Я уже преодолеваю остаток пути:

– Добрый день! – пытаюсь улыбнуться я, с интересом смотря на будущих родителей.

Женщина поворачивается, и её тёмные каштановые волосы легко колышутся на ветру. Мне нравится её аккуратно подстриженная чёлка, которая почти достигает её тонких бровей. Одета она просто: алая водолазка, светлые джинсы и белые босоножки.

– Знакомьтесь, это моя внучка, Кэтрин, – бабушка ладонью указывает на меня, хоть в жесте этом и не было необходимости: пара давно догадалась, что смотреть нужно не на проползающую мимо гусеницу, – Она помогает мне с бумагами. Кэтрин, знакомься, это семейство Кларк, они помогают нам материально. – бабушка заканчивает на одном дыхании.

Я осторожно кидаю взгляд на заднее сиденье автомобиля. И вправду: оно заставлено многочисленными картонными коробками, швы которых аккуратно закрыты поблёскивающей изолентой.

В каких бы отношениях мы с бабушкой не состояли, её любимым занятием остаётся восхваление меня всем, кого она только встречает на своём пути. Она может долго-долго рассказывать о моих успехах, скорому карьерному росту в индустрии моды и моём добром сердце. А я, как и положено хорошей внучке, безмерно благодарна ей за каждое тёплое слово и еле успеваю прятать румянец на щеках. Мама никогда не считала нужным хвалить меня за те или иные успехи, ведь она считает, что все они – её рук дело. Я постоянно удивляюсь тому, насколько критична разница между бабушкой и матерью.

– Очень приятно, – скромно отзывается женщина, протягивая мне руку. Я протягиваю руку ей в ответ. – Сара. Это Лиам, мой верный спутник и самый щедрый человек, которого я знаю, – с гордостью заявляет женщина, и я не могу не улыбнуться.

Таких людей, как они – с большим горящим сердцем, – почти не осталось.

– Вот и славно, – бабушка заключает ладони в тугой замок, – Кэтрин, поднимайся на второй этаж. – заканчивает она.

Бабушка одаривает меня своим мягким взглядом. Её маленьких глаз почти не разглядеть за толстыми линзами очков, но одно я знаю точно – в них нет осуждения, какое есть во взгляде матери. Бабушка принимает меня любой: на каблуках или в кедах, в джинсовом комбинезоне или в платье, с пухлыми щеками и без них. Любовь во всех её появлениях, будь то материнская, отцовская и так далее, гораздо глубже внешности, и бабушка это прекрасно понимает. Я легко киваю и удаляюсь к запасному входу в детский дом.

Усеянная мелкими камешками грунтовая тропинка ведёт меня сквозь накалённый воздух. Ветер с заботой двигает струйку пота на моем лбу вбок, чтобы та не залилась в подкрашенные волосики брови. Боюсь, во втором случае моему лёгкому макияжу пришёл бы нежданный, но красивый конец. Отвергнутый собственным телом – звучит не так уж плохо, согласитесь. Я ни в коем случае не против макияжа. Просто иногда мне так хочется отдохнуть от туши, подводки, тонального крема и невкусной помады.

Вдалеке послышались радостные голоса моих знакомых, в том числе раздражающий смех Джейкоба, возмущения Луиса, тоненькое верещание Луизы и Зои. Я не стану здороваться с ребятами: лучше выйду к ним вечером. Сейчас я точно не готова к встрече, сопровождаемой огромной кучей вопросов, которая свалится на меня, подобно грозной волне, а расхлёбывать их мне, конечно же, никто не поможет.

Джейкоб любит поболтать даже больше меня. Если он замечает меня, то несётся со всех ног, чтобы успеть перекинуться парочкой фраз. Он выполнит свой долг даже тогда, когда ему в голову не взбредёт ничего умного или хотя бы занимающего. Ему просто нравится молоть языком при любых обстоятельствах. Конечно, не одной мне эта черта в нём кажется раздражительной: никто не хочет тратить своё время на пустую болтовню, глупые и зачастую пошлые шутки. Мы с Джейкобом давно знакомы, и знаем друг о друге очень много. Луис – самый старшей из детдомовцев, ему скоро восемнадцать – является полной противоположностью своего тринадцатилетнего дружка. Он едва ли заметит меня, едва ли поздоровается, даже если я встану в центр комнаты и буду прожигать его томным взглядом. Луис неразговорчивый, постоянно занятой и неподступный. Я каждый раз удивляюсь, как же Джейкобу удалось переступить недосягаемую черту доверия Луиса. Честно, эти двое меня выматывают.

Волосы Луиса медового отлива, у него аккуратный нос со вздёрнутым кончиком и ледяные голубые глаза. Он предпочитает носить тёмно-синие мешковатые штаны, которые подходят как для занятия физической культурой, так и для обычной ежедневной носки. Луис часто носит полосатые футболки большого размера, которые визуально вытягивают парня ещё больше.

В общении он обычно холоден, никогда ничего лишнего не говорит. Нам с Луисом удалось бы найти общий язык, если бы не его старые дружки. Ведь человек он, может быть, интересный: и книги может посоветовать, и в тонком юморе смыслит.

Я почти бесшумно поднимаюсь по задней лестнице, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. На втором этаже намного тише: ребята, похоже, весь день проводят внизу. Оно и радует. Шурша мягким ковриком под ногами, я прохожу мимо многочисленных комнат. В этот коридор почти не проникает солнечный свет, поэтому я не могу разглядеть золотистых номеров на дверях.

Только я вхожу внутрь своей комнаты, как пыль моментально забивает нос – кажется, здесь давно никто не убирался. Неудивительно, ведь комната принадлежит мне, а я посещаю её только на летних каникулах. Я открываю окно на проветривание, и свежий воздух вдыхает новую жизнь в забытый уголок детского дома. Затем располагаю одежду из рюкзака на средней полке небольшого шкафа, стоящего у стены рядом с дверью, ставлю на низкую тумбочку, что выкатывается из-под письменного стола, бутылку с газированной водой.

Небольшая комната прямоугольной формы стала моей несколько лет назад, когда Луиза и Зои переехали в соседнюю. Раньше бабушка самостоятельно присматривала за маленькими девочками, и поэтому выбирала для них комнату, которая располагалась бы ближе к её кабинету. Здесь до сих пор находится вторая кровать, предназначенная для Зои, над которой висит фотография девочек, а на нижней полке шкафа всё ещё ютятся старые куклы.

У каждого ребёнка в детском доме есть своя история, как я уже говорила. Современные технологии позволяют нам не только держать её в голове, но и запечатлеть на фотографиях. Луизе восемь, мы с ней знакомы не так давно, но её скромная улыбка моментально меня покорила. Она не была фальшивой или натянутой, нет. Луиза улыбается очень редко, и видеть её, когда она расцветает, приравнивается к настоящему чуду. Луиза необщительна и скрытна – наверное, поэтому она была мне изначально интересна. Но интерес быстро иссяк, когда я узнала, что скрывается за ясным детским взглядом, молчанием и чрезмерной скованностью. Луиза – как чистый сосуд для старших детдомовцев. Они знали, что он была не такой, как все, поэтому взялись за дело основательно и уже через пару лет повлияли на формирование характера девочки. Это дело разбило детскую невинность, запечатленную на фотографии. Со мной же вышло чуть иначе – мою невинность разбивают раз за разом, всё сильнее и сильнее, превращая сердца осколки в мелкую крошку, а душу в труху.

Зои намного общительнее своей подруги. Зои на несколько лет младше Луизы, но она быстро нашла общий язык практически со всеми ребятами в детском доме. Она является обладательницей по-настоящему заразительного смеха. Прошлым летом парни, Луис и Джейкоб, пытались подражать маленькой девочке, а затем сами вошли во вкус, как это зачастую и происходит. Зои приняли быстро: все полюбили её заливистый смех и доверчивость.

Я оставляю туфли при входе и снимаю с себя комбинезон. Сегодня я решаю нарядиться в нежно-голубое платье и кеды, в которых ходила на вечеринку. Я просовываю ладони через рукава, завязываю на талии тканевый ремешок и ныряю в белые кеды. Затем, взяв с собой бутылку воды и связку ключей от некоторых дверей детского дома, выхожу в тёмный коридор.

Тут всё так же безлюдно: ни единой души. Лишь отголоски разговоров долетают откуда-то снизу и часы под потолком тихо-тихо отбивают секунды.