Мы остановились перед маленьким особняком, втиснутым между двумя трехэтажными домами гораздо более поздней постройки. Перед ним росла раскидистая плакучая ива, что меня удивило – в нашем климате редко встретишь иву.

– Ива у многих народов издревле ассоциировалась со смертью и увяданием. Они всегда вырастают у домов наших клиентов, – промолвила Изабель, а затем постучала в дверь. Два коротких, два длинных стука – звонка не было.

Открыли не сразу.

– Доброе утро, девушки, чем я могу вам помочь? – в дверном проеме стоял пожилой лысый мужчина в костюме. На вид ему было не меньше семидесяти лет, а может, и больше.

– Мы из организации, с который вы десять лет назад заключили договор, – ответила моя наставница. Улыбка соскользнула с лица мужчины, и он молча отошел в сторону, пропуская нас в дом.

Человек явно был небеден. Стены из дубовых панелей украшали картины, смутно мне знакомые – явно каких-то известных художников. А на одной стене висел семейный портрет. Более молодой хозяин дома с дамой ему под стать и тремя сыновьями.

– Они ушли из этого мира, и я остался один, – сказал он, подойдя ко мне. – Я должен был пойти с ними, а не задерживаться здесь.

– Сделанного не вернешь. Время платить долг, господин Хаксвел.

Изабель тронула его за плечо, и он нехотя отошел от портрета. Я обернулась, чтобы увидеть, что будет дальше. Мужчина уселся в кресло, а она встала напротив и протянула ладони. Хозяин дома медленно снял что-то с шеи. Я присмотрелась и поняла, что это кулон. Серебряная лягушка, у которой на мгновение алым сверкнули глаза. В тот же миг мужчина откинулся на спинку кресла, и жизнь покинула его тело с последним вздохом.

Я ахнула и опустилась на пол. У меня пропал дар речи от скорости произошедшего. Так вот что значит вершить правосудие…

– Мы забираем души, у которых подошел срок. Этот человек продал свою душу за десять дополнительных лет жизни, но вскоре его семья погибла в автокатастрофе. Он провел эти годы в полном одиночестве.

Казалось, Вестница рассказывает сюжет из газеты, но никак не жизнь того человека, который только что на моих глазах покинул наш мир.

– Теперь ему будет лучше, по крайней мере, такой была его последняя мысль. Вставай, пора идти.

Она подала мне руку, и я, опираясь на нее, поднялась с пола. Первая увиденная мною смерть впечатлила до глубины души, и все вопросы, которые еще оставались, сразу вылетели из головы.

Мы покинули дом так же, как и вошли в него. Никем не замеченные, спустились по ступенькам и ушли прочь, как будто нас там никогда и не было. А про мужчину напишут в газетах, что он умер от сердечного приступа в возрасте девяносто восьми лет. Столько ему было на момент смерти, и эти знания сами собой появились в моей голове, когда мы шли по улице, залитой осенним солнцем.

– Впервые видишь смерть? – вполне участливо поинтересовалась Изабель. Я кивнула, и она чуть улыбнулась. – Привыкнешь, большинство наших клиентов уходят мирно и без крови. Мы лишь забираем их души. Кстати, дай мне конверт.

Я достала его из кармана и протянула ей. Вестница опустила кулон в конверт и, запечатав, снова передала мне.

– Поздравляю с первым заданием, Торри, – она похлопала меня по плечу и ободряюще улыбнулась.

Только у меня не нашлось улыбки ей в ответ.

Прежде чем отправиться по второму адресу, Изабель предложила зайти в кафе и выпить по чашке чая.

– Значит, я еще могу есть? – удивилась я.

– Ну как сказать, я бы не советовала. А вот чай или любой другой напиток – пожалуйста, никакого вреда организму.

Я не стала выспрашивать, почему именно так, поэтому мы просто отправились на поиски подходящего кафе. Отсутствие у меня вопросов порадовало мою наставницу. Кажется, однажды я могу и ее достать своим любопытством.

Пока мы заказывали напитки и ждали, я обратила внимание, что люди подозрительно стараются держаться от нас подальше. Будто инстинкт какой-то срабатывал. Похоже, неживая природа ощущается как-то иначе.

– А они нас вообще видят?

– Конечно. Мы же все-таки почти люди.

Моя чашка приятно грела руки, и я задумалась над тем, что если есть те, кто забирают души, то должны быть и те, кто продают мнимое бессмертие. Это казалось логичным. Наверно, стоит составить список вопросов, которые я как-нибудь задам Изабель.

Она пила крепкий чёрный кофе. Я засмотрелась на ее пальцы, обхватывающие чашку, и поняла, что мне очень не хватает бумаги и карандаша. Как же давно я не рисовала! Стоило умереть, чтобы появилось вдохновение. Еще один вопрос, который надо будет задать – смогу ли я когда-нибудь ее порисовать. Если у нас вообще имеется свободное время как таковое.

Я обратила внимание, что рукав ее красного платья немного соскользнул, и на краешке запястья явно проступает что-то вроде шрама. Но разглядеть я не успела, потому что Изабель опустила руку, и платье его закрыло.

Интересно…

– А у нас есть понятие рабочего дня?– спросила я, допивая чай. Вкус его, кстати, ощущался по-другому, приглушенно.

– Есть лимит работы, в остальное свое время можешь делать что угодно. И, между прочим, напомни, чтобы я сделала тебе портал для перехода в штаб. Жить-то ты будешь у себя дома.

Отлично, значит, работать все-таки придется, чтобы хотя бы платить за квартиру. Печально, а я уже понадеялась, что смерть освободит меня от этой обязанности.

Жила я одна, в пригороде. Родителей у меня не было, как и любимого человека. Даже кота я так и не решилась завести. Не сказать, что я была катастрофически одинока, но случались дни, когда хотелось волком выть от того, что дома тебя никто не ждет. Глубинное чувство одиночества было со мной с раннего детства – с тех пор как я попала в приют. Со временем оно притихло и уже не напоминало тот гложущий изнутри голод по человеческому теплу. Просто глухая тоска по настоящему дому.

И эта тоска выталкивала меня из дома и несла на поиски кого-то на пустынные улицы города. Поэтому в тот день я оказалась под машиной. Виной всему стало мое одиночество.

– Ну что, идем? – вырвала меня из мыслей Изабель. Я кивнула и последовала за ней к выходу.

Второй адрес привел нас в многоквартирный дом, где жила еще одна потерянная душа. Дверь нам открыла болезненная с виду блондинка лет тридцати. Она почему-то сразу поняла, кто мы, поэтому просто пригласила войти.

– Я надеялась получить еще отсрочку,– сказала она, проходя в комнату и садясь в большое кресло.

– Это была последняя отсрочка,– покачала головой Изабель.– Вы и так прожили втрое дольше положенного.

– Я думала, все решают деньги,– усмехнулась блондинка.

– Мы стараемся не вмешиваться в естественный порядок вещей более чем на три срока. Мне очень жаль.

Вестница посмотрела на меня и кивнула в сторону девушки. Я достала конверт и подошла к ней.

– Будьте добры, кулон,– я протянула к ней ладонь. Она улыбнулась мне, расстегнула цепочку и передала. В этот момент я ощутила, как сквозь меня проходит импульс электричества. И мгновение спустя жизнь покинула ее тело.

Это была моя первая смерть на руках. С тех пор я немного привыкла к этому ощущению, но тогда это было несопоставимо с жизнью. Меня словно заставили убить голыми руками то, что должно было еще жить и цвести.

Изабель похлопала меня по плечу и потянула к двери.

– Ты никому не можешь помочь. Считай себя милосердной смертью, так будет легче. Она, например, умирала от туберкулёза, когда пришла к нам.

Я ощутила слезы на глазах и тут же их сморгнула. Не время и не место проявлять чувства.

– А что будет, если я откажусь это делать?– решилась спросить я, идя за Изабель к выходу.

– Тебя ждет смерть.

Я вздрогнула. Даже она не оставила мне выхода. Вот так.

Я бы могла сказать, что несколько месяцев пролетели как один миг, но на самом деле я помнила каждую душу, что забрала. Одно хорошо – я не видела больше снов, иначе бы их лица преследовали меня в кошмарах. Я знала, кто чем пожертвовал ради лишних лет жизни. Знала, от чего каждый умирал или должен был умереть. Знала все их заботы и терзания.