На минуту художник даже забыл, что пришёл сюда не один, и вздрогнул, услышав за спиной голос: "Наша лодка на месте. Можем отправляться!" Пока он любовался старинными домами, его друг успел спуститься с проезжей части улицы к реке, где находилась лодочная станция, там обменяться несколькими фразами с охранником и вернуться к дороге. Да-да, отправляться, подумал Арсений. Пора отправляться по реке – сначала вниз, затем вверх, против течения. Всё как всегда. Но вот бы наведаться внутрь сто тридцать первого дома! Ему не приходилось там бывать ни разу, даже во двор никогда не заходил! Наверняка внутри сохранилась часть старинных интерьеров, остались какие-то детали… Было бы очень интересно их осмотреть, изучить, сфотографировать. Вслух же он произнёс: "Всё собираются сносить. Ты бываешь здесь чаще меня. Не знаешь, вот этот большой дом уже опустел?" Рыбак пожал плечами: "Чёрт его знает. Не присматривался никогда. В окнах вроде бы пусто. Особенно внизу. Но, кажется, в прошлый раз я видел во дворе какую-то бабульку с маленькой девочкой… А что? Опять хочешь в "расселёнке" пошариться?" Арсений усмехнулся. Да, он любил полазить по расселённым местам, покопаться в оставленных вещах. Попасть в сто тридцать первый дом ему хотелось уже давно. Но сегодня путь туда был заказан. Не только из-за того, что их ожидала рыбалка, но и потому, что сначала следовало убедиться в расселении дома. Меньше всего хотелось оказаться в обитаемой квартире и попасть под статью о проникновении со взломом. Конечно, Арсений ничего не собирался ломать. Он никогда не занимался вандализмом. Только вот когда поймают, спрашивать ни о чём не станут. Художник ещё раз окинул взглядом заветный дом, вздохнул и развернулся к приятелю: "Ладно, давай порыбачим".

Они вышли на реку под знакомое тарахтение слабенького, но очень "живучего" моторчика. Арсений не припоминал, чтобы когда-то видел товарища за ремонтом своей лодки, никогда не слышал от него жалоб на её поломки. Мутная вода Туры как всегда была обманчиво спокойна. И тем самым пугала. Не хотелось бы оказаться в этой воде и на собственном опыте узнать, насколько здесь глубоко. Даже при полном безветрии возле берега качка всегда была сильнее, чем на середине реки. Поэтому, когда они отплывали или причаливали, Арсений крепко держался за края бортов. Лодка была не особо широкой, и ему легко удавалось ухватиться и за левый, и за правый борт, стоило лишь расставить руки в стороны. Когда они удалялись от берега и оказывались точно посередине русла, двигатель глушили. Начинался дрейф. От лодочной станции МЧС, где приятель Арсения часто оставлял своё скромное судно благодаря договорённости с кем-то, катерок медленно перемещался на несколько километров, влекомый вперёд одним лишь течением. Как правило, проходил час, иногда немного меньше, прежде чем друзья-рыбаки достигали понтонной переправы, перегораживавшей русло и соединявшей берега старых городских районов под названием Лесобаза и Мыс. Продолжительность дрейфа каждый раз была разная, поскольку зависела от интенсивности течения. А оно всегда было очень быстрым весной и в начале лета. В июле-августе течение ослабевало – особенно сильно при засушливом лете. С началом осени оно вновь немного набирало силу.

На самом деле, не так уж важно, сколько времени длился путь рыбаков от точки старта до "конечной" возле лесобазовской переправы. В любом случае они успевали поймать хотя бы что-то. Арсений не был столь искусным в ловле рыбы, как его друг, у которого рыбалка была в крови чуть ли не с рождения. Поэтому он часто отставал от него по количеству выловленных обитателей водных глубин. Да и зачем было спешить, когда они занимались этим только ради самого процесса? Это был отдых.

Тура давно стала очень грязной рекой. Несмотря на это, воды её по-прежнему были полны разнообразной рыбы, а люди продолжали за этой рыбой охотиться. Разумеется, мало кто употреблял свой улов в пищу. Но ведь для многих рыбалка – это не столько дополнительный способ прокормить себя, сколько спорт или хобби. Ниже по течению рыбы всегда водилось больше, чем в городской черте. Однако путь дальше преграждала плавучая переправа, и за город просто так было не проплыть. Ни у Арсения, ни у его товарища ещё ни разу не возникло желания причалить к берегу, чтобы перетащить лодку по суше на ту сторону от переправы, а затем продолжить путешествие. Лодка была небольшая и со снятым движком весила всего-ничего: перенести её на 30 метров и снова поставить на воду было вполне осуществимо. "Но зачем так напрягаться? Ведь нам и в городе неплохо ловится! Верно?" – сказал как-то раз хозяин катера. Они с Арсением тогда прикармливали леща, а вместо него наловили судака и ещё какую-то мелкую рыбёшку, похожую на карасиков. Вот и в этот раз так же: надеялись на одно, а получилось совершенно другое. Когда лодка упёрлась в борт плавучего моста между Лесобазой и Мысом, мужчины сложили удочки и принялись подсчитывать улов. "Ну что же… – промычал лодочник, порывшись рукой в заполненном наполовину жестяном ведре. – Судак. Судак. Ещё судак… Карась. Ещё один карась. И… чебаки, что ли? Негусто, в общем-то". "Эти две – точно чебаки! – сказал Арсений, запустив руку в ведро после товарища. – Мой улов!" Всего в этот раз он поднял из реки три рыбины, что было ненамного меньше, чем выудил его товарищ. Ладно, семь рыбин – это тоже улов. По крайней мере, кошкам на вечернее пиршество точно хватит!

Назад они двигались чуть быстрее. Слабый, но надёжный движок, прикреплённый к корме, делал своё дело с упорством маньяка, толкая судёнышко против мощного течения Туры. Всё выше и выше, всё ближе к тому месту, откуда начался их путь. Они не всегда выходили на реку с берега лодочной станции, как в этот раз. Иногда приятель Арсения держал своё водное средство передвижения непосредственно возле дома, в самом начале улицы Береговой. Там у него имелся собственный причальчик, который, впрочем, был сколочен не очень удачно и при весеннем половодье уходил под воду. Они прошли под старым и новым Челюскинскими мостами, поравнялись с территорией лодочной станции МЧС, но хозяин лодки продолжал держать курс, никуда не сворачивая. Арсений понял, что он, скорее всего, надумал идти до своего дома и причалить там. Однако, чтобы удостовериться, спросил: "Мы идём к тебе? Не будем возвращаться на станцию?" Тот ответил не сразу, сначала пробежавшись взглядом по сторонам, словно выискивая что-то вдоль берегов: "Вода немного спала. Хочу посмотреть, сможем ли пристать у меня. Если не получится, то вернёмся. Ты ж не против ещё немного покататься?" Арсению было всё равно, где сойти на берег. Но там, возле дома товарища, было бы лучше всего – гораздо ближе идти к себе. Он уже давно сложил их удочки, упаковал в чехлы, и теперь сидел, наслаждаясь отличными видами на городские берега.

Не прошло и часа с начала их пути от понтонной переправы в обратном направлении, как лодка прошла мимо Химико-фармацевтического завода, повернула за речным руслом вправо и подошла вплотную к суше. Берег был в подгнивших из-за высокой воды зарослях камыша и молодых деревьев. Причал рыбака ещё не полностью освободился из водного плена. Однако к нему вполне можно было пришвартоваться, оставить судно и по сырым ненадёжным доскам осторожно пройти к дому, до которого от воды сейчас было не более десяти метров. Вот и закончилось на сегодня приятное времяпрепровождение, пора возвращаться к будням, подумалось Арсению. На суше его ждали незавершённые и малоприятные дела, от которых было не скрыться, сколько ни плавай. Нужно было их решать, заниматься обустройством своей жизни. Художник вспомнил, что должен был с утра созвониться со своим адвокатом и обговорить все детали их совместных действий на очередном судебном процессе, намеченном на ближайшие дни. Надеясь, что ещё не слишком поздно для столь важного разговора, Арсений поспешил покинуть лодку и распрощаться с другом. Пройдёт неделя-другая, и они вновь соберутся порыбачить. Потом сядут здесь, возле дома, накормят пойманной рыбой кошек, а для себя организуют шашлычки на настоящем мангале с углями. После, откупорив бутылку прозрачной крепкой, будут отдыхать, периодически заговаривая о какой-нибудь ерунде. Лучшее впереди! Лишь бы успеть покончить к тому времени с оставшимися проблемами, да наконец вздохнуть свободно.