– А сейчас у вас собаки есть здесь? – спросил я бригадира.

– Нет, мы после Пирата никого не заводили, – бригадир почесал небритую щеку. – Ну, у Саморядова в бригаде были Звоночек и Бублик, но он их оставил дома. У Калины только кошка. А у газовщиков, вроде, никого.

– Значит, охраны никакой, – сказал я. – Если кто и приходил, это никто не заметил.

– Да ладно вам, – снова воскликнул крайний. – Абрамовские не могли этого сделать. Там всего два мотоцикла да «Жигуль» первого выпуска. Мы бы их сразу услышали.

– Хорошо, – сказал я. – А если отбросить версии с местными и с этим… лешим. Кто, по-вашему, мог это сделать?

– Да кому это нужно? – сплюнул крайний. – Мы тут все нормально работаем, и ломать бы никто не стал, потому что себя же и затормозили бы. Да и газовщикам это ни к чему.

– А пошутить мог кто? – подал голос Кустицкий.

«Ватсон, Вы здесь», – подумал я и улыбнулся.

– Да как-то слишком для шутки, – сказал крайний. – У нас только Капуста поржать любитель, но это для него чересчур!

– Это в бригаде Саморядова, – кивнул мне Коля. – Думаете, что Капустин?

– Не, бугор, ты чего? – крайний отмахнулся. – Да Лёнька не стал бы, зуб даю за него.

– Ладно, – сказал я. – Спасибо вам, мужики, мы дальше пойдём, – и направился к выходу.

Бригадир остановился и, повернувшись, сказал своим:

– Ладно, мужики, бросайте картишки и займитесь делом. Сергеич опись произвёл, дуйте к Аркадьичу, инструмент у него какой возьмёте. Давай, Саныч, поднимай народ. А то вон Антоныч сюда тащится.

Через десять минут мы пришли на поляну, где работала бригада Саморядова.

– Эй, мужики, вы у нас тут поосторожней! – крикнул нам один, заглушив пилу. – У нас тут снежные люди толпами бродят, на чужих бросаются!

– Это Лёня Капустин, – сказал мне Коля. – Он у них за шутника.

К нам подошёл мужичок невысокого роста, но, судя по лицу, с большими амбициями:

– Саморядов, – представился он и пожал нам руки. – Вы, видимо, и есть следствие наше?

Мы кивнули.

– Знаете, что я думаю? – сказал он. – Мужики, конечно, разное болтают, но мы-то с вами реалисты. Ну вы сами посудите, какой это может быть снежный человек, ну серьёзно? Вот вы видели инструмент? – он кивком указал на стоящую неподалёку бензопилу. – Видно же, что инструмент громили чем-то тяжёлым. Топоры, опять же, словно в труху уничтожили, – тут он был прав. – Ну серьёзно, неужели можно поверить, что из лесу вышла огромная мохнатая обезьяна, взяла камни и всё к чертям разнесла? Да ерунда! У меня два варианта – либо шутка чья-то дурацкая, либо открытый саботаж. Но первый вариант маловероятен, поскольку у нас любителей вот так «пошутить» нет, у газовщиков и водил – тоже. А вот насчёт саботажа – честно, мужики, не знаю! Не могу поверить, чтобы кто-то у нас продался кому-нибудь из других компаний.

– И что ж думаешь в таком случае, Мить? – спросил Кустицкий, опять же ничего не добавив. Я за ним давно заметил: как увлечётся, так и забывает лишние слова вставлять. Видимо, так ему и удалось жениться.

– Можно, конечно, и на местных подумать… Но, Сергеич, сам посуди, ты ж абрамовский! Сколько тебя Павлик вёз сюда на своей коряге?

– Почти три часа, – кивнул Кустицкий.

– Ага, три часа по грязи и ухабам, – согласился Саморядов. – Ну кому из ваших взбрело бы в голову ползти сюда три часа, всё ломать шутки ради и три часа потом назад тащиться? Конечно, Тарасовна с окраины хороший товарчик гонит, но он не настолько хорош, чтоб спровоцировать кого на такой «подвиг», согласен?

Кустицкий кивнул, явно со знанием дела. Костя закурил и с шумом выпустил дым.

– В общем, что не говори, – развёл руками Саморядов, – а идея со снежным человеком – бред чистейший!

– А что думаете насчёт следов? – спросил я и отмахнулся от дыма.

– Видел я те следы, – отмахнулся Саморядов. – Что вот во мне сразу подозрения вызвало – это очевидность оставленного следа. Зверь не станет вот так неразумно в грязи следы оставлять, я так думаю. А тут создаётся ощущение, будто внимание хотели к нему привлечь.

– Согласен, я тоже говорил, что это – показуха.

– Когда мы нашли следы, я посмотрел на них и прошёл немного в лес, в ту сторону, откуда вели следы. До опушки они есть, а дальше – ничего. Ни примятых листьев, ни веточек сломанных. О чём это говорит? А говорит это о том, что кто-то дошёл до края леса, взял то, с помощью чего он эти следы делал, и пошёл топтать грязь.

Я понимающе кивнул. Эта версия, в принципе, повторяла мою: следы были явно сделаны искусственно. Кто-то явно хотел привлечь к себе внимание, поломка инструментов была лишь уловкой, частью плана. Такой человек ради славы пойдёт на всё, лишь бы о нём что-нибудь упомянули, хотя бы в посредственной районной газетёнке. Он вырежет эту заметку на память и потом где-нибудь в пьяном угаре будет рассказывать приятелям о том, как однажды он поднял на уши и милицию, и любителей паранормального, и всяких психов, налетевших на сенсацию.

«Кстати, – подумал я, – как хорошо, что ничего не просочилось пока на сторону».

Тут бы уже явно нагрянула бы толпа со всяким барахлом, которое указывает, где прячется снежный человек и где приземлялась тарелка с гуманоидами. Проблема требует решения, пока об этом не узнала пресса. Неважно, официальная она или жёлтая. Официальное издание написало бы о саботаже на участке строительства газопровода и как бы невзначай упомянуло бы о найденных следах. Никаких явных выводов. Жёлтая газетка сразу бы раздула легенду, нашла бы пятерых местных, которые видели в этих лесах снежного человека. А ещё бы, возможно, там было бы интервью какой-нибудь бабушки Фроси, которую эта обезьяна пыталась изнасиловать, причём ещё до революции.

Мы перекинулись с Саморядовым ещё парой фраз и двинулись дальше. Проблема требовала решения. Хоть я и склонялся к версии с розыгрышем, меня смущало одно – Абрамовка была слишком далеко при такой-то дороге. Конечно, можно было бы предположить, что в лесу находилась пара охотников, и они решили пошутить над работягами, но погодка сейчас была не самая тёплая, снег обещался быть со дня на день. Вариант с шуткой кого-то из лесорубов, газовщиков или водителей я попросту не хотел принимать как имеющий хоть какие-то основания под собой: никому из полусотни находящихся здесь работяг не было смысла устраивать «шуточный саботаж» – близилась зима, и всем явно хотелось быстрее закончить работы. Оставался ещё вариант с происками конкурентов. Конкурс на разработку участка тогда много шума наделал. Может быть, смысл стоит здесь искать?

После мы зашли на участок бригады Калинина. Там как раз был перекур, все были в сборе. Бригада разошлась во мнениях: кто-то говорил о шутке местных дурачков или саботаже кого-нибудь из «СтройГаза», а кто-то не сомневался, что всему виной – лохматый житель леса. Пара человек тоже утверждали, что временами чувствовали на себе чей-то взгляд. Нечеловеческий взгляд. Откуда-то из леса.

Примерно о том же нам сказали и некоторые газовщики. Тяжёлый взгляд.

Разговор с завхозом Аркадьичем состоял, по сути, из массы отборнейших матов: носастый коротышка в кепочке поливал грязью того, кто сломал инструмент, и грозился лично его убить, как только того найдут. Говорить о глупой версии насчёт йети мы не решились: Аркадьич был невероятно зол.

Собрав вместе водителей, мы попытались выяснить, не видели ли они кого-нибудь, кто ездил в направлении участка в последние дни.

– Да тут кроме Павлика-то никого не бывает! – чуть ли не хором ответили водители. – Он же у нас и на доставке продуктов, и почтальон, и вообще – свой мужик.

Мы спросили их, что они думают насчёт происшествия. Здесь также были противоречивые мнения. Когда же мы распрощались, нас нагнал одни из водителей, Сашка.

– Не хотел при мужиках говорит, чтоб не засмеяли, – сказал он нам. – Знаете, как-то с месяц назад я подъезжал к участку и увидел на окраине… ну, не знаю, что. Большое такое и лохматое. Стояло между лесов. Может, это и медведь был, а, может, и показалось чего с недосыпа. Но как-то мне неуютно стало по лесу ездить.