— Мне его даже жаль, — говорит Уилл, когда рассказ закончен. — Он искренне не понимал, за что его схватили.

— Нет, — Ганнибал цокает языком. — Вам жаль, что ситуация сложилась так нелепо. Жаль, что он попадет в клинику для душевнобольных преступников. Жаль, что во время задержания кровь попала на вашу рубашку.

— Сегодня вы меня не щадите, доктор Лектер, — Уилл трогает место, где несколько капель изранили светлую ткань, а затем вода с отбеливателем ее заштопали грубыми стежками. У мистера Грэма в машине всегда лежит запасная рубашка — отглаженная, в защитном чехле. Он надеется надеть ее утром, если останется на ночь. Он совершенно не понимает, зачем ему оставаться.

— Хотите попросить пощады?

— Нет. Конечно, нет, — мурашки кусают за пальцы, ползут по запястьям и выше — Уилл едва сдерживается, чтобы не содрогнуться. Он определенно просил бы пощады, но при других обстоятельствах. Сексуальная тяга к этому растрепанному, растоптанному человеку больше не удивляет профайлера, но он — пока что — совершенно не знает, что с ней делать. Ганнибал не похож на мужчину, способного связать руки Уилла за спиной его собственным галстуком, поставить его в коленно-локтевую и растягивать пальцами, пока Уилл не начнет скулить от удовольствия. Или — наоборот — похож слишком сильно.

Уиллу хочется немного смелости, чтобы это проверить, поэтому после сеанса он сидит на кухне Ганнибала и смотрит, как тот режет овощи на салат и следит за мясом. Сковорода шипит, нож мерно цокает по деревянной доске, Ганнибал отвлекается на банку пива — волосы падают на лоб, язык слизывает с губ капли пены.

***

Готовая еда пахнет дешёвым фастфудом, но на вкус восхитительная. Ганнибал неловко шутит, что Уилл привык к более изысканным блюдам, и это правда, но профайлер съедает все и просит добавки. Может, причина в говядине, жареной в кисло-сладком соусе и салате с мягким сыром, а может — в руках Ганнибала, обтянутых черной футболкой, в том, как эти руки нанизывают мясо на вилку и плавно отправляют в широкий, влажный от соуса рот. Уилл вторит чужим движениям, пока вилка не царапает тарелку — тихо и пронзительно, словно монстр за окном в зимнюю стужу.

Уилл отказывается от пива и наливает себе виски. Едва теплое — у Ганнибала не оказывается льда — оно поджигает пищевод и оседает крошечным костром в желудке. Сеанс закончился — настало время для откровений. Уилл вытирает посуду и на последней тарелке говорит:

— Сегодня мне снилось, как я убиваю человека.

— Вы проснулись удовлетворённым?

— Нет, боюсь, мне нужно немного больше для удовлетворения.

— Правда? — Ганнибал хмыкает и обводит Уилла взглядом, от которого волна пронзительной боли катится от живота к паху и растекается по всему телу. — По вам и не скажешь, Уильям.

Уилл знает, как сейчас выглядит. Румянец от выпивки поверх румянца от смущения, растрёпанная прическа, блестящие глаза. Ему не нужно смотреть в зеркало — человек напротив выглядит точно так же. Между ними четыре шага — на каждый приходится один удар сердца, и когда Уилл подходит вплотную, его сердце срывается на бег. Профайлер убирает со лба Ганнибала тонкую прядь, но она падает снова; тогда он встаёт на цыпочки и прилизывает ее языком. Кожа под его губами соленая и жёсткая, она пахнет мясом, сигаретами и пеплом. Ганнибал не шевелится. Кажется, он даже не дышит, когда Уилл обводит языком его губы, едва касается колючего подбородка и спускается к шее.

Профайлер разрешает себе немного больше, чем планировал. И намного меньше, чем хотелось бы. Он цепляет зубами кожу вокруг артерии и сдавливает: кровь пульсирует внутри его рта и внутри его тела, словно гигантский прибой. Его руки сминают хлопок чужой футболки, будто цепляются за спасательный круг посреди океана — ни единого шанса на спасение. Когда Уилл отстраняется, на шее доктора Лектера остаётся красный след от укуса.

— Нет, — говорит Ганнибал. Его волосы торчат вразнобой, дыхание сбито, а во взгляде и вовсе бушует тьма, но голос спокойный. Он поправляет футболку и отступает на несколько шагов — твердыми, экономными движениями. — Я не сплю с женатыми мужчинами.

Уиллу хочется сказать: «Я не буду разводится с женой ради секса с вами, доктор Лектер», но он отчего-то принимается объяснять:

— Мы с Аланой давно идем разными дорогами. Между нами нет близости, я же не Марго, да и она — не… — Уилл осекается на полуслове и кивает. — Хорошо. Если для тебя это важно.

Ганнибал смотрит на него немного ошарашенно и сглатывает слюну — кадык нервно дёргается, в уголках губ залегают морщины.

— Тебе лучше поехать домой, — наконец говорит он; в его голосе ни капли жизни.

— Нет, не лучше, — Уилл разглаживает складку на брюках, касается щеки Ганнибала в короткой, нелепой ласке и отворачивается. — Но я поеду.

Комментарий к 6. Не стоит волнения

Ребятки-котятки, стоит ли вводить сцены от лица Ганнибала (как было в 4 части) или уже слишком поздно, и лучше вести весь текст от лица Уилла?

========== 7. Подарки и прочие радости ==========

Мейсон предлагает встретиться в кафе. У Грэма тысяча причин, чтобы отказать, но он соглашается. Выбирает невзрачный ресторан подальше от дома, заказывает нелюбимое блюдо — ему хочется быть с этим человеком максимально невежливым.

— Алана просто золото, нашла мне психотерапевта. Я не верю в терапию, но моя Марго говорит, что стоит пойти. Ох, мы на столь многое готовы ради женщин! — говорит Верждер. Маска зачуханного неудачника остаётся дома — Мейсон заходит в кафе уверенной походкой, на губах крепко держится вежливая улыбка. Или он забыл, или в притворстве нет больше необходимости. Уилл чувствует мягкий укол интереса — не более.

— Вам не поможет терапия, Мейсон, если вы не будете в нее верить.

— Это же не секта какая-то. Что-то либо работает, либо нет. Поэтому я и позвал вас, чтобы расспросить о докторе Лектере.

Уилл едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. Ирония жизни кусает его за пятки. Всем нужно знать о Ганнибале Лектере, словно он господь бог какой-то! «Рассказать ему, как от нервного возбуждения расширяются зрачки у доктора Лектера или как он курит на морозе в одной футболке, и дым опоясывает его лицо, бросая меня в пропасть? — думает Уилл. — Или он хочет знать что-то менее существенное?»

— Боюсь, тут я бессилен. Свою терапию я обсуждать не хочу, а о чужой ничего не знаю.

Официант приносит еду, и некоторое время они едят в молчании. На тарелке Мейсона — ни грамма мяса, вместо вина он пьет минералку, и Уилл на мгновение чувствует себя глупо. Брат Марго меняет маски, словно врач — латексные перчатки: на смену дружелюбию приходит скучающая отрешённость.

— Понимаю, но и вы меня поймите, — он лениво возит листья шпината по тарелке. — Такому человеку, как я, всегда есть что сказать психотерапевту. Но стоит ли? Умеет ли доктор Лектер хранить тайны?

«А ты, Уилл, умеешь? Я бы поведал тебе свои — взамен на услугу», — остаётся несказанным, но Уилл давится этим вопросом вместе с водой. Незаметно — короткое покашливание, которое можно принять за дань вежливости. Они оба делают вид, что так и есть. Мейсон заказывает десерт, Уилл отлучается в уборную.

Расскажи мне о Ганнибале — и добро пожаловать в клуб! Грэму в клуб совершенно не хочется, но ему определенно есть что рассказать.

***

Человек напротив — высокий и громкий. У него светлые волосы, широкая челюсть, дорогой, но потасканный костюм: такие часто можно урвать на распродажах, или же раньше у человека водились деньги, но хорошие времена давно закончились. Остался только костюм. Пачкать такой — сплошное удовольствие. Разрезать штанины большими ножницами, сбросить пиджак на грязный пол, перетянуть руки веревкой, захватив вместе с запястьями рукава рубашки.

Вначале человек кричит от злобы:

— Что тебе нужно? Ты кто такой?! — он сплевывает кровь в лицо своему похитителю, дергается в крепких путах. Он еще не знает, что повержен. Что пути назад нет. Что пицца на ужин была последней едой в его жизни, вторая часть «Матрицы» — последним фильмом. Это незнание делает его храбрым и надоедливым — до тошноты.