Он говорил недолго, но довольно туманно обрисовывал перспективы, одновременно размышляя, что следует делать. Фалькенарцев с людьми Тумасшата он отправил в разведку, осмотреть близлежащие территории, а сам возглавил вторую экспедицию для поисков провианта в сгоревшей деревне с рыбаками. Они перекапывали каждое пепелище в поисках подвалов, где его новые подчиненные надеялись найти и своих выживших домочадцев, но везде они находили лишь спекшиеся трупы и не могли сдержать эмоции, а сам Ритемус, тряс их, хлестал по лицам, приводя в чувства, приказывал продолжать поиски, и они вставали, не скрывая истерики, за этим треклятым солдафоном, у которого, как им казалось, не было ровно никаких чувств.
- Своим плачем вы не оживите их! - кричал в который раз Ритемус, и вдруг решился сказать, - Я тоже потерял всех своих близких, и знаю, что вы чувствуете! Я точно также их оплакивал, но это их не вернуло к жизни. Лучше помогите делом живым, нежели рыданиями – мертвым!
В подвалах уцелело много полезного, что помогло продержаться возросшему в численности отряду, и последняя вереница людей, таскавших скарб на место стоянки, ушла из деревни, когда солнце уже скатывалось вниз по горизонту. Люди представляли собой едва ли не более печальное зрелище, чем утром - перемазанные вторым слоем сажи, уставшие до смерти, они тащили разрубленные останки уцелевших бревен, чтобы сжечь их окончательно, сани со съестным, одежду или то, что могло ее заменить – одеяла, шерстяные платки и тому подобное. Ритемус ничем не отличался от них – разве что у него не было опухшего от слез лица, как у большинства, которое было все еще зло на него. Ему удалось заставить их подняться и работать, но новым камнем преткновения стали драгоценности и семейные реликвии – он позволил взять всего понемногу, а огромные золотые броши и подсвечники он приказал закопать. И ему повелевались, не оспаривали главенство, хотя он был совершенно один среди рыбаков, и удовлетворенный этим, заснул по возвращении, как мертвый.
Северан вернулся поздним вечером, принеся плохие новости – колонны техники появлялись едва ли не каждый час, но патрули в лесу они встретили лишь дважды. Ритемуса эта новость не утешила – два сгинувших патруля противник не простит – и приказал фалькенарцам, Тумасшату и еще паре людей, которые заслужили его доверие собраться на совет, хотя советом это называлось лишь формально – Ритемус уже принял решение, а остальным нужно было мягко донести его до остальных. Он решил вернуться ближе к фронту, потому что его осенило – уйди они на север, и к ним тут же прибьются голодные и оборванные жители разграбленных деревень, которые будут более обузой, чем помощью.
Едва ли не до полуночи он и Тумасшат прокладывали наиболее безопасный маршрут, а затем, обнаружив, что время позднее и им придется менять его не раз и не два, а потому решили действовать по обстоятельствам, хоть это и было самым безрассудным решением. Лагерь к тому моменту уже спал несколько часов кряду, и Ритемус, не мешкая, поднял их. Оказалось, перетасканного с пепелища скарба было слишком много, чтобы уместить на нескольких санях и поддерживать высокий темп марша, и они взяли с собой лишь продовольствие, оружие и палатки с тентами, оставив многое – утварь, снасти и прочее, что было решено закопать в одном из подвалов, завалив его бревнами и поломанной мебелью. Шли в темноте, без факелов, в молчании, полагаясь лишь на память погорельцев, и уповая на то, что их силы не иссякнут и небеса не подпустят к ним патрули слишком близко, впрочем, этого и не требовалось – Ритемус сам едва ли различал идущие позади него и проводников силуэты, сливающиеся с однотонной тьмой, возложенной на землю затменной облаками луной, и различал их лишь по глухому скрипу серого снега. Дети, за которых он так боялся, мирно спали в санях, верхом на поклаже – они тоже сегодня носили вещи с пепелища. Близко их не подпускали, чтобы не напугать, однако дали оказать посильную помощь. Ритемус почему-то подумал, что скоро они так же будут подавать снаряды и обоймы с патронами в бою, наверное, не понимая, зачем эти взрослые делают столько шума и вдруг падают наземь, засыпая, и больше не просыпаются. Сколько таких, как они, переживут войну и вольются в первое послевоенное поколение – несчастное, голодное, озлобленное и бездомное, и населят переполненные сиротские приюты, а потом будут промышлять мелкой кражей – единственным источником существования среди всеобщей разрухи?
За Валеруса ему тоже было тревожно – где сейчас Видерим, он не знал, равно как и никто из присутствующих. Если юноша выживет и не получит нужный урок, ему обеспечен титул главаря разбойничьей шайки… Ритемус помотал головой, словно стряхивая ненужные мысли, словно снег, и посмотрел назад, выискивая объект своих дум. Тот шел недалеко, согнувшись под ношей – он тащил на спине ребенка, упавшего во сне с саней, а вслед за ним шагала женщина, по-видимому, мать, пытавшаяся помочь Валерусу, но тот ускорял шаг, стремясь догнать сани. Ритемус подбежал к ним, взял ребенка, и, переступая трофейными снегоступами, аккуратно положил его между коробами с инструментами. Таких снегоступов было немного – два десятка, и всех их раздали тем, кто охранял отряд от нападения с флангов и тем, кто тащил сани, остальные выбивались из сил, чтобы не увязнуть в снегу, и не сбавляли шага, подгоняемые страхом.
Скоро, как и следовало ожидать, поднялся ветер и повалил снег, густыми хлопьями ложась на плечи и набиваясь в складки одежды. Ритемус нашел в этом и положительный момент – снег помог заметать следы замыкающему отряду, который вениками приглаживал снег – это была задумка фалькенарцев, и теперь хитрости бывшего врага пошли на службу арлакерийской армии. Скоро с неба свисала одна огромная белая стена, сквозь которую невозможно было пройти, она все длилась и длилась на километры вдаль. Так продолжаться долго не могло – наст становился глубже с каждым часом, и каждый шаг давался с все большим трудом. Ритемус посоветовался с Тумасшатом, и было решено взять чуть в сторону от намеченного пути, чтобы остановиться в одном из охотничьих домов, куда минатанцы еще не доходили. Через несколько часов наиболее выбившиеся из сил спали младенческим сном в доме, сгрудившись воедино и разостлав под собой несколько сшитых медвежьих шкур, остальные поставили несколько брезентовых палаток вокруг и накинули шкуры поверху, чтобы они задерживали тепло внутри, и разожгли долгожданный костер под тентом так, чтобы дыма было немного. Однако самым выматывающим занятием была выдача пайка – на человека отрезали мизерный кусок хлеба и еще меньший – засоленного мяса, затвердевшего до состояния камня. Консервы решили приберечь на самый крайний случай, а чтобы компенсировать недостаток еды и обмануть ворчащий желудок, требующий большего, каждый влил в себя по кружке кипятка, и все равно – запасы пропитания заметно поредели, хотя, по расчетам Ритемуса, при такой норме они продержатся еще дней пять, быть может, семь, если повезет. А затем придется либо есть кору с кореньями либо грабить проходящие колонны с риском для жизни.
- Какая деревня от нас ближе всего? – спросил Ритемус, морщась от огня, льющегося из алюминиевой кружки внутрь, у Тумасшата. Самая близкая деревня была в нескольких километрах отсюда, но чуть в стороне была еще одна, откуда и начал путь их отряд. И там еще оставался пастор, на которого у Ритемуса были планы. Он отправил Тумасшата и несколько бойцов в разведку к одной деревне, а сам с Севераном и проводниками направился к церкви.
Деревня была по-прежнему мертва. Горевшие когда-то останки уже не дымили, а в остальном поселение осталось таким же, каким они его покидали, за исключением заднего двора церкви – могила была раскопана. В самом храме, чьи двери были настораживающе раскрыты, было пусто. Многие образы, фрески и иконы были разбиты, мебель и алтарь, видимо, рубили топором.
- Пастор, вы здесь? – крикнул Ритемус в пустоту. Некоторое время царило непроницаемое молчание, затем послышался звук падающих деревянных досок, скрип, и чьи-то торопливые шаги. Пастора при приближении было сложно узнать – его прежде безупречная сутана была разорвана и теперь наспех сшита, и потеряла всякий блеск, став серой от пыли, седые волосы стали почти белоснежными, левую сторону лица украшал огромный лиловый синяк с кровоподтеками, а сам он прихрамывал на левую ногу. Он оступился и едва не упал на сломанную скамью, но Ритемус успел подхватить его и аккуратно усадить на доски.
