— Не особо, но в этот раз постараюсь! — я все-таки разревелась, продолжая что-то тихонько бормотать и размазывая сопли по шикарному сюртуку. 

— Что вы с ней тут творили?! — зашипел Аррирашш, со злостью глядя на графа Сибанши, — вы ее накачали чем-то?!

— Да нет, — граф все с тем же любопытством смотрел на засопевшую девушку, — просто на пару часов в одиночной камере оставили…

Когда Раш узнал, что Шуру арестовали, он сразу догадался кто и почему. Не сложно было догадаться. Если уж по Горькому переулку пошла информация, что Шура упомянула в статье Бронса, пусть и искаженная и слегка преувеличенная, то логично, что эти шепотки поймали и люди из Теневого министерства. Удивительного тут было две вещи: во-первых, что сам Арши об этом не подумал и не кинул своим людям в министерстве даже весточки, чтобы не торопились — мужчина оправдывал себя тем, что в отпуске знатно разленился и немножко поглупел, а еще тем, что та ночь выдалась на редкость паршивой в принципе, и им владели обида, злость, непонимание и все такое дальше по списку, затуманивая его способность мыслить вперед; во-вторых, на Шуру план был придуман заранее (ну просто на всякий случай), хотя по итогу сделали все кривенько и впопыхах — клеветнеческая статья о бароне-таки должна была выйти, и только после этого громко и пафосно на всю столицу должны было объявить, что госпожа Солнцева — лгунья, и провести показательную порку.

Со злорадством Раш думал о том, что в итоге вместо показательной порки журналистки графу придется выставить идиотами стражников. С легким волнением он также думал о том, что придется провести очень серьезный разговор с Шурой, а она и так вся на нервах, и кто его знает, как отреагирует на просьбу согласовывать с ним темы для статей. Этот длинный день наконец закончился, но проблема еще не была закрыта. Арши чувствовал себя немножко идиотом. Он взрослый дракон, ему уже тысяча двести тридцать шесть лет, ему не раз приходилось общаться с детьми — тот же Ярм в детстве был тем еще оболтусом и проблем приносил ну всяко не меньше Шуры — а он так сплоховал с подбором правильных слов. Не то что не смог их найти, а, по хорошему, даже не искал. Просто с чего-то решил, что раз он так о ней переживает, то она должна к нему прислушаться. Как деспотичный родитель. Но Раш ведь всегда был добрым дядюшкой и никогда — деспотичным родителем! Дядюшкой, которому можно доверить секреты, и который, поэтому, может в нужный момент подстраховать. Помниться, своему старшему брату он лет семьсот назад как раз читал лекцию о том, что если хочешь, чтобы ребенок слушался, не надо ему ничего запрещать, надо выстроить с ним доверительные отношения, и он без всяких запретов будет к тебе прислушиваться.

И теперь так сесть в лужу самому? Довольно иронично! В любом случает, теперь он не будет на нее давить, скидывать на нее ответственность за свои чувства, просто будет самым добрым дядюшкой в мире и когда-нибудь она ему откроется! И вляпываться в неприятности будет только под его заботливым надзором!

— Э-хе-хе, — Раш потер переносицу и выдохнул.

— У тебя странное лицо, — сказал Борик.

— Выглядит жутко, — заметил менее тактичный Дорик.

— Не хочешь с нами поделиться? — улыбнулась Ева, подливая чаю.

— Я окружу ее такой заботой, что она не устоит, — объявил Арши, — я не буду ни в чем ее упрекать, буду мил, предупредителен и снисходителен к ее причудам.

— А по-моему, ее надо розгами отходить, — предложил Бор с той спокойной милой улыбкой, которая говорила о серьезных намерениях.

— Поддерживаю, — встрял Дор; Арши вскинулся и раздраженно посмотрел на тех, кто хотел порушить его грандиозные планы.

— Мы не будем на нее давить! — сказал он и с надеждой посмотрел на Еву, ожидая поддержки.

— А-ха-ха, — улыбнулась она, продолжая подливать чай и не замечая, что он уже льется на белую кружевную скатерть, — нашему солнышку следует научиться думать о последствиях, разве нет?

— Лучше расскажи, как она там и когда ее вернут, — все уставились на него.

— Ну, во-первых, я заставил графа Сибанши уступить ей свои покои на время ее пребывания в башне порядка, так как они самые приличные, — с воодушевленной улыбкой сказал мужчина.

— Невинная девица в его покоях? — хохотнул Дор, — вот умора! Я бы посмотрел, как в глубине его равнодушных глаз клубится паника…

— Бедняжка, наверное, слегка смущен, — с добродушным злорадством отметила Ева.

— Скорее уж весь чешется в ожидании, когда ее можно будет оттуда выпнуть, — резонно заметил Бор.

— Именно! Поэтому я рассчитываю, что он сам постарается закончить со всем поскорее, а не затягивать, — кивнул Раш, постукивая пальцами по подлокотнику, — вела она себя странно — верно, перенервничала — но быстро заснула. Я собираюсь с утра к ней зайти. Думаю, суд будет где-то через неделю — дольше он просто не выдержит.

— А без суда совсем никак? — спросила Ева.

— «Высокий вестник» уже выпустил партию со срочными новостями об аресте Шуры, хорошенько прополоскав ей косточки, не стоит оставлять эту тему подвешенной — ее лучше закончить публично, очистив репутацию, чтобы в дальнейшем ни у кого не было вопросов, — мотнул головой Раш.

Я проснулась ночью. И поняла, что выспалась. Комната была не моя. Нет, не так, очевидно, что комната и не могла быть моей — одиночная камера тоже не была моей — но комната была явно чьей-то. Полагаю, меня устроили с удобствами стараниями Раша, слегка кого-то потеснив. Раш же мне не приснился? Были у меня сомнения на этот счет. Не может же быть, что все это взаправду: меня заточили в башне и тут в лучах света в проеме тяжелой железной двери появляется сияющий золотом рыцарь и на руках выносит меня на свободу, пока я помечаю своими соплями и слезами его сюртук. Картинка получалась какая-то ну слишком красивая и поэтому вызывала недоверие. Тем более, с Рашем мы поссорились, с чего бы ему приходить и помогать мне?

Я вспомнила свои вчерашние размышления в одиночной камере и поморщилась. Чувствовала себя дурой. У меня появились, кажется… может быть, судя по всему… по моим расчетам. Те, чье присутствие в моей жизни меня устраивает. Чье присутствие даже желательно. В смысле, когда я представляю, что их рядом нет, все кажется уже не таким забавным. Ладно, хватит ходить вокруг да около. Они мне слегка симпатичны! А это значит, что ни за что нельзя было позволять именно им заботиться обо мне. А я позволила. И уж после такого представления они наверняка поняли, что все это слишком утомительно и тяжело и больше не захотят быть частью моей жизни. Я бы не захотела.

Мысль об этом как-то неприятно дергала внутри, как будто я проглотила длинную нитку и очень четко ощущала, как она тянется через все мое нутро, натягиваясь и царапая внутренние органы. Одновременно с этим я чувствовала некоторое облегчение, ведь меньше людей в твоей жизни — меньше проблем.

— Вы так тяжело вздыхаете, — раздалось в темноте, и я аж подпрыгнула, — верно, думаете о том, что приносите много проблем окружающим, и они когда-нибудь вас бросят?

— К-красавчик-следователь?.. — глаза, привыкшие к темноте, смогли рассмотреть в темном углу мужской силуэт, который я опознала только по голосу, — не думаю, что вы умеете читать мысли, так что, полагаю, вы о себе? — я чуть успокоилась и продолжила уже увереннее, — Я принесла вам какие-то проблемы? Что вы вообще делаете в моей комнате ночью?

— Вообще-то, это вы в моих покоях, и хотя формально я дал на это свое согласие, ваше присутствие в моей постели приносит мне почти физический дискомфорт, — голос вроде был спокоен, но моя чуйка слышала дрожащие раздражением ноты за этим внешним спокойствием. Почему-то это слегка меня взбодрило! Всегда приятно знать, что плохо не только тебе. Я поплотнее укуталась в одеяло, повозилась по простыням, потерлась щекой о подушки…

— Прекратите, — зашипел силуэт, вышел из тени и сел в кресло, глядя на меня с тем осуждением, которое может позволить себе представитель власти в сторону неблагонадежного гражданина. Или с осуждением, которое себе может позволить одетый с иголочки мужчина в сторону расхристанной девушки в его постели.