Он несколько секунд смотрел на Крылатого, но кот не реагировал. Он насторожился. Вокруг них собиралось всё больше народу. Здесь были все, кроме котят и пары воителей — даже Канарейка вышла наружу и сейчас смотрела на Пшеницу, прижав уши и изо всех сил стараясь удержаться на дрожащих лапах. Был здесь и Рассвет, сидящий рядом с подругой. Морошка, тихо беседующая с матерью. Ветрохвост и Ласка, Буревестник с Ночницей. Голубика сидела на входе в детскую, тщетно пытаясь удержать Мятлолапку рядом с собой. Завитой снова пихнул его.

— Ладно, брось. Я вижу, что тебе тяжело. Но ты можешь хоть как-то мне ответить? Или тебе вообще наплевать, что тебя поддержать пытаются?! Я, между прочим, не слишком хорош в этом деле, только ради тебя и стараюсь!

— Да, прости. Спасибо, — рассеянно ответил кот, а сам наблюдал, как Крикливый подходит к Пшенице. Что он собирается делать с ней?

Старик заворчал, пытаясь поднять кошку. Рассвет встал и помог ему. Вместе два кота уложили себе на спины Пшеницу, а Молнезвёзд неторопливо кивнул им.

— Пора сохранить её тело в земле.

Словно брошенный камень, разбивающий воду, эта фраза врезалась в голову Крылатого и заставила его подскочить на месте. Потерянные где-то эмоции вернулись яркой вспышкой, взорвались огнём, и он выкрикнул, не думая.

— Нет! Её нельзя закапывать!

— Крылатый, её нужно похоронить, — с жалостью сказал Одуванчик, но кот с такой яростью повернулся к белому, что тот даже вздрогнул.

— Нет же! Как… Нет! Она ведь не могла… Нет! Вы не можете просто вот так…

— Успокойся, — процедил Ветрохвост, но Крылатый не слышал.

— Вы не можете! Не надо! Пшеница… — он сжался в комок.

— Идите, я разберусь, — вздохнул Ветрохвост. — Ласка, иди без меня пока, я скоро.

Процессия двинулась дальше, к выходу, а Крылатый услышал тяжёлые шаги отца рядом с собой.

— Сын. Нам всем тяжело, но не надо срываться на соплеменников. Долг велит тебе быть с ними дружелюбным и добрым, а уж тем более не устраивать сцен.

Крылатый дрожал. Из него рвалось нечто странное, клокочущее. Душа колебалась между рыданием и яростью, а кот поднял голову, едва держа себя от обеих крайностей.

— Твоя дочь умерла, а ты рассказываешь мне про долг и отчитываешь? — почти прохрипел он. Отец не смотрел в его сторону.

— Что ж, это была часть её пути. Ты должен отпустить её и защищать племя, чтобы не повторить такого.

— Ветрохвост, пожалуйста, иди туда, — уже выдавил из себя воин. — Уходи.

— Ладно, — серый почти равнодушно встал и побрёл к выходу. Крылатый не последовал за ним. Его разрывало от боли и злости. Стоило подвернуться под лапу моховому комку — котята вышли наружу — как кот разорвал его пополам, и ещё раз, и ещё.

— Голубика! Крылатый испортил нам игрушку! — завопили тонкие котячьи голоса, но он раздирал мох в клочья. Кошка что-то успокаивающе замурлыкала малышкам, а те принялись клянчить новый мяч. Изнутри детской послышался писк ещё одного котёнка: Канарейкин сынок на слабых лапках подошёл к выходу и, зажмурившись, шагнул вперёд. Крылатый в порыве сделал последний рывок и остановился. Дыхание тяжёлыми толчками вырывалось из пасти, пока вокруг летали зелёные пушинки, но отчего-то вид смелого тёмно-рыжего малыша с белыми пятнышками успокоил его. Крылатый смотрел, как Клеверушка восторженно зовёт младшего на поляну, а он делает шаг за шагом, открывая большие глаза на неизведанный мир. Он не знал, что несколько минут назад здесь лежало… лежала Пшеница. Он не подозревал, какой ад может ждать иногда за стенами палатки. Крылатому стало жаль Лопушка, и эта жалость мелькнула последним огоньком в изнемождённой душе, прежде чем вновь наступила тишина. Картинка перед глазами и клочки мха на лапах. Он положил голову на лапы, продолжая наблюдать за котятами без какого-либо интереса. Просто так. Он знал, что сейчас за лагерной стеной золотистая шерсть глухо ударяется о дно ямки. Что на неё сыплется земля. Что близкие плачут и кладут на могилу цветочки. Что Молнезвёзд говорит традиционную речь, а может, это делает Мышеуска или Цветинка. Это знание не ранило его и не заставляло страдать — оно просто было.

Постепенно соплеменники возвращались. Канарейка с испуганными воплями загнала сына обратно в детскую, а многие другие уселись парами и группками, тихо переговариваясь. Отправился второй охотничий патруль. На поляне не осталось даже тела, даже духа. Ни одного напоминания о том, что когда-то жила кошка, и звали её Пшеница.

Крылатый до самого вечера бродил по лагерю, но после сел: лапы отчего-то стали слабыми и вялыми. Он не чувствовал голода, хотя, кажется, не ел сегодня с утра. Всё его состояние было странным, непонятным, и к нему никто больше не подходил. Крылатому казалось, что он подвешен в темноте.

Молнезвёзд созвал собрание, чтобы объявить, кто пойдет на Совет этой ночью. Крылатый пропускал имена одно за другим, улавливая лишь обрывки. Ночница, Легкокрылка, Песчаник, Одноцвет… Предводитель спрыгнул вниз, но, вопреки всем ожиданиям, подошёл именно к Крылатому. Кот посмотрел на него долгим взглядом.

— Ты тоже должен пойти на Совет.

— Я не хочу.

— Это приказ.

— Почему?

Молнезвёзд присел и сразу как-то сник, из властного многословного лидера превращаясь в простого сопереживающего кота.

— Я вижу, как тебе непросто, но если тебя оставлять надолго одного, ты просто съешь самого себя мыслями. Тебе нужно движение, поток. Нельзя сдаваться, Крылатый.

Воин покачал головой, но Молнезвёзд скопировал движение.

— Не забывай, я понимаю, что ты чувствуешь. Мне тоже было тяжело тогда, когда погиб мой сын. Лучше всё-таки сходи. Мы выдвигаемся с заходом солнца.

Он встал, повернул голову к Крылатому и добавил:

— Всем нам иногда нужна поддержка, даже если нам самим так не кажется.

Палевый пожал плечами, но что-то всё равно зашевелилось внутри. Он кивнул сам себе.

«Ладно, так уж и быть, схожу на Совет…»

Когда красный глаз солнца начал сиять лишь краешком из-за горизонта, а облака зарумянились, отряд племени Ветра вышел в путь.

Крылатый давно не бывал на Советах: в отличие от сестры он часто даже просто оставался в лагере. Котом больше, котом меньше. В принципе, чаще всего Пшеница уговаривала его и бежала на Совет вместо брата. Отряд был немаленьким, что вполне обычно, но если раньше при таком раскладе в лагере оставалось достаточно воинов, сейчас Молнезвёзд беспокоился за охрану поляны. Именно в такие моменты становилось наглядно видно, как поредело племя.

Кот шагал по знакомой тропе к границе с Речным племенем, а от солнца уже осталась лишь яркая полоса там, где кончается небо. Облака неровными клочками детали по небу, но не могли закрыть взошедшую луну. Её бледные лучи коснулись пустошей, погружая их в долгий сон, а коты всё шли. Когда над головой сверкнула первая звезда — Крылатый старался не думать о том, кем из предков она могла быть — отряд перешёл границу и побрёл по берегу озера. Слева высились непривычные ивы, словно протягивая свои длинные лапы к путникам, но Молнезвёзд вёл всех вперёд. Изредка предводитель оглядывался по сторонам, будто чего-то страшась. Может, не хочет встречать Речных? Справа слышался плеск тёмной воды. Вскоре вдалеке замаячил мост, и племя немного ускорило шаг. У бревна никого не было, и предводитель скомандовал переходить.

Крылатый прошёл бы легко и быстро — его лапы помнили дорогу — но Мятлолапка шла перед ним, пошатываясь, и пришлось двигаться медленно. Кот заметил, что новоиспечённая ученица волнуется: её серые круглые ушки прижались к голове, хвостик дрожал, а белая шерсть на теле распушилась что есть мочи. Боится ли она упасть или других племён? Как отреагируют на неё Речные? Голубика тоже была здесь и наблюдала за дочерью с противоположного берега. Казалось, она в любой момент может броситься за Мятлолапкой в воду, но это не понадобилось. Ученица успешно добралась до кроны упавшего дерева и спрыгнула вниз, тут же оказываясь в объятьях гордой матери. Крылатый не стал задерживаться и прошёл на поляну Совета.