Когда след кончился, Крылатый невольно выронил дичь. На него, выглядывая из-за небрежно растущих кустов утёсника, смотрела круглая чёрная дыра.

Он отступил на шаг назад, прибавляя расстояние. Два лисьих хвоста. Всё, что отделяло его от бархатного комка мрака. Он с ещё большей силой почувствовал то, что ощущал, впервые увидев туннели.

Он заставил себя немного приблизиться: изнутри веяло каким-то неземным, леденящим ветром. «Иди сюда». Но Крылатый помотал головой, чтобы стряхнуть наваждение. Тут же до него долетел оклик Тучи: звонкий, немного сердитый голос облетел холм, и кот отвлёкся.

— Сейчас! — крикнул он в ответ и, больше не медля, подошёл к дыре.

Запах Ветрохвоста и Одноцвета смешивался здесь с сырым духом земли, уходя куда-то вглубь. Сомнений не оставалось. Они ушли туда. В какую сторону они могли направиться по подземным ходам, неизвестно, но выяснять это сейчас Крылатый не собирался. Он лишь прошёлся туда-сюда, чтобы заглушить след своим запахом. Туча крикнула вновь, уже подходя к полянке, и кот проворно появился рядом с ней, подхватив мышку.

— Прости. Гнался за кроликом, а он удрал, — сказал он, а про себя добавил: «И зачем я извиняюсь? Не твое дело».

— Ладно, — похоже, она пропустила мимо ушей его слова. — Антонио и Эн… Одуванчик нас уже ждут. Пошли?

Вскоре они уже двигались неровным отрядом. Племенные шли впереди, в поле зрения бродяг, но на достаточном от них расстоянии. Крылатый молчал. Одуванчик возвышался справа от него горой белого, испачканного зеленью меха.

— Ты искал пропавших, да?

Крылатый обернулся: Антонио и Туча о чем-то напряжённо говорили. Он посмотрел на Одуванчика вновь и почувствовал, как хвост начал качаться из стороны в сторону.

— Да, — говорить ли, что нашёл? Но никто, кроме четверых из кружка, не знал ни о каких подробностях. Слишком большой риск — доверять случайному коту информацию об успехах и обстоятельствах. Однако кое-что привлекло внимание Крылатого. Одуванчик весьма внимателен, раз догадался.

— Я так и подумал, — его голос звучал непринуждённо, но не беспечно. — Ты не из тех, кто просто так придёт с пустой пастью. Я видел, как ты шёл по следу. И как? Нашёл что-нибудь?

— Скажи, а что ты ещё замечал в последние дни?

Белый слегка повернул голову к Крылатому и посмотрел на него долгим, пронизывающим взглядом салатовых глаз. Тот ли это кот, что со всеми шутил и болтал? Неужели до прихода в племя он всегда был таким… Хмурым, скрытным, будто под маской, и абсолютно проницательным.

— Я заметил, что некоторые сдаваться не собираются. Особенно ты.

— Верно. А ещё?

— Вы стали чаще собираться вместе с Рассветом и Завитым.

— Да.

— И, пожалуй, вы не слишком встревожены. Скорее уж вдумчивы.

— Возможно, — кивнул Крылатый, а в его голове закрутился план.

«Нам нужны новые участники. Одуванчик внимательный, знает бродяг лучше других, однако предан племени — пока что. Но он был ранее одним из них, кроме того, там его брат. С другой стороны, он очень дружил с Осеннецветик… Возможно, стоит рискнуть?»

— Есть одна вещь… Поговорим в лагере, — сказал он наконец, и Одуванчик серьёзно кивнул. — Мы будем ждать у камней рядом с пещерой целителя.

Поляна встречала их обыкновенным уже напряжённым гулом. Крылатому стало душно после свободы холмов: он глянул наверх, но туч не было, и нигде не собирались полыхать молнии. Это эмоции котов, давно зарытые племенными и в избытке расточаемые бродягами, сгустились над ложбинкой. Ненависть. Обида. Злость. Антонио первым пошёл через поляну, и, когда на его пути встретилась Морошка, смерил кошку бесстрастным взглядом.

— Уйди с дороги, полосатый, — шикнула она, прижав к голове уши.

— Прошу прощения, — процедил кот, но в его голосе настолько явно сквозило презрение напополам с насмешкой, что извинение стало издевательским. Морошка обошла его, демонстративно махнув хвостом, и направилась прямо к куче с дичью — к Крылатому.

— На охоте не находили запахов? — почти прошептала она, и её глаза вдруг озарились лихорадочным блеском надежды. Ему бы хотелось успокоить её, но он не мог раскрыть пока всей правды. Поэтому он сказал только:

— Был, но потерялся.

Морошка смешалась, будто не зная, радоваться ей или огорчаться. Интересно, как давно она была сломлена, если пропажа Одноцвета стала последней каплей?

— Не беспокойся так. Я уверен, он в порядке.

— А всё эти… гниды! — фыркнула она, и, ударив хвостом по земле, на секунду вспыхнула. Маленький горящий огонёк… Но эмоция быстро угасла, и рыжая мордочка опустилась к земле. Она пробормотала благодарность и ушла. Крылатый смотрел ей вслед. И вот она — непоколебимая и несломимая личность племени Ветра. Ей сложно. Не говоря уже о её матери, что старела на глазах…

Он огляделся. Перед разговором с Одуванчиком в полдень стоило бы отдохнуть, но где? Крылатый посмотрел на небо. Солнце с чего-то жарило сильней в последнюю луну Зелёных Листьев, но мягкое пекло было коту по душе. И он решил впервые за долгое время забраться на камни.

В несколько прыжков — не то, что раньше, котёнком! — он очутился наверху; солнце слепило. От твёрдого тепла под лапами стало приятно. Он лёг и чуть не замурлыкал. Нет, некогда расслабляться. Он подполз к самому краю и посмотрел вниз.

Поляна преобразилась за то время, что здесь находились бродяги, но он заметил это будто бы впервые. Уютный уголок воинов превратился в перевёрнутую вверх дном спальную площадку; навес, где жили оруженосцы, теперь пустовал; куча с дичью почти не пополнялась, ведь все старались есть сразу. Кусты, за которыми Ветряные раньше немного ухаживали, буйно разрослись, а аккуратный утёсниковый туннель и детская прохудились. Даже Скала, казалось, переменилась: уже давно оттуда не созывали настоящих, племенных собраний.

Из детской, прямо из-под камней, где сидел Крылатый, выкатился рыже-белый котёнок, и воин посмотрел на него с удивлением. Канарейка выпустила сына? Но вот и она сама — копна пёстрой шерсти, острая мордочка, осторожные шаги. Она оглядывалась с беспокойством, но, когда к ним подошла полосатая шкура, явно расслабилась. «Счастливый отец» стал лапой играть с Лопушком, а тот — ловить её. Кажется, семья воссоединилась — к добру ли?

Где-то на фоне переругивались Буревестник с Пролазой: их сердитые, отрывистые фразы терялись в общем шуме лагеря, как само собой разумеющееся, но Крылатый обратил на это внимание. В другом месте бродяга рявкнул что-то Молнезвёзду. Как странно — теперь такое стало привычным, вошло в общий фон… Ленивый тон Пролазы вдруг смолк: к ним приблизился Рассвет и, как ни странно, сумел успокоить. Крылатый кивнул про себя. Так и нужно. Но всё-таки…

«К чему мы пришли? — думал он, распластавшись на камне. — Половина племени безвылазно сидят в норе, другие ругаются со всеми подряд, а некоторые, кто были достаточно сильны и адекватны, пропали совсем. Наших унижают, могут убить или покалечить — а всё, что есть у нас, слова. С каким пор в лагере Ветра вместо уверенности и воли постоянный разлад? Раньше мы выстаивали даже перед лицом смерти! Чего же нам не хватает теперь?»

К сожалению, ответ он знал. Свободы. Никто не сможет жить, если ему не давать еды и воды — и так же Ветряные не могли выжить без свободы, которой всегда гордились.

«Нет, надо, надо исправлять это».

Помимо остальных, была ещё одна категория котов, о которой Крылатый старался не вспоминать. Вроде Канарейки, прильнувшей к плечу Билла. Или Песчаника, что уже чувствовал себя среди бродяг, как птица в небе. Или, возможно, Серогрива, который снова ушёл на пустоши с захватчиками — вовсе не недовольный. Его маленькая семья сидела у кустов. Голубика спросила что-то у дочери, но та, резко ответив, отодвинулась от матери ещё дальше.

Однако солнце бежит. Пора. Да и бродяги снова начали лезть на камни. Сейчас ещё придерутся.

Крылатый мягко спрыгнул вниз и порыскал взглядом. Рыжий огонёк увиделся ему возле кучи с дичью, и он позвал Рассвета. Тот подошёл, и воин указал ему хвостом на камни.