Казалось, меня не было совсем недолго, а Мануэль успел сходить в магазин, принести какой-то еды из кафе напротив и даже поставить на маленький журнальный столик. Не привыкшая видеть готовившего есть мужчину, я с удивлением наблюдала за ним. Мой муж не баловал меня кулинарными способностями, да и вообще мне не встречались мужчины, способные накормить не только себя, но и девушку.
— Садись, — махнул Мануэль в сторону скромного ужина. – Это, конечно, не деликатес, но сходить ты все равно никуда не в состоянии.
— Спасибо тебе, хотя и не стоило беспокоиться, — ответила я, опускаясь на стул, и тут же добавила. – А это что?
На столе стояла бутылка водки. Самой настоящей российской водки. Не веря своим глазам, я уставилась на Мануэля, который сел напротив.
— Это мне подарили поклонницы из России. Не думаю, что ты не знаешь, что это.
В его голосе звучала неприкрытая ирония, но я не хотела сдаваться.
— Вообще-то я больше не пью и не курю, — с вызовом бросила я.
— А я заметил, — он кивнул и посмотрел на подоконник, где стояла полная окурков пепельница, после чего перевел многозначительный взгляд на недопитую бутылку вина под столом, которую я еще не успела выбросить. – Это лекарство. Выпей, тебе надо расслабиться и выспаться. А то ты сегодня какая-то напряженная.
С этими словами он открыл бутылку и налил нам обоим. Подняв кружку, потому что иной посуды у меня не было, он произнес:
— За Россию и тех, кто нас там любит.
Выпив, я почти сразу ощутила, как в желудке стало тепло, и все тело постепенно начало расслабляться. Поев, я почувствовала себя просто замечательно. Теперь можно было и поговорить.
— Я думаю, как завтра все пройдет. Эти туфли… все так некстати.
— Не волнуйся, — ответил Мануэль, и я с ужасом увидела, что он снова наполнил чашки. – Если уж Альфреду понравилось, то зрители будут в восторге. Поверь, нашему продюсеру тяжело угодить, а сегодня он явно был доволен. А ноги намажь мазью, которую я принес. Она отлично помогает. За тебя!
Мы снова выпили. Я смотрела на Мануэля и не понимала, зачем он возится со мной. Но то ли от водки, то ли от каких-то иных чувств мне вдруг очень захотелось поблагодарить его и рассказать, что я чувствовала все эти дни, спросить, что с ним случилось в Италии.
— Мануэль, — тихо позвала я, и он поднял на меня бездонные темные глаза. — Спасибо. Ты даже не представляешь, как я благодарна тебе.
Он махнул рукой и хотел что-то сказать, но я не дала ему.
— Нет, послушай меня, пожалуйста. Я узнала, что у тебя что-то не сложилось с девушкой в Италии, что вы расстались. После всего, что ты рассказал мне тогда в Москве, я все думаю об этом и чувствую себя виноватой…
— Талья, ты ни в чем не виновата, — он все же перебил меня и встал.
Испугавшись, что он уйдет так и не дослушав, я вскочила и схватила его за руку. Теперь он снова смотрел на меня. Кажется, в глазах его мелькнуло удивление.
— Подожди, я хотела сказать тебе…
Звонок телефона прервал меня на полуслове. Выругавшись, я тем не менее не двинулась с места. Момент ускользал, но я никак не хотела отпускать его, понимая, что второй раз не решусь заговорить об этом.
Телефон продолжал звонить.
— Ответь, вдруг что-то важное, — медленно произнес Мануэль и убрал руку.
Я смотрела на него, не в силах отвести взгляд. Его лицо, еще минуту назад такое доброе и родное, вдруг снова стало равнодушной маской.
— Мануэль, что не так?.. – слова застыли на языке.
На какое-то мгновение мне показалось, что его глаза потеплели.
— Все чертовски так, — он поднял руку и кончиками пальцев коснулся моей щеки, но почти сразу отдернул их и, взяв телефон, протянул мне. – И все-таки ответь.
Понимая, что спорить бесполезно, я сняла трубку.
— Алло, — выдохнула я, не сводя глаз со стоящего рядом мужчины.
Разговор длился меньше минуты. Все это время он пристально наблюдал за мной. Когда я положила трубку, мое лицо выражало крайнюю степень удивления.
— Что случилось? – спросил он.
— В общем ничего, — я пожала плечами. – Звонили с ресепшн. Мне пришло письмо, надо забрать. Только странно это. Кто бы мог написать мне письмо…
— Я принесу.
И не успела я возразить, как он уже хлопнул дверью, выйдя из комнаты. Нехорошие мысли начали закрадываться в голову. Я знала лишь одного человека, у которого был повод слать мне письма. И судя по всему, как раз уже пора было этому случиться. Прошло совсем немного времени, когда вернулся Мануэль. В руке у него был большой толстый конверт. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, от кого это письмо. Мои догадки подтвердились. На конверте красовался московский адрес моего адвоката. Документы о разводе. Я медленно подняла глаза. Мануэль вопросительно смотрел, ожидая ответа.
— Это от Андрея. Когда мы были в Москве, он говорил, что пришлет мне подписать бумаги на развод.
Помолчав, как будто обдумывая что-то, Либерте отступил на шаг.
— Ты, наверное, хочешь побыть одна, пока будешь читать это? Что ж, не буду мешать. Спокойной ночи.
Даже не представляя, насколько не прав, он ушел. Я хотела остановить его, попросить остаться, но не смогла. От неприкрытой злобы, звучащей в его голосе, мне стало не по себе. Я так и сидела, точно статуя, глядя в пустоту своей комнаты. Я снова осталась одна. Такое привычное состояние.
Чтобы хоть чем-то отвлечься, я убрала со стола. Потом переоделась, намазала больные ноги, выключила свет и легла в кровать. Я вертела в руках злополучный конверт. Ненавидя Андрея и проклиная себя за то, что когда-то связалась с ним, я бросила письмо в тумбочку, так и не распечатав. Не желая больше ни о чем думать, я закрыла глаза.
На следующий день я ковыляла на работу, немного прихрамывая. Из обуви мне было удобно только в кроссовках. И если не считать, что на улице за ночь намело снега, и теперь я шла по нему, замерзая, точно в домашних тапочках, то все было вполне сносно. Нестандартные методы лечения Мануэля принесли хорошие плоды. От водки я уснула как убитая, ни о чем не думая. А мазь действительно способствовала скорейшему заживлению. Будучи ему весьма признательна за помощь, я снова не знала, как мне вести себя с ним. Его поведение вчера вечером было настолько непредсказуемым и противоречивым, что вгоняло меня в ступор всякий раз, как я начинала думать о нем. В итоге я решила действовать по обстоятельствам.
А обстоятельства складывались так, что когда я уже сидела перед зеркалом, отдавшись в руки гримеру, ко мне подошел Дейв. Оказалось, Мануэль рассказал ему о моей проблеме, и режиссер разрешил мне выступать в танцевальных балетках — со сцены незаметно, а мне будет удобно. Это была хорошая новость, хотя я и удивилась заботе, которую продолжал проявлять Мануэль. Но окончательно в тупик меня поставил Флавьен.
Перед самым началом спектакля он подошел ко мне и без предисловий спросил.
— Что ты сделала с Либерте?
Я слегка опешила, но взяла себя в руки и почти спокойно переспросила.
— Прости, что?
— Да то, Талья, — он всплеснул руками. – Мануэль весь день какой-то странный. То молчит, то на всех огрызается без причины. Спрашиваю, что случилось, молчит. Может, ты мне объяснишь?
— А я могу? – искренне недоумевала я. – Это он, наверное, после поездки в Италию таким стал.
— Это он, наверное, провел вечер с тобой! – копируя мою интонацию, ответил Моран. – Днем он был вполне адекватен, пока я не оставил его перед дверью твоей гримерной! Скажи мне, что ты такое ему говоришь, если каждый раз, побыв с тобой наедине, он потом сам не свой?
Я смотрела в глаза Флавьена, полные непонимания и волнения за друга, но не могла ответить ничего вразумительного. Не говорить же ему, в каком замешательстве нахожусь сама со вчерашнего дня.
— Прости, я не знаю, что тебе сказать…
— Зато я знаю, что ты должна сказать ему, — он сделал акцент на последнем слове. – Я знаю, что произошло в Москве, и, поверь, если тебе все же дороги отношения с Мануэлем, ты должна быть с ним откровенна. Скажи ему все, что чувствуешь. Он очень этого ждет.