Не вникая особенно в её слова, я тоже пошла переодеваться. При помощи ассистентов сняв с себя платье, я с нескрываемым облегчением впрыгнула в такие удобные джинсы и кофту. Прошел примерно час, когда я наконец решила, что пора. Мануэль уже должен был освободиться от общения с прекрасными почитательницами Моцарта. И теперь разговора ему было не избежать.

Прокручивая в голове события спектакля, я все сильнее хотела расставить все точки над «и». Больше так продолжаться не могло. Я должна была выяснить, что же на самом деле творилось на душе и в голове этого итальянца. Что говорил Флавьен? Мануэль хочет, чтобы я была с ним откровенна. Значит, так и следовало поступить.

Полная решимости, я вышла из гримерки и свернула в соседнюю дверь только чтобы узнать, что Мануэля там нет. Скользнув взглядом по его гримировочному столику, я не смогла не увидеть то, чего раньше не замечала. По краям зеркала висело несколько фотографий. Все они были с артистами из труппы, сделанные в разное время. Взгляд остановился на той, что привлекла мое внимание. На ней, улыбаясь, стояли я и Мануэль, а рядом корчил рожицу Флавьен. Это была та самая фотография, которую почти два месяца назад он забрал у меня. В тот самый вечер, когда, сидя в отеле, я ждала итогов кастинга. Казалось, с тех пор прошло не меньше тысячи лет. Удивительно, но фотография придала мне еще больше уверенности, и я отправилась дальше на поиски Мануэля.

Он был в зрительном зале. Придя на сцену, где уже всё убрали после спектакля, я увидела его, сидящего во втором ряду. Ноги он закинул на спинку кресла перед собой, а в руках держал гитару, наигрывая что-то и тихо напевая. Я прошла по сцене, глядя на него. Наши взгляды встретились, но он не шевелился. Лишь пальцы все так же перебирали струны. Медленно спустившись по лестнице в зал, я произнесла, удивляясь, как низко звучит мой голос:

— Будь ты проклят, Либерте…

Я замерла у лестницы, не в силах двинуться дальше. Нас разделяли всего пара метров, и я видела его глаза, такие темные, что в полумраке нельзя было понять, что они выражают. Он перестал играть, внимательно вглядываясь в мое лицо. Не найдя в себе сил подойти, я понимала, что этого и не нужно. Немного тише, но так, чтобы он слышал, я продолжила:

— Будь ты проклят, Либерте, но я не могу без тебя…

Я опустила голову, волнуясь и одновременно страшась его реакции. Он выпустил из рук гитару, встал и медленно приблизился, не говоря ни слова. Собрав все свое мужество, я посмотрела на него. Только сейчас я заметила, насколько он в действительности выше меня, а в плечах шире, чем казалось. Захотелось прижаться к нему и спрятаться от невзгод этой жизни у него на груди. Я точно знала, как крепко он мог обнять меня, но не сделала и половины шага. Я открыла рот и еще тише прошептала:

— И будь ты дважды проклят, но я хочу вновь почувствовать твои объятия, я хочу узнать, каков твой поцелуй, — я запнулась, но продолжила. – Настоящий поцелуй…

Я замолчала. Мысли кончились, и больше мне было нечего сказать. Я смотрела на Мануэля. Кажется, у него затряслись руки, но он не помедлил и секунды. В два шага преодолев разделявшее нас расстояние, он схватил меня и прижал к себе. Его дыхание сбилось. Он шептал что-то на своем родном языке. Я не понимала ни слова. Все вокруг закружилось. В голове проносились один за другим образы. Мануэль на подоконнике звездной ночью в Париже… Мануэль, спящий на моей подушке… Мануэль с сигаретой на балконе в Москве… Мануэль, держащий меня на руках… Мануэль на сцене в образе Моцарта…

Я открыла глаза и посмотрела на него. Его взгляд сиял как ночное небо, усыпанное тысячами звезд. Столько нежности, страсти и доброты одновременно я не чувствовала еще никогда. Сердце бешено забилось, угрожая вырваться из груди. Мануэль провел рукой по моим волосам, по лицу и снова положил руки мне на спину. Глядя мне в глаза, он по-русски произнес:

— Я люблю тебя, Талья…

И не дожидаясь ответа, его губы нашли мои. Поцелуй был такой же страстно нежный, как и на сцене, но более настойчивый, долгий и словно что-то обещающий. Не помня себя от переполнявших чувств, я вцепилась в его волосы. Наверное, ему было больно, но Мануэль не обратил на это никакого внимания, продолжая целовать. Только когда он ненадолго отвлекся, я разжала руки и, проведя ему по волосам, смущенно пробормотала:

— Извини.

— Ничего, — улыбнулся он, его глаза лучились счастьем. – Забыл сказать, тебя поклонницы ждут, они очень хотят общаться.

— Подождут, — выдохнула я и снова прикоснулась к нему губами.

Он мгновенно ответил на поцелуй, но теперь нежность ушла, оставив место лишь всепоглощающему желанию обладать любимым человеком.

Тем вечером поклонницы так и не дождались ни Моцарта, ни его Констанс.

========== ГЛАВА 8. Выходи за меня замуж ==========

Илена сладко потянулась, зевнула и привычно протянула руку на другую половину кровати, но наткнулась лишь на пустую подушку. Удивленная, она открыла глаза и посмотрела на часы. Было раннее утро. Из кухни доносился аромат недавно сваренного кофе, а в ванной текла вода. Не припоминая привычки своего друга рано вставать, Илена вылезла из теплой постели и, поежившись от прохлады в квартире, побрела прямиком на запах кофе. Налив себе большую чашку прекрасного бодрящего напитка, она проследовала дальше по пути своего возлюбленного и открыла дверь ванной. В лицо ударил поток очень теплого воздуха, нагретого водой. Понимая, что в ванной значительно теплее, она проскользнула туда. Флавьен стоял под душем. От глаз Илены его скрывала лишь полупрозрачная шторка. Ни секунды не задумываясь, девушка поставила чашку на раковину, скинула ночную сорочку, и приподняв шторку запрыгнула в ванну. Не говоря ни слова, она тут же оказалась в объятиях Флавьена. Вдохнув аромат его тела, от которого еще пахло шампунем, проведя рукой по мокрым волосам, она коснулась губами его лица, жадно ловя скользящие по нему капли.

— Прости, я разбудил тебя, — тихо сказал он, целуя ее в ответ.

— Ничего, здесь теплее, — ответила Илена, почувствовав, как от его голоса, чуть с хрипотцой, просыпается желание. Чувствуя, что это взаимно, девушка всем телом прижалась к нему.

Время шло, и кофе уже совсем остыл, когда чашка вновь оказалась в руках Илены. Варить новый не хотелось, и она залпом выпила содержимое кружки. Одевшись, она вместе с Флавьеном вышла из ванной и вернулась в комнату.

— Если бы каждый мой день начинался так, я был бы в миллион раз удачливее, — томно протянул Моран, снова ложась в кровать.

— Если бы каждый твой день начинался так, тебе бы надоело, — усмехнулась Илена и села рядом с ним.

Положив голову на подушку, он закрыл глаза. Теперь Илена могла спокойно рассмотреть его лицо, немного помятое со сна, но от этого еще более милое и родное. Сколько бы времени они ни проводили вместе, ей не надоедало любоваться Флавьеном. Она знала каждую морщинку вокруг глаз, которые становились чуть глубже, когда он улыбался. Знала каждую морщинку на лбу, которые появлялись, если он хмурился, каждый волосок его длинных ресниц, густых бровей, трехдневной щетины. Она без труда смогла бы по памяти точно нарисовать его портрет, если бы умела.

— Прекрати так смотреть, — не открывая глаз, проговорил Флавьен и поднял одеяло, приглашая Илену лечь рядом.

Уже через мгновение она положила голову ему на плечо. Этим холодным утром ей было так хорошо, что не хотелось, чтобы это когда-нибудь заканчивалось. Пусть бы каждый день её жизни начинался именно так. Этого ей хотелось больше всего на свете.

— Сегодня праздник, ты не забыла? – заговорил Флавьен.

Илена поморщилась. Нет, она не забыла. Она прекрасно знала, какой сегодня день. День всех влюбленных, который она люто ненавидела всю свою сознательную жизнь. Сначала за то, что в этот праздник была одна. Потом, когда от поклонников уже не было отбоя, за те смазливые сердечки и глупые стишки на открытках, которые все кругом дарили друг другу. От сегодняшнего дня она не ждала никаких сюрпризов. Но теперь, услышав от Флавьена этот вопрос, насторожилась.