На улице было относительно спокойно. Автобусов пока больше не было, а рядом, возле здания администрации фабрики, стояло лишь три машины. Отсюда Большая Заречная тянулась на 500 метров вправо, до самого вала в верховьях Старой Зареки, и на 2,5 километра влево, пару раз прерываясь и окончательно теряясь где-то возле безымянного заболоченного пруда, расположенного вдоль Мысовского переулка. Одна из самых протяжённых улиц Заречья! Большей длиной обладала только Береговая. Других улиц схожей длины Старая Зарека не имела. Более оживлённые – да, но не столь длинные. Арсений хорошо знал свою улицу, ведь он прожил здесь всю свою сознательную жизнь. Улица была историческая и знаковая для своего района. На ней стояло много очень старых домов – и деревянных, и каменных. А её история, как история всего района, была неразрывно связана с самым ранним освоением тюменской земли. Сначала возникла улица вдоль левого берега Туры, вскоре названная Береговой. Следующими после неё чётко организованными улицами стали Мостовая, переименованная в советское время в Щербакова, и, собственно, Большая Заречная, которая сохранила своё первоначальное название в неизменном виде. Вдохнув свежий июньский воздух, Арсений прикрыл за собой калитку железного решётчатого забора, отделявшего двор от уличного пространства, и двинулся вдоль проезжей части в сторону ближайшего магазина. Идти было всего ничего. Магазин располагался в том же здании, что и офисы мебельной фабрики.

Скорее, даже не магазин, а так… забегаловка размером "шаг на шаг", всего с несколькими витринами и полками, где была навалена уйма разнообразного товара. Арсения мало что интересовало из представленного там изобилия мелочёвки в блестящих упаковках. Ему хотелось купить чего-нибудь из нормальной еды. А выбор этого самого "нормального" оказывался не слишком богат – мягко говоря. Можно было потратить несколько минут и дойти до улицы Щербакова, где располагался более-менее сносный супермаркет. Но сейчас идти туда не хотелось. Да и здесь Арсений был "своим": он всех знал, его все знали. Он даже мог иногда брать что-нибудь в долг под расписку, когда на смену выходила его старая знакомая продавщица. Кстати, сегодня как раз был её день. "И тебе того же! – отозвалась женщина из-за прилавка с кассовым аппаратом, когда художник оказался внутри помещения и выдавил из себя дежурное приветствие. – У-у-у-у, что-то на тебе совсем лица нет! Заболел, поди?" Арсений никогда не рассказывал ей всего, что происходило в его жизни. А зачем? Ведь от этих рассказов ничего не изменится. А она ему хоть и хорошая знакомая, но всё же не жена, не сестра, не близкая подруга. Незачем вываливать свои трудности на других людей. Даже на тех, кто готов выслушать и как-то поддержать. "Заболел", – кивнул в ответ Арсений, подойдя к кассе. Он окинул взглядом ближайшую витрину, затем полки позади продавщицы: "Дай мне хлеба, вон ту колбасу и… какой-нибудь паштет". "Какой-нибудь паштет! – многозначительно повторила женщина с чуть заметной улыбкой. – Не знала, что ты любитель сюрпризов! Скажи хоть, какой выбирать: подороже иль подешевле?" Разумеется, он выбрал вариант "подешевле". Денег было не так много, чтобы даже такие простые вещи покупать, не глядя на ценник. Арендная плата за комнату-мастерскую на прошлой неделе отняла у него немалую часть его месячного бюджета, который "проседал" уж который месяц подряд. Теперь приходилось экономить едва ли не на всём. Если так пойдёт дальше, придётся либо идти жить на улицу, либо уже по-настоящему голодать. Если б только можно было совсем не питаться! Но нет, человек должен каждый день хоть что-то есть. Подумав секунду, Арсений всё же решил взять ещё и пива. А, чёрт с ним!

Выйдя на улицу, Арсений заметил очередной автобус, который прошёл мимо. Зелёный такой, не слишком длинный. Нечто среднее между маршрутным такси и полноценным большим автобусом. Когда звук его движка пошёл на убыль, мужчина уловил детские голоса. Возле двухэтажной "деревяшки" на той стороне улицы играла местная ребятня. Дом, располагавшийся ровно против того, в котором обитал художник, расселили минувшей осенью, почти под зиму. С той поры он становился то пристанищем для бомжей, то форпостом для игр детишек с округи. Что ж, пусть резвятся. Мелкие сорванцы любят лазать везде, где только возможно, в том числе и по всяческим заброшкам. Ведь очень хорошо, что по-прежнему остаются дети, не зомбированные телевизором и гаджетами, а способные гулять и общаться на улице, даже придумывать себе какие-то забавы и приключения!

Неторопливо возвращаясь к себе, Арсений задержался возле стальной калитки. Его взгляд зацепился за один из башенных кранов, что высились в стороне отсюда, между Щербакова и Красноармейской. Там уже не первый месяц активно шло строительство жилого комплекса, пришедшего на смену целому старинному кварталу. Хорошо хотя бы то, что эти новостройки не будут столь высокими, как те, что недавно выросли рядом с Профсоюзным мостом. Да, хорошо. Но не слишком. Любая подобная стройка – это изменение всего уклада района, его эстетики, самобытности, складывавшихся на протяжении столетий. Бетон, стекло, гранитная плитка и почти никакой растительности – вот он, дивный новый мир, поднимавшийся к небу прямо в сердце Старой Зареки, обретавшей бессмертие в те грустные для неё дни, когда её уникальную старину навсегда сметали с лица земли.

Арсений не заметил, как заснул. Видимо, пиво так подействовало, которое было выпито на голодный желудок. Но то было кстати, поскольку день всё равно казался пропащим, и мужчина попросту маялся от безделья. Следовало бы не топтаться на месте, а начать поиски нормальной работы, но он не спешил с этим. Всё надеялся благополучно протянуть, подрабатывая "дворником по звонку", да ещё занимаясь репетиторством по рисованию и истории искусства. Учеников было мало, а в последнее время их число и вовсе сократилось до одного. Однако последний приходил регулярно вот уже на протяжении многих месяцев. И, кажется, не собирался прекращать. Арсений очень на это надеялся. Ему даже приснилось, как он ведёт очередное занятие со своим подопечным. Они сидели возле окна перед мольбертом и оживлённо беседовали, держа в руках кисти. Затем вдруг что-то помешало, нарушило целостность сна. Образы смешались, будто взболтали бутыль с водой. Затем Арсений проснулся в кресле, стоящем почти у самого выхода.

Сквозь ещё не до конца ушедший сон художник понял, что слышит голоса в глубине дома. Возбуждённый и расстроенный женский голосок с надрывом объяснял что-то. Его резко перебил уже хорошо знакомый Арсению рык соседа. Смахнув остатки внезапного дневного сна, мужчина окончательно удостоверился в том, что его зловредный сосед перебранивается с какой-то женщиной или девушкой: слишком уж нежным и высоким был второй голос. Звуки ссоры заинтересовали Арсения настолько, что он поднялся с кресла и прильнул к двери, пытаясь разобрать слова. "Что же мне теперь делать? Как жить дальше?" – донеслось до художника. Женщина или девушка, вероятно, плакала, а голос её дрожал. "Будешь делать, что я скажу! – орал за стенами работяга-сосед. – Не устраивает – вали к чёрту, живи на улице!" В следующие секунды раздался звук распахнувшейся двери соседской квартиры. Затем лёгкие шаги. Звук захлопнувшейся двери, причем такой, словно её отправили в исходное положение рывком и с силой, что кратно добавило грохоту. Плач и шаги, поспешившие вниз по лестнице. Спустя несколько секунд всё стихло. Арсений встрепенулся и рванул к окнам, что смотрели во двор, но тут же упёрся в столы с наваленным на них всяческим нужным и не очень барахлом. Они стояли ровным строем вдоль стены так, что к окнам не приблизиться, никак нормально не выглянуть наружу. Вот чёрт! Мужчина подумал секунду, потом метнулся к одному из окон, выходивших на улицу, раскрыл створки и высунулся чуть ли не по пояс. Внизу никого не было. Лишь мимо проплыл очередной автобус, ненадолго нарушив вечернюю тишину. Кстати, время действительно уже стояло вечернее. Чуть правее разгорался яркий закат. Подул прохладный ветер, обещая не по-летнему холодную ночь. Арсений устало вздохнул и втянулся внутрь, закрывая за собой окно. Жаль, что ему не удалось увидеть, кто это был. Но, быть может, увидит позже!