Девушка села на диване и несколько секунд смотрела на бабушку, аккуратно опустившуюся в кресло напротив. Прожившая на этом свете восемьдесят один год Лидия Владимировна грустно улыбнулась, умудрившись, несмотря на свою старческую близорукость, рассмотреть в глазах внучки то, что так рьяно разрывало девчонку изнутри.

— Любишь его, да? — Мария кивнула, чувствуя, как по щекам катятся слезы, — Настолько, что аж наизнанку выворачивает и сердце рвется из груди?

Всхлипнув, Воронцова без сил рухнула на кровать, зарыдав в голос. Слезы душили ее, а перед ничего не видящими глазами стояла только одна картинка — Разумовский в своем излюбленном халате, с челкой, вечно падавшей на глаза. Его бледная кожа, неловкая улыбка, нос с аккуратной горбинкой.

— Тише-тише, — Лидия со вздохом пересела на диван и погладила внучку по волосам, — Все будет хорошо. Вернешься в Петербург, все у вас наладится… Он ведь хороший, Сережа твой, вы с ним поговорите…

— Н-не, — девушка убрала от лица подушку и сделала глубокий вдох, помотав головой из стороны в сторону, — Нет.

— Что нет? — ласковый голос женщины подобно целебной мази заживлял раны, исполосовавшие душу программистки вдоль и поперек.

— Он не хороший, — чуть успокоившись и высморкавшись в платок, Мария заговорила вразумительнее, но глаза ее искрились все той же невыносимой болью, — Не хороший он, ба. Он… как отрицательный герой, понимаешь?

— И все-таки что-то светлое ты в нем рассмотрела, не так ли?

— Не знаю я…

Девушка помолчала, и от всплывших в памяти воспоминаний вновь защемило в груди. Съёжившись на старом диване и вместе со слезами выпуская наружу всю свою тоску и боль, Мария проскулила лишь одну фразу:

— Жить без него не могу, ба, понимаешь?

— Понимаю, — был ответ пожилой женщины. И старческое сердце испуганно сжалось, осознав свою беспомощность перед той пучиной чувств, которые поглотили ее внучку.

И которые тянут ее на дно.

***

Непродолжительный отпуск закончился, и в положенный день в 9:00 Мария вошла в небоскреб на Казначейской, полная энергии и желания работать. До презентации оставалось меньше недели, а осознала она это только в поезде, уже тогда, когда, предвкушая возвращение в весенний Петербург, она начинала просчитывать все свои дела и планы, изрядно съехавшие и превратившиеся в кучу малу из-за ее незапланированного отъезда.

— Мария, доброе утро! — Лена уже стояла на ресепшене, поливая из аккуратной леечки какие-то неведомые растения, — Выглядишь отдохнувшей! Как ты?

— Прекрасно, — Воронцова улыбнулась и подошла ближе, оперевшись о стеклянную стойку и рассматривая стопкой сложенные здесь же документы, — Рассказывай, что я пропустила.

Девушки разговаривали долго, за час успев обсудить все, начиная с того, на каком этапе находится подготовка к презентации в плане всякого рода технических аспектов, и заканчивая тем, какие журналисты что про все это пишут, и как ведет себя последнее время «переставший страдать от мигреней Сергей». Обсуждать последнего, в целом, не имело никакого смысла.

В тот самый момент, когда Мария уже собиралась уходить к себе на этаж, в холле раздался мелодичный звук, оповещавший, что лифт кого-то привез:

— Доброе утро, Сергей! — Лена широко улыбнулась, выпрямившись по струнке смирно.

— Доброе.

Он скользнул по ним скучающим взглядом, но даже не притормозил, быстрым шагом направившись в сторону выхода из здания. Мария автоматическим движением кивнула в знак приветствия, про себя отметив, что Разумовский был одет на удивление официально. Черный костюм с белоснежной рубашкой, лакированные ботинки и мерцающие бриллиантами запонки — и все это с утра пораньше в будний день?

— Марго, — оказавшись в лифте один на один с виртуальным помощником, девушка, заткнув совесть, первый раз в жизни воспользовалась привилегиями, положенными заместителю начальника, — Куда уехал Сергей?

— На 11:30 у Сергея назначена встреча в ресторане отеля «Four Seasons».

— С кем встреча?

— Встреча добавлена в календарь самим Сергеем, указаны только время и место, помимо этого заполнено поле «комментарий», но никаких имен там также не указано.

— Что написано в комментарии? — уже зная ответ, девушка все равно вздрогнула, услышав одно лишь слово.

— «Волк».

Мария чертыхнулась и вышла из лифта, приняв решение с головой уйти в работу и хотя бы на время забыть о тревожащих ее чувствах, никому не нужных мыслях и всяких несуществующих друзьях.

До презентации нужно было успеть еще очень многое.

И к ее искреннему удивлению, за эти несколько дней даже ничего не произошло.

Все действительно работали без устали, целыми отделами ночуя в здании корпорации для того, чтобы довести до идеала визуал приложения или чтобы «вычистить» голос и интонации Марго до полной безупречности. Небоскреб то и дело напоминал Марие растревоженный улей — по коридорам туда-сюда сновали люди, программисты всех отделов неустанно клацали по клавиатуре, потребляя кофе больше, чем кислорода за день, а менеджеры-рекламщики носились от ресепшена к Сергею и обратно, силясь впихнуть в сутки, состоящие, как вы знаете, из двадцати четырех часов около тридцати часовых встреч с журналистами.

Разумовский практически безвылазно сидел в своем кабинете.

На глаза своему заместителю он попался лишь дважды, и оба раза Воронцовой не понравились. Первое их «столкновение» произошло, когда Мария пришла в отдел, ответственный за создание децентрализованной системы шифрования данных — сама девушка как программист работала в связке с директором «шифровальщиков», поэтому ничего неординарного в тот день в общем-то не происходило. Разве что, кроме того факта, что в центре просторного кабинета сидел Сергей, примостившийся на краю стола того самого директора и что-то азартно объяснявший собравшимся вокруг него коллегам.

Она снова кивнула ему, но в ответ получила лишь легкую усмешку и мелькнувший поверх узких темных очков высокомерный взгляд.

— Останься, Мария, тебе тоже будет интересно послушать, а переговорить мы всегда успеем, — мужчина, к которому она пришла, уступил ей кресло и завороженно посмотрел на главу компании, — Продолжайте, Сергей, пожалуйста.

Разумовский как ни в чем не бывало продолжил вещать. И конечно же никого, кроме Воронцовой, не смутило, что миллиардер вообще-то терпеть не может говорить на публику, и подобного рода «лекции», да еще и вкупе с его щеголеватым видом и насмешливыми интонациями — это что-то абсолютно из ряда вон выходящее. С чего бы вдруг Сергею, который каждый при разговоре с самым мелким и незначительным журналистом нервничает до полуобморочного состояния, начать ни с того ни с сего одеваться в костюмы от Burberry, общаться с коллективом и смотреть на свою заместительницу так, словно она — не более чем забредшая не на тот этаж уборщица?

Девушка вздохнула, заметив пластырь на ладони мужчины.

Он злится, что я бросила его в тот день?

Разумовский громко рассмеялся какой-то своей шутке и снял очки, зацепив их за расстегнутую на две верхние пуговицы рубашку. Пригладив уложенные в идеальное каре волосы, он продолжил, но теперь Мария заметила то, что до этого момента скрывали от нее темные стекла в золотой оправе.

Взгляд Разумовского, несмотря на искрившуюся в нем холодную надменность, был беспокойным. Каждый раз, когда он терял нить повествования или сбивался из-за заданного кем-либо вопроса, голубые глаза испуганно расширялись, тотчас же обращаясь за поддержкой и защитой к тому, кто, по всей видимости, стоял в дальнем плохо освещенном углу комнаты.

Точнее — к тому, кого Разумовский там видел.

Ему требовалось меньше минуты, чтобы, только начав мешкаться, тут же получить от Волкова силу, в которой он болезненно нуждался, и продолжить спокойно пребывать в образе гениального миллиардера-филантропа. И сказав, что этот образ выглядит неестественно, Мария бы соврала. Сергею шли эти повадки «не такого как все» гения, этакого знающего себе цену питерского принца, которого все принимают по большей части лишь потому, что боятся, а не почитают и любят.