За зиму я собирал довольно неплохой капитал, подновлял своё походное обмундирование и, как только можно было спать на улице, отравлялся в путь, подальше от людей и их мыслей.

Снова и снова я выбирал новые маршруты, проходил их, садился в поезд и ехал далеко-далеко, где опять сочинял новый путь.

В основном, я хожу пешком. Изредка, когда сильно устаю, начинаю ловить попутки. Иногда я езжу в машинах с незнакомыми людьми, о которых узнаю всё буквально за пять минут, независимо оттого, хотят они того или нет. И независимо оттого, хочу ли этого я. Поэтому я не разговариваю с ними. Зачем, когда мне и так всё известно. Поэтому я, всё же, предпочитаю пеший способ передвижения.

По пути я захожу обедать в придорожные кафе. Вроде того, где я сейчас сижу. Кстати, у меня есть хорошее преимущество относительно того, в какие кафе заходить и что в них заказывать. Потому что я наперёд знаю, где и из чего что приготовлено, что не пригорело и что нормально посолено. Потому что это знает повар. И думает об этом.

Вот и сейчас я сижу в придорожном кафе где-то посередине между городом А и городом Б, ем суп и слушаю музыку, играющую по радио. Стинг допел свою песню про что-то там хрупкое, и ди-джей объявил «Bee Gees». Повар Русланчик мысленно обматерил и ди-джея, и «голубых котов», которых тот поставил. Официантка Лена мысленно посмеялась над тем, как ненавидит повар этих самых «голубых котов», и начала напевать про себя «Staying Alive». Хотя песню, впрочем, включили другую.

К кафе подходит девушка. Я это знаю. Двадцати трех лет, зовут Юлей. Она путешествует автостопом. Через минуту звенит колокольчик над дверью, и входит она. Поскольку свободных мест больше нет, она сядет ко мне. Она как раз сейчас об этом подумала. Как и официантка Лена. Юля идёт по проходу, с рюкзаком на спине, кеды совсем стоптались, а джинсы внизу истёрлись до отдельно торчащих ниточек. Юля думает заказать борщ, картофельное пюре и котлету. Ну, может быть, кофе с молоком. Только наверняка он здесь из пакетика, думает она. Тренер Алексей Викторович бросает короткий взгляд на вошедшую девушку, и в голове его вновь мелькает пошленькая мыслишка. Юля, словно угадав его намерения, косится на тренера и с усмешкою идёт дальше. Юля садится за мой столик, ставит свой рюкзак рядом с моим, бросает на меня короткий взгляд и тянет к себе меню. Недовольная официантка Лена незаметно появляется рядом. Юля просит у неё борщ. Конечно, добавляет про себя Лена, он же сегодня с недоваренной капустой. Юля косится на мою тарелку с супом с фрикадельками и, передумав, просит его. И картошку с котлеткой, добавляет она. Лена спрашивает, будет ли девушка кофе, чай, сок или компот. Юля отказывается от идеи с кофе и просит апельсинового сока. Лена быстро всё записывает в блокнотик, тут же подсчитывает сумму и, оторвав бумажку, кладёт её на стол и удаляется.

По радио включили старую запись: Синатра запел про незнакомцев в ночи. Забавно, подумала Юля. Забавно, подумал я. А в голове какое-то эхо. В ожидании заказа Юля начинает смотреть по сторонам. Я доедаю второе и украдкой смотрю на девушку. Вроде бы ничего особенного, а что-то в ней есть интересное. Может быть, потому что она путешествует пешком. Как я. Она постоянно в пути, она постоянно сторонится людей. Прямо как я. Рассматривая её, я снова замечаю, что мысли мои отдаются в голове эхом. Раньше такого не было, думаю я. Юля смотрит по сторонам и почему-то улыбается. Но что-то в ней есть, я чувствую это.

В это время официантка Лена приносит заказ. Расставляя тарелки, она опять мечтает, чтобы пепел упал в суп. Юля, странно улыбаясь, отдаёт Лене деньги, и та уходит. А Юля ставит руки на стол, подпирает ими голову и смотрит прямо на меня.

Забавно, думаю я, что же она такое разглядывает. Тебя, думает Юля. И тут меня как будто током ударяет. Не может этого быть, думаю я, и мысли опять звучат как эхо. Сама удивляюсь, думает Юля и улыбается. Ты давно, думает Юля. Пятнадцать лет, думаю я и понимаю, что эхо в моей голове – это мои мысли, прочтённые Юлей, после чего прочтённые уже мной. А я десять, думает Юля. Кстати, добавляет она, у меня тоже эхо, так что не пугайся. Ты тоже постоянно ходишь по дорогам, мысленно спрашивает она и кивает в сторону рюкзака. Да, мысленно отвечаю я, из года в год. Ага, кивает она, из года в год. Подальше от людей и их мыслей, думает она, и я невольно улыбаюсь. Она тоже.

По радио Майкл Джексон запел о том, что я не одинок. А я сижу и понимаю, что передо мной та, кого я искал в течение стольких лет. Единственный человек, который меня понимает, родная душа. Вот только интересно, думаю я, как смогут ужиться два человека, которые могут постоянно читать мысли друг друга. Смогут ужиться, думает Юля. И им даже не обязательно общаться. В привычном значении этого слова.

Скоро Юля доест, выйдет и пойдёт дальше. А я пойду за ней. И мы будем путешествовать вместе, подальше от людей и их мыслей. Долго-долго. Поверьте мне. Уж я-то знаю…

16-17 августа 2010

Страшно всё это! Очень!

Ну я ещё понимаю, когда взрослых хоронят. Или пожилых. Ну, вроде как осознаёшь, что человек своё отжил, что время его пришло. Так, что ли. Жалко, конечно, когда человека хоронят. Любого человека. Но вот когда молодых хоронят… Нет, это не по мне. Не могу я этого выносить.

Вот как это случилось, не пойму. Жила себе Вероника, вреда никому не причинила, любили её все. А вот на тебе – стоит гроб у подъезда, венками уставлен со всех сторон. Родня собралась. Брата с учебки отпустили. Мы с группой пришли. Девчонки с хореографии. Зеваки со двора.

Веронику многие у нас знали. Она с детства яркая была. Весь двор наш её такой и помнит: вечно бегом, банты на ветру треплются, рот до ушей. И в школе она у нас заводилой была постоянно. Что где не случись, она всегда рядом была. А потом группу сама сколотила, танцевать начали. Место искала, учителя. Всё она сделала.

А вот на тебе – гроб на двух табуретках. Мать Вероникину жалко очень, Любовь Павловну. Убивалась она сильно, трое здоровых мужиков не могли оттащить от гроба, как время подошло. Ветер ещё сильный поднялся, снегом так и кидал в нас. Продрогли все до ужаса. Словно сама природа против этой проклятой смерти. Страшно всё это!

Когда у нас был выпускной класс, это Вероника всех уговорила в один институт поступать. Так, говорит, нам сподручней будет. Дома, говорила, все останемся, да и жить дружно будем, как и раньше. Так и вышло. Как дружили классом, так почти все вместе и поступили на вышку. На разные специальности, конечно, но все рядом. Да наша группа на треть из класса нашего же и состоит. Всегда и везде вместе: в кино, на природе, в походах, на экскурсиях. И всё это – благодаря Веронике.

А вот на тебе – гроб заколотили и стали опускать в землю холодную. Ветер ещё сильней поднялся. Любовь Павловну на «скорой» увезли сразу после этого. Приступ. А мы разошлись кто куда. Кинули землю и пошли. Веронику мы так и не увидели: её хоронили в закрытом гробу.

Я не иду на поминки. Тяжело всё это. Страшно всё это. Домой иду. По дороге всё Веронику вспоминаю. Как мы ещё с садика с ней не разлей вода были. И во дворе одном жили. И в школу вместе пошли. И каждое утро на одном автобусе в институ. А у Вероники ещё манера была: увидит кого-нибудь в автобусе и давай его пародировать да истории про него рассказывать. Прямо на ходу сочиняла. Весёлая она была.

Когда я поднимаюсь по лестнице на свой этаж, у меня в кармане вибрирует телефон. Смс-ка пришла. Я достаю мобильник и читаю послание. Это просто оповещение о том, что мне написали новое сообщение в одной из социальных сетей. Ничего важного. В такие моменты сразу понимаешь, что на свете действительно важно, а что является незначительной мелочью, ещё вчера казавшейся чем-то грандиозным и заслуживающим внимания. Марки, бренды, мода, ужин в суши-баре, наличие сенсорного экрана в телефоне, голая грудь популярной актрисы, кличка кота президента – всё это, по сути, не нужно и никчёмно. Куда важней люди, которые находятся рядом с тобой. Куда важней то, что они живы и здоровы. Вот плохо только, что понимать это приходится именно в такие моменты.