— Уилл! Ты слышишь меня? Уилл?! — вокруг бушует утро и непогода. Джек держит его за лацкан пальто — грубые руки на мягкой ткани — и кричит. Ветер уносит слова, оставляя лишь голос — неприятный и гулкий. — Журналисты здесь, вставай. Нам не нужны лишние сплетни.

После прибытия в участок Уиллу почти нечего сказать. Убийца — мотоциклист, жертва случайная, убивая, он чувствует вину. Через символы он пытается что-то сказать, но что?.. Конечно, Джек недоволен.

— Мне нужно больше времени. Ты прервал меня на самом важном.

— Мы не торгуемся, Уилл! У тебя было достаточно времени. С того уби… происшествия ты сам не свой, соберись.

Джек не предлагает выходной, не протягивает руку помощи, не душит сочувствием. Я не твой друг — говорят его глаза, мне нужны ответы — требуют губы. Уилл кивает и уходит — прочь.

***

— Приезжай, у нас зацепка.

Сон сползает с Уилла липкой, бесформенной массой. Сбоку лениво ворочается Алана — в полутьме ее ресницы бросают на щеки филигранные тени, губы слегка приоткрыты. «Я так любил эту женщину», — думает Уилл, и спешно покидает кровать, спальню, дом, пока волна горечи не затопила с головой.

Вокруг все чёрно-белое и холодное. Снег за ночь замазал все шероховатости — Уилл на секунду чувствует сожаление, когда его ботинки пачкают белоснежный покров. Он чешет за ухом Хуана, который выходит за ним в молчание и стылость: «извини, мальчик, сегодня Алана — твой лучший друг». Пёс цепляет острой мордой кусок снега и фыркает — холодно. Уилл тоже чувствует, как холод царапает внутренности — не выдохнуть.

Беверли перехватывает его в участке первой; ее сонное лицо — выше всяких претензий.

— Не зли Джека, он сегодня не в духе, — шепчет она, только Джек всегда не в духе. Он заполняет своим недовольством весь кабинет.

— На теле жертвы нашли ДНК — волосы, еще — пару отпечатков, смазанных. Мы опознали владельца. Некий Ганнибал Лектер: белый мужчина среднего возраста, психиатр, нашелся по базе сразу — нетрезвое вождение, был выпущен под залог, больше никаких преступлений нет.

— Вот как, — Уилл выдыхает сквозь зубы. — Он был знаком с жертвой?

— Нет. Но у него есть мотоцикл. Я отменил твои лекции, Грэм. Сегодня ты нужен здесь, — Джек на секунду цепляется взглядом за Уилла, в его тяжелом взгляде сквозит напряжение. Он ищет что-то на столе, выхватывает один лист из кучи, смотрит то на бумагу, то на профайлера и наконец цедит: — Какого черта ты его знаешь?!

Уилл садится на стул и несколько секунд пытается устроиться поудобней. План «не злить Джека» провален к чертям. Босс на грани: капилляры в глазах полопались, разметав тонкие нити красного вокруг зрачков, на висках проклюнулась испарина. Уиллу хочется сказать: «остынь», хочется предложить стакан воды, но он чинно складывает руки на коленях и склоняет голову — чем не послушный ребенок?

— Это случайность, Джек. Совпадение. Вы его уже допросили?

— Нет, — Джек резко встаёт — стул оглушительно скрипит, со стола едва не падает тяжёлое пресс-папье. Мужчина кивает Уиллу в сторону выхода и сам покидает кабинет.

***

За стеклом — комната, знакомая до мелочей. Серые стены, белый потолок, темный пол. У человека на стуле потрёпанный вид. Уилл знает: его не видно из комнаты, но может поклясться, что пронзительный взгляд направлен прямо на него. Ганнибал сидит, скрестив под столом ноги, темно-синие джинсы заляпаны грязью. Тонкие губы шепчут: «нет, я не знаю этого человека», повторяют «нет, нет», презрительно кривятся.

— У доктора Лектора есть алиби — в тот вечер я был у него, — Уилл выдерживает короткую паузу и старательно отводит взгляд. — На сеансе психотерапии.

— Он говорит другое. Что был дома, пил пиво и смотрел телевизор. Один. Ни слова о тебе. К тому же, у доктора истекла лицензия на прошлой неделе.

— Да, он так мне и сказал. Такой вежливый… Скорее всего, из-за этого сейчас и врёт. Но я был очень настойчив. Так неудобно, он ведь первый психиатр, который мне подошел. Я после убийства сам не свой, если честно… Думаю, мы что-то придумаем с лицензией.

— Несомненно, — поджимает губы Джек.

Когда Ганнибал выходит из допросной, Уилл выглядит безразличным. Он набирает на смартфоне сообщение Алане: «с Хуаном все хорошо?», просматривает отчёт патологоанатома, отвечает Беверли — что-то незначительное, смазанное. Воздух вокруг дрожит, словно перед взрывом.

— Здравствуйте, Уильям. Жду вас сегодня в семнадцать сорок на сеанс.

***

Ганнибал открывает двери долго, будто с неохотой. На нем немного мятая рубашка серого цвета (узкая в плечах) и широкие джинсы (явно с распродажи), и сам он весь будто мятый и несобранный. Волосы приглажены, но неаккуратно, лицо гладко выбрито, но на шее едва заметный порез. Уилл давит в себе нелепый порыв растрепать чужую прическу и стереть выступившую каплю крови — немного выше жесткого воротничка. Он проходит в гостиную-кабинет, садится на кресло и остается наедине с недовольством, которое окутывает каждое движение его нового психотерапевта.

— Расскажите мне, как бы вы его убили?

Вопрос падает на пол и катится в сторону Уилла, пока не разбивается о начищенные до блеска туфли; осколки цепляются за штанины, ползут выше, пока не оседают на губах — горькой усмешкой. Уилл в замешательстве смотрит сначала на свои руки, затем — на руки Ганнибала, в которых покоится блокнот для записей и ручка — оружие, способное сокрушить его. «Отступать поздно, — думает профайлер, — Я сам в это ввязался, из глупой прихоти. А теперь он знает. Конечно, знает!»

— О чем вы? — слова разъедают рот, словно кислота, но Уилл выговаривает каждое с нарочной четкостью.

— Вам не нужна терапия, только преданный слушатель, которому можно рассказать о смерти. О маньяках, в которых вы превращаетесь для благого дела. Так это называет Джек?

— Разве это не часть терапии, доктор Лектер? — Уилл быстро теряет терпение. Это плохое качество для профайлера, но лучше чувствовать злость, чем чужое отвращение.

— Конечно, — Ганнибал склоняет голову набок, будто рассматривает невидимую трещину на стене. — Вы сказали, что убийца напрочь лишен вкуса. Что ж, могу с вами согласиться. Столько грязи и крови… Но если вы рассуждаете не с точки приемлемо-неприемлемо, а с точки красиво-уродливо, значит в вашей голове есть образ, как должно быть красиво.

Уилл чувствует, как от живота по пищеводу и выше поднимается горячая волна. Жар заполняет его щеки и уши; ослепительно яркий на фоне белой рубашки, он превращает лицо в маяк беспокойства. Ганнибал хмыкает под нос и делает очередную пометку в блокноте. Профайлеру хочется подойти и вырвать блокнот из этих мозолистых, неухоженных рук, разорвать, бросить в другой угол, но он сдержанно улыбается, отвечает:

— Я бы не убивал в таком грязном, открытом месте. Убийца оставляет послания, он хочет быть увиденным, но, пока кто-то находит тело, половина стирается или непогодой, или собаками — они любят слизывать кровь. Это… расточительство. — Уилл поднимается со стула и в несколько шагов обходит комнату; безликая мебель помогает сосредоточиться — глазу не за что зацепиться, не на что отвлечься, остается заглянуть вовнутрь себя. Внутри — чернота, но не угольно-черная, а какая-то выгоревшая, потасканная, будто тряпка, которая слишком долго лежала на солнце. — Он убивает не ради забавы и не из мести — между жертвами ничего общего. Скорее всего, выбирает случайных людей, чтобы они стали его инструментами для передачи послания. Но убийца не учитывает всех нюансов. Старательный, осторожный и глупый. Он не боится быть пойманным — слишком самоуверенный, поэтому попадется, как только мы узнаем мотив…

Уилл спотыкается на последних словах — мы узнаем, как же! — и ждет, когда доктор Лектер выдавит скрытый смешок, начнет строчить в своем блокноте тысяча и один диагноз, но ничего не происходит. Ганнибал провожает взглядом его нервные перемещения по комнате и мягко кивает на стул — присядь, не мельтеши перед глазами.