- Успокоился? – спросил Таремир.

- Да. Почти.

Они все шли к дому Ритемуса.

- Портняжка… Действительно, прогадали, а? – и усмехаясь, ткнул Ритемуса в плечо. – Черт побери, не отличить планшет от сумки портного – вот уж бред... Тебя довести до дома?

Смысл вопроса дошел до Ритемуса лишь спустя десяток секунд – теперь им овладело оцепенение, какое объяло его в ресторане. Он вдруг остановился, взял Таремира за предплечья и посмотрел ему прямо в глаза.

- А разве тебя не заметят? Я должен сказать «спасибо», и я скажу, но зачем ты ввязался? Ты мог бы позвать патрульных и исчезнуть.

- А ты остался бы сидеть за решеткой вместе с этими свиньями? – с легким пренебрежением во взгляде спросил тот.

- Через два часа после задержания я бы приехал обратно домой с процессией и помпой.

- Все равно я не мог рисковать тобой. И извини меня за сказанные слова.

Ритемус молча кивнул. На глаза попалась карикатура на Канцлера и Вождя, рядом с листовкой, призывающей голосовать за Вождя, с одной стороны, и, сорванной наполовину листовкой аналогичного содержания, но возрожденческого толка, с другой. Канцлер в военной форме, увешанный наградами и аксельбантами, с огромным пузом и почти таким же большим красным, как кровь, каплевидным носом, кричал и плевался слюной, держа в руке шпицрутен, а Вождь, иссохший, низкий и горбатый, с выпученными глазами и большим изогнутым носом, характерным скорее для жителей Хитании, замахнулся для удара тростью по голове Канцлера.

- И скажи мне, разве этого не удастся избежать? – показал он на эту роспись. - Скажи мне, как другу. Я знаю, мы должны оба хранить тайну, но я просто хочу знать: да или нет?

- И я не знаю, Рит. Я тоже не отношусь к кругу избранных, и, как и многие, пребываю в догадках. Знаю лишь, что все это решится очень скоро. И потому я извинюсь за эти слова еще раз, но не отрекусь от них, - и видя распаляющийся гнев в глазах Ритемуса, сам вцепился в его локти:

- Я не хочу оскорблять твоих родных, и я сам скорблю до сих пор по Лимии, но сказать я хочу о другом!

- О чем?! – Ритемус чувствовал, что его истрепанному и опустошенному терпению приходит конец.

- Разве ты не видишь, что происходит? Республиканская партия начала трещать по швам, когда «Союз Возрождения» появился как единственная весомая альтернатива ей. Многие демократы сами не верят, что идеи всеобщего равенства удастся воплотить в жизнь. Что даст демократия в абсолютном ее смысле? Что может сделать толпа, если дать ей власть? Она задохнется в ней! Она впадет в эйфорию, а потом, увидев, что она сама ответственна за свои действия, впадет в панику и начнет жрать сама себя, и в конце концов, захлебнется в крови! Ею нужно управлять. Конечно, немного самостоятельности, а с нею и ответственности, людям никогда не мешает – самостоятельность делает человека более разумным, не дает забыть, что он не животное и от его действий будет зависеть даже не столько его жизнь, а жизнь других. Но самостоятельность – вещь капризная: дашь меньше, чем нужно, и это приведет либо к недовольству из-за ограничения ее, либо ты обнаруживаешь, что управляешь тупыми скотами, которые знают, что вся жизнь определена заранее и потому апатичны ко всему. А вот большие самостоятельность и ответственность могут привести к тому, что я уже сказал. И несмотря на это, на этот страх и панику, все равно будет требовать больше и больше, пока не наступит коллапс. Требовать будет нечего. Да и некому.

Ты знаешь, сколько революций было за последние двадцать лет? Знаешь. Все за демократию, и все за равенство и т.д. И все они либо расстреляны, либо уже кончают свой век, потому что они так и не смогли разрешить внутренние противоречия. Они изменили лишь форму, но изменить содержание они либо не смогли, либо даже не хотели. Именно поэтому Канцлер воздерживается от провозглашения Партией приверженности к какой-либо форме государственного устройства. Пусть это будут элементы и республики и монархии, элементы демократии и авторитаризма и даже в чем-то - тоталитаризма. Мы воздерживаемся от насилия, и не собираемся доламывать то, что осталось нам от королевской системы и собирать ее заново. Мы хотим просто ее перестроить. Без большой крови, без…

- Тогда и ты знай, что любая власть, по сути своей, одинакова. И ты, и я далеко не политики и оба можем быть неправы, потому что политология раньше Арлакериса опиралась на форму триединства – «Одна страна, одна вера, один король», и другие формулировки отвергались, едва зародившись. Кто бы ни выиграл в этих распрях, итог, я считаю, будет один. Какой – не знаю, но вариантов у победителя не будет. А что до страха перед республикой как будущим Арлакериса – это в том числе и потому, что страна никогда не знала, что на политическую жизнь можно влиять. Это как учиться седлать лошадь или… учиться водить автомобиль. В начале страшно, а затем оказывается, что это ничуть не трудно и даже полезно.

- Ритемус, В Демпартии появилось слишком много течений, тяготящих к национализму, либерализму или автократии. И самое главное, этот развал происходит от того, что твои товарищи до сих пор стоят на тропе войны. Они хотят заключить под стражу, а затем пожизненно ограничить в правах всех, кто имел дело с королевскими войскам, и своевременно не раскаялся в этом, и эта позиция отталкивает многих. Люди устали от насилия.

И позволь заключить всю мою тираду в одну фразу: я не против демократической партии. Нисколько; я лишь описываю тебе обстановку. И я не хочу, чтобы ты оказался когда-нибудь в лагере побежденных. И не хочу тебя потерять. Ты меня слышишь? – и резко затряс его. Ритемус опустил голову, словно бы заснув, и сначала не реагировал, а затем резко сбросил по-прежнему вцепленные в него руки и сделал шаг назад.

- Когда-то я было поверил, что республика умрет, даже не зачавшись – тогда, сразу после Гиремаса, я ушел и затерялся неподалеку от Тендерума. Когда меня призвали встать против Минатан, я понял, что республика еще живет и борется, хотя и предполагал, что этот подъем на колени после Гиремаса – последнее и бесплодное усилие организма выздороветь, за которыми последуют конвульсии и агония. Чуть позже, уже по прибытии в Рателан, я понял, что республика смогла немного укрепиться и она кое-где успешно противостоит королю. И все равно я и тем, кто был рядом, думали, что после Минатан падут оба правительства.

- Но не пали, благодаря нам!

- Нет, благодаря Вождю. Вы появились благодаря Вождю. Канцлер и все его драное «Офицерское братство» поняли рано или поздно бы, что надо было примкнуть – когда остались бы один на один с императорской армией, а республики бы не уже было. Вождь знал, что заплатит за это дорого в будущем, но другого пути не было, иначе и этого будущего тоже не было бы. В партии действительно много недовольных этим решением, но кто знает, чем бы все кончилось, если бы он не поддержал Канцлера? Хватило бы наших истрепанных сил на отражение интервенции?

- Ха, у тебя сослагательное наклонение через слово, друг мой – сразу видно, что все этоваши домыслы. Канцлер сам первым предложил помощь Вождю, и он ее принял, и у него все уже было готово к тому моменту.

- Что ж, у меня на этот счет другие аргументы, но я не буду продолжать эту демагогию. Ты у нас всегда любил поболтать, и я не буду доставлять такого удовольствия. Я скажу лишь то, что после вышесказанного мною, после неверия и крушения надежд, я наконец вижу, что Республика находится на подъеме, и силы ее велики. И ты хочешь, чтобы я предал ее в этот момент? Нет, уж, уволь, я не поддамся на эти уговоры, к слову, совершенно неубедительные. Я нахожусь в этой среде, вижу деятельность республиканской власти изнутри, и картина, что я вижу, совпадает с твоими доводами лишь незначительно. А посему уволь, и будь добр, оставь меня. Я хочу видеть тебя как друга, но все это время ты говоришь, как чертов вербовщик. Где тот Таремир, которого я знал?