречаться вообще, частично от облегчения потому, что знала – эта фраза неизменно вела к окончанию разговора.

— Не раньше, чем закончится мюзикл, — отчеканила я уже набившие оскомину слова. – А теперь извини, мне пора.

— Да, конечно, — он запнулся. – Я лишь хотел услышать голос. Так много дел навалилось в последнее время. Если бы только я мог что-то для тебя сделать…

— Не нужно, — я оборвала его на полуслове, не давая договорить. Вся эта ерунда давно меня не интересовала. – Спокойной ночи, Андрей.

Не дожидаясь ответа, я повесила трубку и выключила телефон. На всякий случай. После чего отправилась в долгожданный душ. Когда горячие струи воды побежали по телу, я закрыла глаза, стараясь расслабиться и ни о чем не думать. Это было несложно, особенно если учесть, что этим я занималась регулярно. Каждый день с того момента, как поселилась в Париже, я убегала от самой себя, своих чувств и надежд, не строя особенных иллюзий. Слишком на многое я надеялась, выходя замуж. И слишком много потеряла, сломала и разбила, когда муж ушел. Больше всего жалко было собственное сердце. Поэтому теперь, живя в себе, плотно закрывшись в своем мирке от окружающих, я чувствовала себя комфортно и спокойно. По крайней мере, так казалось мне самой. Но нельзя было не признаваться себе, что Мануэль пошатнул эту плотно возведенную стену, как он сам сегодня выразился. Я была уже почти готова открыться ему, но все еще чего-то ждала, будто бы опасаясь. Закутавшись в любимый мягкий халат, я вышла из ванной.