Разбойник вскинул руку, и лезвие зажглось на солнце, но не успел он опустить её, как клинок Гаята вонзился в его сердце. Секунду царила полная тишина, но этого хватило, чтобы заметить и понять, и в следующее мгновение толпа заревела в слепой ярости, со всех сторон потянулись руки, жадные, скрюченные как когти стервятников. Время настало.
Я выдернул из ножен свой меч, и чёрная сталь вознеслась над их головами. Ошеломлённые они замерли, не веря своим глазам. Это было, как если бы волна величиной с гору, вдруг замерла в своём стремительном беге, остановленная неведомой силой, и в страшной ярости, сметая всё на своём пути, отхлынула бы назад, оставив у подножия золотой горы покалеченные трупы. Раздались стоны, и крики невыносимой боли заполнили воздух.
- Вот ваш враг, - изо всех сил заорал я, - и мы будем защищать свою жизнь, честь и свободу, - и выставил острие своего меча в почерневшее небо.
В этот миг чёрная туча нахлынула на нас в страшном грохоте перепончатых крыльев. Люди бросились к оружию, и началась бойня. Засвистели стрелы, проливая потоки смерти, и люди захлёбывались собственной кровью, задыхаясь в чёрном приливе смерти. Из чащи по демонам ударили эльфы и их стрелы находили своих жертв и на головы людей посыпались трупы.
Вскоре, золотая гора, превратилась в крошечный островок жизни, и рука уставала, и меч как заговорённый выискивал свою добычу, кружась над головой. Рядом Гаят наносил невыносимо быстрые и точные удары, и демоны боялись приблизиться к несущему смерть воину. Жаркий луч Велеса выжигал просеки в обезображенном демоническим оскалом небе. Шорох их крыльев был подобен граду, бьющему по жестяному полю и демоны носились в тёмном облаке чёрной бури, наполненной звериным рычанием, завывая в безумной пляске смерти.
Бой кончился так же внезапно, как и начался, буря сеявшая смерть прошла мимо, скрывшись за верхушками вековых деревьев, и мы стояли среди груды мёртвых тел, вдыхая сладковатый запах крови. Отовсюду расползались немногие уцелевшие, наполовину обезумевшие, дрожащие, с ненавистью и одновременно с надеждой кидая на нас безумные взоры. Расползались, разнося весть, весть победы и поражения. Всю оставшуюся жизнь они будут помнить этот бой, гордясь днём, и, дрожа в темноте, когда трупы друзей будут являться им во сне, укоряя за то, что они остались в живых. Но только не нам, не нам.
Изо всей этой сумятицы, я запомнил только одну картину. Старый воин, с отрубленными по самые кисти руками, стоял на коленях и плакал. Кровь сочилась из перерезанных вен и капала на землю, а внизу, у его ног, по белому соцветию ромашки, чудом сохранившейся кругом раздавленной земли, ползала пчела с обожжёнными крыльями, в тщетных усилиях подняться в голубое небо.
И солнце щедро рассыпало свои лучи, одаривая оставшихся в живых своим теплом. Жизнь продолжалась. Тихо замирали стоны умирающих. Я же думал, что надо убраться отсюда до темноты, пока трупы не начали вонять, разлагаясь на солнце, и не привлекли ночных хищников.
Ветви сомкнулись за спиной. Кровавая поляна осталась позади, укрытая густой пеленой зелени. Мы старались уйти как можно дальше, и стоны затихали, впиваясь в уши, как ядовитые змеи. Гаят остался выполнить последний долг перед умирающими. Похоронить мёртвых мы не могли, но помочь смертельно раненым было в его силах, никто другой, более слабый духом, не смог бы.
Стараясь не слушать, я пробирался сквозь дебри, и Велес, воплощение спокойствия, следовал за мной и глаза его блуждали, скрывая душевную боль и сострадание. Рука ныла от перенапряжения, и мускул непроизвольно сокращался под тонкой кожей. Усталость легла на голову, подобно свинцовому листу, разливая по телу расплавленные капли слабости и излучая страх, вдруг нахлынувший, подобно размывшей дамбу волне. Мысли лихорадочно скакали, переживая заново минуты боя. Постепенно сумасшествие закрадывалось в мозг, как старая крыса ищущая свою нору, и прежде чем Велес окликнул меня, я успел зайти далеко по зыбкой тропе уходящей далеко в иные миры и тени скользили по моему лицу, и дико хохоча, убегали в сумрачную даль.
- Как ты? - донеслись до меня слова, как будто издалека.
- Что ты чувствуешь?
- Ничего, - прошептали мои губы в ответ, - пустота.
- Источник, я знаю здесь источник с чистой водой, ты должен терпеть, слышишь, не сдавайся, такие осколки уже нельзя будет склеить заново.
И перед глазами появилось чёрное пятно, и вдруг выросло, закрыв небо, обрушилось вниз и мир погрузился во мрак. Я блуждал в чёрном тумане, и души умерших рассаживались на ветвях погибших деревьев, перешёптываясь в торжественной тишине.
Ужас выполз из своей норы в виде змеи с раздвоенным языком, и ложь каплями яда капала с его острого кончика, пропитывая отравой мёртвую землю, и что-то копошилось в ней, рождая новое зло. И откуда-то издалека доносился смех, хохот многих и многих под звон хрустальных бокалов, и отчаяние порождало безразличие, и я брёл, не зная куда и зачем, не ведая ни начала, ни конца, забыв о смысле, и грех следовал по пятам, мягко ступая кошачьими лапами след в след. Кто-то кричал в темноте, но я не мог слушать, глаза роняли слёзы, оплакивая судьбу.
Но крик не умолкал, и знакомые ноты слышались в нём.
- Вода, лей воду, - раздавалось всё громче, и мрак распался.
Как в бреду видел я копошащихся в чёрной земле червей, и алчущий вой, полный немой тоски, в последний раз прозвучал в темноте, утопая в наступающей бездне. Вдруг небо прорезал тонкий луч света, и по нему ступали три светоносных ангела, и были им имена - Вера, Надежда и Любовь.
- Его веки дрогнули.
- Лей ещё, это не простая вода.
- Да? А что с ней.
- В этом царстве, это единственное место, где вода не отравлена целенаправленным злом демонов, дождевое озеро, после перехода ундины не помнят зла. Лей, лей ещё.
И вода полилась за шиворот, промокая мешковину, и липкие назойливые волоски неприятно защекотали кожу. Пришлось очнуться. Ну что ещё оставалось делать?
- Слава тебе господи, - вскричал старик и громко с облегчением вздохнул.
- Всё нормально, - неловко пробормотал я, пытаясь приподняться. Видя, что не получается, я спросил, - А что это ты говорил о памяти ундин?