Он ещё раз помотал головой в поисках Эбигейл, но в странной комнате никого, кроме Клеменса не было. В другой раз Эрик непременно бы рассвирепел при встрече с человеком, который его заточил на Серой Площади, как узника, но сейчас он был больше подавлен и напуган, нежели зол — его до сих пор знобило после встречи с Найтмар и её жутким хозяином. А мужчина в чёрном пальто явился как раз вовремя и спас от неминуемой смерти.

Стальные глаза Клеменса сверкнули:

— Спокойно, не беспокойся о своей подруге. Ей больше ничего не угрожает. Но, на твоём месте, я бы ей порекомендовал впредь не действовать по зову сердца. Или чем она там думала, когда потащила вас на верную гибель? Иначе… — мужчина в чёрном пальто выразительно кашлянул и холодно договорил, — иначе у меня прибавится работы ровно на одну глупую девчонку.

— Где мы? — Эрик подошёл к огромным песочным часам и осторожно дотронулся до хрупкого на вид и горячего на ощупь стекла. Он почувствовал, как отхлынула кровь от его лица и яростно забилось сердце, в тот момент, когда маленькая песчинка, отделившись от остальных, рухнула на дно. — Что это?

— Тебе не стоит трогать здешние вещи, — нахмурив то, что когда-то называлось бровями, Клеменс раздражённо одёрнул его руку, — если не хочешь накликать беду. Прошлое, будущее, настоящее — заперты в этих безделушках, и не приведи мрак тебе что-то разбить, беды не наберёшься.

— Я осторожно, — Эрик всё же отошёл в сторону, от греха подальше, — почти в каждом доме на Серой Площади есть такие часы. Они как-то связаны с этой комнатой?

— С этой комнатой связано всё. Серая Площадь, её жители и их песочные часы.

— Клеменс задумчиво прошёлся вдоль заставленных рядов, — мы все, так или иначе, связаны с тем, что здесь происходит, — он остановился и вопреки своим предупреждениям, лёгонько, почти с отцовской нежностью, коснулся стекла грязных и массивных, с деревянным окаймлением часов. Песок тотчас застыл и Клеменс, что-то прошептав себе под нос, быстро перевернул часы. Песок потемнел, но вновь, оживая, закапал вниз. — А происходит здесь, Эрик Беккет, многое. Рождение, взросление, смерть. Наблюдаемые тобой часы… Они показывают мне особое время. — Клеменс выразительно глянул на Эрика. — Ваше время, предначертанное вам вашей судьбой. Я видел, как зарождаются жизни и как угасает чья-то душа. Видел, как почти полные песком часы, вдребезги разбиваются, осыпая своим содержимым мой пол. Бывало случалось, что показывали мне воскрешение, произошедшее не по моей воле, наперекор всем правилам и запретам. Воскрешение, которое чудовищным образом отразилось на судьбах тысячи людей. Тебе стоит запомнить одну вещь, мальчик. Ты никогда не обманешь смерть. Я всё знаю, всё вижу и всегда возвращаю то, что принадлежит мне, — Клеменс повернулся к Эрику и тот безошибочно узнал в его глазах угрозу. — Воскрешенного мага нет на Серой Площади вот уже две тысячи лет, а последствия до сих пор остались и мне приходится их разгребать.

— Я пока не умею воскрешать, — Эрик слабо улыбнулся. Но Клеменс явно не оценил его шутку.

— Просто имей это в виду. И не допускай того, чтобы маги из твоего окружения, особенно те, кто потерял близкого, под давлением боли, совершали ошибок. Воскрешение одной жизни не стоит смертей тысячи.

Эрик тупо кивнул. Разумеется, он догадался на что и на кого так упёрто намекает Клеменс. Вот только дело было в том, что Эрик пока не умел находить подход к Эбигейл, а слова, которыми можно было бы остановить эту ведьму, по всей видимости либо не существовали, либо он их пока не узнал.

— Думаю, в этот раз, я всё-таки расскажу тебе кое-что, что ты сам не сможешь узнать, — после некоторой заминки, выдержанной ими обоими, Клеменс успокоился и закрыл поднятую тему с воскрешением. Во всяком случае, его глаза больше не блестели предостережением, и сам мужчина в чёрном пальто выглядел довольно-таки мирным. Эрику даже показалось, что ран, гниющих на его коже и струпьев стало гораздо меньше, чем было и лицо, наконец, начало походить на человеческое. — Кое-что, о чём, наверное, только я смогу тебе рассказать, — загадочно продолжил Клеменс. — Знаешь ли ты как началась война с Адамом? — Он сурово бросил взгляд на Эрика, словно собирался сейчас отчитать. Эрик кисло мотнул головой.

— Адаму надоело, что на него нападают древние маги?

— Адаму наскучило человечество, — мягко поправил его Клеменс, — а то, что на него нападали древние маги… Что для паука мухи, угодившие в его паутину? Еда, игрушки, да что угодно, но только не противники. Адам обладает невероятным могуществом, силой, о которой, спроси любого на Серой Площади, мечтает каждый. Неисчерпаемая, первозданная магия, не питающаяся кровью, но способная победить древнее волшебство — в наше время, в эпоху вымирания магии, это уникальность.

— Ты сказал… Вымирания?

— Сам посуди, — подтолкнул его Клеменс, — первыми были Анорамонды, когда же тех не стало, на Серой Площади появились древние волшебники. Их магия существенно отличалась от анорамондовской: более затратная и менее могущественная. Но по-прежнему, сильная. Она требовала времени и особого подхода, всё ради того, чтобы себя защитить от хозяина. Как видишь, защитный механизм не сработал. Практически повторив судьбу Анорамондов, древние волшебники уступили место обычным магам и гибридам, чьё колдовство в миллионы раз слабее анорамондовского и в тысячи колдовства древних магов. Это простейшая магия, почти не способная убить.

Последняя фраза не впечатлила Эрика. Он пожал плечами:

— Почти — не считается.

Клеменс еле заметно кивнул:

— Я не зря упомянул слово «вымирание». Маги никогда не закончат битву за лидерство, природа сама это сделает за них, полностью искоренив магию на Серой Площади.

— А это возможно? — Эрик с большим сомнением покосился на Клеменса.

— Ты намекаешь на меня? — Клеменс в задумчивости коснулся пальцем губ и выдохнув, покачал головой. — Меня сложно назвать магом и к магии я не имею прямого отношения. А, если говорить о моём исчезновении, то и это вполне допустимо. Видишь ли, мы с Адамом не сошлись в поединке по одной, но очень весомой причине. Я и он в то время, не хотели, чтобы Серую Площадь раскололо.

— Что ты имеешь в виду? — Эрик не знал куда ему деться. Ему казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как он с Клеменсом переместился в круглую комнату. А конца разговора, к его огорчению, явно было не видать. Устав стоять на одном месте, тело, утомлённое долгим разговором и обездвижением, стало непослушно раскачиваться, как маятник, норовя задеть какие-нибудь неосторожно стоящие песочные часы. Эрик то и дело ловил себя на мысли, что, в конце концов, ему ничего не стоит сесть прямо на пол, где вот-вот образуется вмятина от его башмаков, но что-то ему мешало это сделать. Все те же чёртовы часы — Эрик понимал, что, если он сейчас сядет, то несколько покоившихся на полу песочных часов — упадут-не задеть их было просто невозможно. Чувствуя себя отвратительно и крайне неуютно среди бесконечного потока золотых песчинок, отсчитывающих чью-то жизнь, Эрик мысленно умолял Клеменса наколдовать им диван. А Клеменса, по всей видимости, всё устраивало. Издав пальцами щелчок, он немного отступил (Эрику пришлось тоже притиснуться к соседнему ряду). Маленькие часы с дребезгом разбились. Эрик, забывая, что поблизости стоят часы, отскочил, вплотную прижимаясь к ряду. Полка за его спиной накренилась — лицо Клеменса перекосилось, а длинная цепочка из песочных часов медленно поползла вниз. Она бы, наверное, упала бы быстрее, чем успел об этом подумать Эрик, но Клеменс, разряжая напряжение взмахом руки (Эрику показалось, что мужчина в чёрном пальто метил по его затылку), остановил и время, и падение часов, и возможное убийство. Эрик с облегчением выдохнул, поспешно извиняясь, а Клеменс вернул всё на свои места, обзывая Эрика не самым лестным словом.